Лабиринты памяти

Глава 3. Маски

Пансион «Форест Холл»

Сентябрь 2016 года

На следующее утро Мари проснулась с сильным ощущением тревоги. Лежала с закрытыми глазами в ожидании звонка будильника и пыталась восстановить в памяти обрывки снов: странные деревья, люди в капюшонах, животные с мерзкими пастями и это дурацкое, совершенно немыслимое дерево с огромными ромашками… Из череды размытых кадров память выхватила лицо брата, но в одну секунду его поглотили слепящие синие вспышки, подобные языкам пламени. Мари вздохнула. В последнее время сны Саши сводили ее с ума.

На часах семь. За окном уже рассвело, но в комнате было мрачно. Синоптики обещали дожди, и небо, затянутое грузными тучами, готовилось исполнить прогноз. Мари скользнула взглядом по мирно сопящей Стейси, невольно поморщилась от храпа Барбары и машинально повернула голову в сторону кровати новенькой, к своему удивлению обнаружив, что та пуста. Чемодан с вещами по-прежнему небрежно валялся возле шкафа. Значит, не уехала.

Стараясь двигаться как можно тише, Мари быстро привела себя в порядок, схватила сумку и выскользнула в коридор, не желая с самого утра в очередной раз слушать, как Стейси и Барбара мусолят события вчерашней вечеринки.

В столовой повара вовсю готовились к новой смене. Зал благоухал ароматами овсянки, яичницы с беконом и круассанов. Одарив широкой улыбкой поваров, Мари замерла: в дальнем углу, за единственным столом, рассчитанным на две персоны, сидела Ника. Ни намека на школьную форму: джинсы, рваные на коленях, толстовка, капюшон на голове. Поджав под себя одну ногу, девушка склонилась над книгой. На столе дымилась кружка с горячим напитком, в тарелке лежал нетронутый тост.

– Уже час здесь сидит, – шепнула одна из поварих, проходя мимо с подносом порционных пудингов.

Мари натянуто улыбнулась женщине и уверенно подошла к Нике:

– Привет.

Та скользнула по ней равнодушным взглядом и вернулась к книге, буркнув что-то неразборчивое. То ли поздоровалась, то ли к черту послала. Мари уже собиралась съязвить, но запнулась, взглянув на тост: он был обкусан со всех сторон и остался лежать на тарелке в форме звезды. Мари несколько раз моргнула.

– Ты уже получила расписание? Может, нужна помощь?

– Нет, – отрезала Ника и, помедлив, выдавила: – Спасибо.

Мари закусила щеку. Разговор окончен, и будто в подтверждение ее мыслям Ника подняла с пола рюкзак и кинула его на свободный стул. Мари какое-то время без зазрения совести разглядывала ее. Черты лица острые, скулы высокие, болезненно выступают, нос с едва заметной горбинкой, взгляд тяжелый – то ли оттого, что она постоянно хмурилась, то ли просто брови были низко посажены. Ника все время смотрела как будто исподлобья – с угрозой, предупреждением, как детеныш хищника, еще не научившийся защищаться, но готовый отбиваться до последнего вздоха. У нее были красивые губы – небольшие, но полные и ровные – и маленькая родинка над ними. А еще эти ее глаза – такие синие, почти черные, и было в них что-то неправильное, искусственное, как будто… Мари прищурилась, подбирая слова, и Ника, заметив, что она разглядывает ее, с вызовом вскинула брови. Мертвые – вот какие. Впрочем, это же просто линзы такие, да?

– Извини, задумалась, – бросила Мари и ушла к большому столу в центре зала.

Ну и черт с ней. Долохов приказал ей лишь понаблюдать за Харт-Вуд, а с этим приятнее справляться на расстоянии. Господи, ну почему он выбрал именно эту нелюдимую девчонку? На что она сдалась ему?

В «Форест Холле» было много странных ребят. И замкнутые, и бунтари, и дети богатых родителей, отправленные сюда в наказание. За четыре года Мари наслушалась их историй, вызывавших раздражение надуманными проблемами или доводивших до слез из-за откровений о ранних потерях и несправедливом родительском воспитании. Но так или иначе, все эти ребята либо уезжали, либо оставались и подстраивались – так же, как когда-то подстроились они с братом.

