Знакомый с праздничного пира

— Обещаешь не плакать? — спрашивает Мир, и Якобина фон Фюрст, сгорающая от нетерпения, может лишь кивнуть. Она готова обещать что угодно, лишь бы ей поскорее показали обещанное.

Ей помогают забраться на дуб — маленькая баронесса впервые делает это, и ей становится ужасно весело и страшно одновременно. Мир забирается следом, помогает ей добраться до огромного дупла. «Это там» — слышит Якобина шёпот нового друга, и тут же хватает его за руку — она не хочет кидаться туда одна. Она слишком труслива, чтобы сделать это. Но вдвоём не так страшно.

Якобина зажмуривается покрепче, когда они с Миром прыгают туда, а когда открывает глаза — не почувствовав до этого никакого удара — понимает, что оказались они в совершенно удивительном месте. Якобина снова зажмуривается и щипает себя за руку. Ойкнув от боли, она снова открывает глаза и трёт место щипка. Нет, не показалось. Это всё то же место.

Здесь всё чёрно-белое — деревья, скалы, трава, цветы и озёра. Только Якобина и Мир выбиваются из этой странной картинки. На белом небе нет ни солнца, ни луны — ничего. Оно гладкое и белое, словно чистый лист бумаги. И Якобине фон Фюрст очень хочется нарисовать на этом белом небе хоть что-нибудь. В голове же всё словно плывёт, и что-то в душе ворочается, меняется, и всё кажется таким бессмысленным и удивительным сразу. Мира ничего из этого не удивляет — он за рукав тащит свою подругу к одному из озёр.

Озеро кажется маленькой баронессе вполне скучным — в нём даже ничего не видно. Только их отражения — словно в настоящем зеркале. Разве что отражения чёрно-белые, а не цветные. Но Мир отпускает её руку и ныряет в него. А потом, на секунду вынырнув, просит её нырнуть вслед за ним, что Якобина и делает — в конце-концов, лучше увидеть что-то пугающее вдвоём, чем остаться тут совсем одной.

Первое, что она понимает, очутившись в озере — там можно спокойно дышать. Не нужно задерживать дыхание. И там, где-то в глубине виднеется что-то яркое, что-то пугающее, живое, бурлящее, что зовёт по имени и просит спуститься ниже. Якобина беспокойно оглядывается по сторонам в поисках Мира и понимает, что он уже успел спуститься ниже, и плывёт за ним — если это можно назвать таким словом, потому что достаточно было только подумать об этом, как она оказалась совсем рядом.

Следующие несколько мгновений Якобина помнит плохо — только как успела схватить Мира за руку, как они очутились около какого-то странного камня, как Мир дотронулся до него, а потом всё забурлило, запузырилось, и стало так страшно, что маленькая баронесса чуть не завизжала от страха, а потом вдруг почувствовала, как холодная вода обволакивает её, как чуть не попадает ей в лёгкие, как Мир из последних сил дёргает её или толкает, или ещё что-то...

В себя Якобина приходит от холода. Они в мокрой одежде сидят на красном песке у какой-то незнакомой бурлящей реки, в которой, вероятно, они и искупались, спускающейся по камням ниже, к тому чёрному выслклму замку, что и отсюда наводит на маленькую баронессу ужас. Мир тут, рядом, он пытается отдышаться и отогреться одновременно. Он кажется немного виноватым и тоже напуганным. Возможно, ещё более напуганным, чем она сама. Лицо у Мира совсем бледное, кудри намокли и прилипли ко лбу, а щека и ладони почему-то расцарапаны. На самой Якобине, как ни странно, ни царапинки. Зато куда-то делась одна туфелька.

Вокруг сплошные скалы. Мрачные, суровые, тёмные. И песок — кроваво-красный и жутко холодный. Небо тёмно-бардовое, и на нём горят целых два тусклых солнца — Якобина никогда не видела ничего такого. Рядом шумит река — вода в ней того же красноватого оттенка, что и всё остальное. И Якобина не понимает толком, как им удаётся сидеть на покатой поверхности берега.

— Это Крогденские шахты, — кивает он на вырубленный в скале вход неподалёку от них, и голос его кажется таким осипшим, что впору испугаться хотя бы из-за этого. — Тут добывают астарнские рубины.

Якобина пожимает плечами. Она не понимает, почему это место должно быть страшным. Не понимает, почему это должно её пугать. Её куда больше пугает тот чёрный замок, от которого едва не поднимаются столпы магии, чем трещина в безобидной скале. Якобина выпутывает ленту из своих волос — безнадёжно испорченную ленту, которой теперь место только на свалке. Оставшаяся туфелька, чулки, платье и пояс тоже испорчены — тётя обязательно будет ругаться из-за этого, — но снять их и выбросить так легко никак нельзя. Она промокла и ей ужасно холодно, а ещё снова хотелось есть — от этого маленькая баронесса снова начинает изо всех сил жалеть себя.

Якобине хочется разреветься, и она уже начинает шмыгать носом, когда видит умоляющий взгляд Мира, который заставляет её передумать куда лучше, чем все увещевания и угрозы няни или тёти. Тут же вспоминается обещание не плакать, и Якобина встаёт на ноги, утирая рукавом нос. Добраться до нового друга оказывается куда сложнее, чем она ожидала.

