По закону

Собака посмотрела на меня и зевнула. Затем она поднялась на свои коротенькие ножки и побрела по дорожке, остановившись, чтобы умильно понюхать курицу, и села, глядя на меня самыми печальными глазами во всём собачьем королевстве.

— Макс! — позвал женский голос из дома. — Макс! У ворот какой-то чудик!

Мужчина с копной седых волос высунул голову в одно из открытых окон, прищурился на меня и быстро ретировался. Он высунул голову во второй раз, на этот раз в толстых очках в золотой оправе, сидящих на кончике носа, и внимательно посмотрел на меня.

— Ага! — сказал он через мгновение. — Кажется, я знаю, кто вы!

— Мне вызвать полицию?— позвала женщина из глубины дома.

— Пока нет! — сказал мужчина, который, по-видимому, был Максом. — Только не звони своей матери!

— Хорошо! — крикнул женский голос.

— Привет, — сказал я довольно неуклюже. — Хорошая собака.

— Я знаю, — сказал Макс. Он пристально посмотрел на меня, глубоко вздохнул и сказал: — Оставайтесь там. Вас не приглашают войти.

Затем его голова снова просунулась в окно, и в доме отчётливо послышались шаги.

Я приподнял брови, услышав это. Большинство людей не понимает всех технических деталей приглашения, если только они не разбираются в тонкостях сверхъестественного мира. Меня не пригласили, а я получил солидное образование в нескольких школах вежливости (не смотрите на меня так, только потому, что я не знаю, что это значит, я не должен этим пользоваться), поэтому оперся на свой посох и стал ждать Макса Валериуса.

Ростом он был примерно пять футов пять дюймов и сложен как бегун на длинные дистанции, весь из жил и хрящей. На нем были мягкие коричневые льняные брюки, коричневые сандалии, белая льняная рубашка и зелёный жилет, с которого свисала цепочка карманных часов. Его седые волосы торчали по все стороны, как и его борода, хотя его усы были лихо закручены при помощи воска. Он засунул большие пальцы за пояс и направился ко мне, остановившись, чтобы недолго погладить собачьи уши, когда подошёл и встал рядом со зверем.

— Привет. Я надеялся поговорить с Максимиллианом Валериусом о деле.

— Вы нашли его, — сказал Макс, внимательно изучая меня. — А вы, должно быть, Гарри Дрезден.

— Он самый.

Макс хмыкнул, повернулся и сказал:

— Пойдём, Пеппер.

Собака снова лениво поднялась на ноги и побрела за ним, волоча за собой уши.

— Эй!

— Не интересно! — сказал Макс, не оборачиваясь. — Сверхъестественные дела есть сверхъестественные дела, и я в них не вмешиваюсь! Хорошего дня, удачи, ничего против вас не имею, просто не хочу находиться в радиусе вашего действия, мистер Дрезден!

Я моргнул ему вслед, а затем сказал:

— Мне нужна ваша помощь, сэр. У меня есть клиент, которого Талви Инверно вот-вот разорит.

Макс остановился как вкопанный.

— Пожалуйста, сэр, — сказал я. — Если бы мне удалось поговорить с вами несколько минут, возможно, вы могли бы дать мне хотя бы совет.

Пожилой мужчина повернул голову ровно настолько, чтобы поймать меня боковым зрением.

— Макс! — позвала женщина изнутри. — Одумайся!

— Элоиза, — отозвался Макс, явно охваченный знакомым раздражением, — я сам выбираю клиентов!

— Куда это привело тебя в прошлый раз, а?

— Эх! — сказал Макс вместо того, чтобы выругаться, и махнул рукой в сторону заднего угла дома, предположительно туда, где была Элоиза.

— Сам дурак! — спокойно сказала Элоиза. — Ему нравится виноградный Кул-эйд?

Макс повернулся и хмуро посмотрел на меня. Через секунду он наклонил голову в сторону Элоизы и посмотрел на меня так, как будто я был тупым.

— Кто не любит виноградный Кул-эйд?

— Два, Элоиза! — позвал Макс. Он всё время хмурился на меня, а потом сказал: — Вы можете войти. Следите за курами.

Мне угрожали и менее враждебными голосами.

— Благодарю, — сказал я и осторожно открыл ворота. Половина кур сразу же бросилась ко мне, но я раньше жил на ферме и отогнал их с дороги, издавая тихие щелкающие звуки, и вошёл внутрь, никого не упустив и никому не наступив на ноги.

Грозный хмурый взгляд Макса немного смягчился.

— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Идите по дорожке вокруг до двери моего кабинета и входите. Встретимся через минуту.

Я сделал, как он сказал, пройдя по старой брусчатке, выложенной удобной старой дорожкой вокруг дома, и обнаружил небесно-голубую дверь с другой деревянной табличкой с выжженной надписью, на которой было написано:

«Максимиллиан Валериус, эсквайр, адвокат».

Под ней, более мелкими буквами, было написано:

«Коммивояжёры и проповедники теперь могут стать целью гражданского иска».

Я открыл дверь и оказался в небольшом офисе, состоящем из старой деревянной мебели: письменный стол, несколько шкафов для хранения документов и книжные полки на стенах. Маленькая дровяная печь в углу терпеливо ждала зимы. Раздался щелкающий звук, и бассет-хаунд Пеппер вошeл через собачью дверь, подошeл к собачьей лежанке в деревянном ящике рядом с дровяной печью и улегся. На ящике было выжжено «Мята перечная».

Мгновение спустя Макс поспешно вошёл через заднюю дверь, неся поднос с двумя стаканами фиолетовой жидкости со льдом, покрытыми капельками конденсата. Он поставил поднос на стол, взял один из стаканов и жестом показал мне взять другой, прежде чем сесть в кресло за столом.

— Я слышал, что ваш плащ пуленепробиваемый, мистер Дрезден, — сказал Макс. — Здесь он вам не понадобится, а вечер сегодня жаркий.

Я посмотрел на маленького человечка и собаку и сделал то, чего обычно не делал.

Доверился ему.

Я снял плащ и повесил его на деревянную вешалку в углу. Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы уравновесить эту штуку так, чтобы она не упала. Это была старая вешалка, сделанная, когда большинство людей были намного меньше ростом. У меня был большой рост и соответствующая ему одежда. Я прислонил свой посох в тот же угол, затем сел и отхлебнул из своего стакана что-то похожее на Кул-эйд.

Это и был Кул-эйд.

— Похоже, вы знаете обо мне больше остальных, — сказал я Максу.

Он пожал плечами.

— Мы живём здесь довольно давно, мистер Дрезден. И у меня есть глаза и мозг. Разумно знать местных игроков, чтобы держаться подальше от них. Особенно в последнее время.

— Ха, — сказал я. — Вы знаете врача скорой помощи по имени Ламар?

— Афроамериканец, около сорока лет, отлично играет в шахматы, — сразу же сказал Макс. — У нас с ним схожее отношение к вашей... работе, так сказать.

— И всё же, вы победили Талви Инверно в суде.

Макс фыркнул.

— Я бы так не сказал. Его клиент был неправ. Закон был на нашей стороне. Я просто доказал это к удовлетворению судьи.

— Даже несмотря на то, что адвокат в дорогом костюме делал тоже самое.

Глаза Макса сверкнули за стёклами очков.

— Попытался сделать это.

Он отпил из своего стакана и изучающе посмотрел на меня.

— Итак. Что же нужно чикагскому волшебнику от простого старого профессора права на пенсии?

Я отпил ещё немного «Кул-эйда», чтобы справиться с жарой, а затем рассказал ему о Майе и её ситуации, и особенно о Триппе Грегори.

— Я предположу, что вы пытались запугать его и не добились успеха, — сказал Макс.

— Ну...