— Нам надо к замку, — не очень уверенно сипит Мир, тоже поднимаясь. — Там мой отец, он вернёт нас обратно.

Легко сказать! Якобина снова угрожающе шмыгает носом, предупреждая, что она не совсем отказалась от затеи разреветься в голос. У неё нет одной туфельки, вторая промокла и хлюпает так, что ступать в ней неприятно. У Мира сапоги тоже хлюпают, но у него их хотя бы два. Он идёт первым, стараясь помогать Якобине спускаться за ним, шепчет извинения за то, что не может сейчас посадить её себе на спину — слишком боится оступиться или не удержать. Маленькая баронесса тихонько хнычет, но продолжает идти, опираясь на Мира и то и дело ойкая и всхлипывая.

До замка довольно далеко. И это вовсе не садовые дорожки, вымощенные каким-нибудь камнем. Тут приходится долго спускаться, и идти тяжело, а Якобине ещё и больно. И не сказать, что ей нравится идея добраться до замка, что так её пугает. И река шумит под боком, и так страшно свалиться в неё, что маленькая баронесса цепляется свободной рукой за все, за что только может — за большие круглые камни, за редкие кустарники (те, что не колючие), за ветки ещё более редких мелких и тонких деревьев...

Мир кажется мрачным и пристыженным. Он почти не говорит и никак не ругает Якобину за то, что она готова расплакаться. У него дрожат руки, трясутся колени, он поджимает губы и сам едва не плачет. Идти приходится вдоль реки, и Мир периодически бросает на неё взгляды и каждый раз вздрагивает, снова сжимает губы и продолжает осторожно спускаться дальше, пока не достигает большого валуна, поросшего мхом. Тут мальчик останавливается, беспокойно оглядывается по сторонам (и Якобина в страхе оглядывается тоже), отпускает руку своей маленькой спутницы, после чего садится на колени и осторожно соскальзывает с камня. Камень этот кажется Якобине просто огромным — должно быть, с неё ростом. Она нерешительно вступает на него, садится — ой, няня убьёт её за настолько испорченное платье — и не без помощи с трудом придерживающего её Мира, охая, ахая и ойкая, соскальзывает вниз.

Дальше идти становится проще. Река уходит немного в сторону, и она больше не течёт так бурно, а замок находится совсем близко. Якобина даже радуется этому, пусть даже замок совсем недавно пугал её одним своим видом — сейчас она так устала, замёрзла и проголодалась, что была бы рада даже если бы из-за одного из валунов выскочила рассерженная её уходом няня и отвесила ей пару шлепков, прежде чем переодеть в сухое и чистое и накормить.

Якобина покорно плетётся вслед за Миром всю оставшуюся дорогу — да и он сам уже не бежит, как там, в саду. Идёт так же тихо, беспокойно озираясь по сторонам и дёргаясь от каждого шороха. Тёмные скалы и красное небо и без того кажутся маленькой баронессе неприветливыми и неуютными, но от некоторых звуков она почти взвизгивает от страха и изо всех сил цепляется за бледного друга, который каждый раз напрягается ещё больше.

Увидев около самого замка — они почти дошли — направляющееся прямо к ним чудище, огромное, всё покрытое густой неравномерной по длине тёмной шерстью, с горящими синим глазами, Якобина визжит в полный голос, и Мир, задрожавший от ужаса и побледневший ещё больше, хотя пару мгновений назад казалось, что больше просто некуда, толкает её себе за спину, нерешительно делая первый шаг навстречу чудищу. Маленькая баронесса от страха закрывает глаза ладонями и пытается стать ещё более крошечной.

— Назад! — слышит Якобина чей-то громогласный окрик и тут же открывает глаза.

Синеглазое чудище покорно отступает, хоть и тихо рычит, пропуская к ним большого мужчину в алом плаще. Мужчина этот усмехается, но девочке почему-то кажется, что глаза у него очень серьёзные. Даже строгие. Мужчина подходит к ним очень близко, и Якобина осторожно выглядывает из-за спины Мира, не решаясь подходить ближе. Что-то в этом большом высоком человеке пугает её. Возможно, он пугает её даже больше, чем то чудище, от которого их спас.

— Ты когда-нибудь сведёшь меня в могилу своими выходками, Мир, — улыбается мужчина одними губами, глаза его всё это время остаются такими же серьёзными, как и прежде. — Что, пытался понравиться очередной принцессе?

С этими словами он снимает плащ, подходит и заворачивает в алую ткань Якобину. От этого становится куда теплее. Девочка делает неуклюжее подобие книксена и опасливо косится в сторону усевшегося неподалёку чудища. Мир не может вымолвить и слова в первое мгновенье, а потом бросается на шею мужчине. Тот подхватывает его на руки, целует бледные щёки и слипшиеся мокрые кудри. И Якобина думает, что ужасно завидует новому другу — своих родителей она не видела ни разу, а тётя никогда не целовала и не обнимала её.