— Нет, дурак, не говори ничего, то, чего я не знаю, я не смогу свидетельствовать. — Он осторожно подкрутил усы, делая это рефлекторно. — Действительно, кажется, что этот бой немного однобокий. Чикагская организация против детского репетитора.

— И меня. Я думаю, что Грегори в отчаянии. И он слишком толстокожий, чтобы понять, что он пытается выжать кровь из камня. Я просто хочу, чтобы Майя и её бизнес продолжали помогать детям.

— Это было бы идеально, — признал Макс. Он наклонил голову и посмотрел на меня. — Так почему вы здесь?

— Я не могу заставить Грегори отступить, — сказал я. — И вы единственный в городе, кто раньше побеждал Инверно в суде.

— Действительно. Мистер Зима Зимний, — вздохнул Макс. — Если бы я знал о его, э-э, связях в первый раз, то, возможно, не взялся бы за это дело. Но вот мы здесь.

Я глотнул ещё «Кул-эйд».

— Да, вот мы здесь.

— Макс! — Элоиза крикнула: — Возьми деньги вперёд!

Макс оглянулся через плечо и поморщился.

— Она распоряжается деньгами, — объяснил он мне.

— Да, — сказал я. — На счёт этого.

Макс раздражённо откинулся на спинку стула.

— Вы собираетесь сказать мне, что у вас есть власть и сила, а не деньги.

— Ну…

— Упаси меня боже от хороших драк, — мрачно пробормотал он.

— Я могу заплатить вам немного, — предложил я. — И Майя, вероятно, сможет со временем кое-что наскрести.

— Заплатите мне, — саркастически сказал он, — вместо того, чтобы тратить свои деньги на помощь страдальцам, чьи дома были разрушены, и детям, чьи родители не могут позволить себе дополнительное образование в этом вашем замке.

Я был впечатлён. Макс действительно имел больше понимания о том, что происходило в Чикаго на самом.

— Я был бы у вас в долгу, — сказал я.

Макс выгнул бровь, бросив на меня резкий взгляд.

— Я не уверен, что быть вашим заимодавцем безопаснее, чем находиться с вами в легковоспламеняющемся здании, — сказал он мне.

— Может быть, и нет.

— Вы часто бывали на улице в последнее время? — спросил он меня.

Я покачал головой.

— А Ламар был. У меня есть несколько хороших знакомых. Люди вашего толка… ну, скажем так, они не в лучшем состоянии после «террористической атаки». Вашим людям приходится несладко. И это тоже может плохо кончиться для любого, кто находится рядом с ними.

— Да, — сказал я. — Напуганные люди могут делать то, чего они никогда бы не сделали в обычное время.

— Вы думаете, я напуган, мистер Дрезден?

— Я думаю, что после битвы разумно бояться.

— Это однозначно так. — Макс перевёл взгляд с меня на моё снаряжение в углу и обратно. Затем он сказал: — Всё, что я слышал о вас, говорит о том, что вы сражаетесь за правое дело при любой возможности.

— Каждый должен делать это.

Макс медленно откинулся на спинку стула, его глаза заблестели. Он снял очки, достал из жилета безупречно белую салфетку и начал протирать ею очки, одновременно разглядывая старческие пятна на своих руках. После долгой паузы Макс снова надел очки, аккуратно сложил салфетку и убрал её.

— Да, — сказал он и впервые улыбнулся мне. Зубы у него были маленькие и очень белые. — Мы все должны.

На следующий вечер я появился в офисе безымянного сына с Майей и Максимиллианом Валериусом на буксире. Мисс Лапландия, одетая в серый трикотажный костюм, слишком обтягивающий, чтобы быть считаться рабочим, подняла глаза, когда мы вошли, и одарила меня взглядом, который сказал мне, что она хочет перемолоть мои кости, чтобы испечь хлеб из полученной муки.

— А вот и мы. Трипп Грегори, должно быть, уже здесь, да? Потому что я знаю, как сильно тебе нравлюсь.

Она смотрела на меня, улыбаясь.