Мари до сих пор вспоминала те первые месяцы, когда они с Сашей слыли странной парочкой и прятались в пустых классах, дожидаясь ночи в надежде избежать нападок одноклассников. Для обоих это был другой мир – так похожий на родной, но все же совершенно чуждый, со своими правилами и порядками. Саша тогда быстро смекнул, что к чему, понял, что путь к выживанию один: стать таким, как все, или даже лучше других. Популярнее. Заметнее. Желаннее. Новая прическа, новая одежда, тренировка походки и обаятельных улыбок, пара уроков о том, как томно смотреть на девчонок, и успехи в спорте. Сложно для того, кто всю жизнь провел под гнетом отца-тирана, и в то же время так просто – просто отпустить себя и заставить поверить, что этот новый мир не временный, а самый постоянный и настоящий.

А что Ника? Она была странной, еще более странной, чем они в тот год. Мари попыталась собрать воедино все, что услышала о ней вчера: богатая мать, приехала одна, есть опекун, неуравновешенный характер, неухоженная, с какой-то дикой, опасной красотой – одновременно притягивающей и отталкивающей. Асоциальная. Интроверт. Что еще?

Мари исподтишка наблюдала за ней. А так ли это важно? Если бы Долохов не предупредил ее о новенькой из их мира, обратила бы она на нее внимание? Ответ пришел сразу: обратила бы. Потому что Саша, сам того не ведая, обращал. А Мари должна оберегать брата. Ведь совсем скоро их свободная, полная притворства жизнь закончится. А пока… пока они отлично справляются со своими ролями. Александр и Мария не справились бы, а вот Алекс и Мари – без проблем.

В кафетерий потянулись школьники. Сонные и взъерошенные, они занимали свободные столы, и мало кто обращал внимание на темную фигуру в углу. Рядом с Мари сели Алекс и Доминик.

– Доброе утро. – Алекс чмокнул сестру в щеку. – Как ты?

Мари улыбнулась, беззаботно пожимая плечами, изо всех сил игнорируя тревожный зуд в груди. Ну что не так?

– Я за едой. Взять на всех? – бодро спросил Доминик.

Ребята кивнули, и Алиат, подавив смачный зевок, удалился к столам с подносами.

– Все хорошо? – Алекс внимательно посмотрел на сестру.

Взгляд Мари машинально метнулся в сторону новенькой, что не ускользнуло от внимания брата. В один миг его лицо посуровело. Мимо прошли две миловидные блондинки из южного крыла и хором поздоровались с Алексом, но он даже не взглянул в их сторону.

– Да, все хорошо, – заверила Мари.

Новенькая сгребла в охапку свои вещи и под удивленные взгляды школьников покинула зал. Тост она так и не съела, и Мари едва справилась с желанием забрать его себе.

– Думал, после вчерашней выходки ее здесь не будет, – деловито отметил Доминик, ставя на стол поднос с едой и напитками.

– Не бери на себя много, тебя же девчонка уделала, – хмыкнула Мари и взяла булочку.

– Ничего не уделала! И вообще, у меня большие сомнения, что это девчонка. У психов нет пола.

Он посмотрел на друга, ожидая поддержки, но Алекс угрюмо ковырял яичницу и явно его не слушал.

Внутренности сжались в тиски, и Мари вздохнула. Доминик пустился в обсуждения вчерашнего вечера, а Алекс молчаливо буравил взглядом тарелку, периодически посматривая на то место, где совсем недавно сидела новенькая.

Это была его тревога – тревога настолько сильная, что в полной мере передалась Мари. Кровная особенность двойняшек, эмпатия, их маленький секрет.

На урок английской литературы к профессору Дикман никто и никогда не опаздывал, хотя по дороге в класс каждый считал своим долгом пожаловаться на то, как это жестоко – начинать учебный год с такого предмета. Мисс Дикман не терпела невнимательности, требовала постоянного включения в работу и вечно оставляла после занятий за любое отвлечение от литературы. Поэтому обычно первую учебную неделю сентября большая часть школьников проводила за отработками: поди сосредоточься, когда тело уже в классе, а голова по-прежнему на солнечных пляжах Италии или на заснеженных альпийских склонах.

Новенькая сидела за последней партой и опять что-то читала. В школьную форму она так и не переоделась. Стейси и Барбара одарили ее презрительными взглядами и устроились на первой парте прямо перед преподавательским столом.

– Профессор Дикман сказала мне по секрету, что до конца семестра будет вынуждена проститься с кем-нибудь из класса, – громко объявила Барбара. – Готовиться у нее к поступлению в университет будут только лучшие. Хотя наш генерал очень великодушна – дает шанс даже самым безнадежным.

– И что, ты уже выбрала, кто будет готовить тебя? – хмыкнул Алекс, занимая стол в середине ряда. Рядом плюхнулся Доминик.

Барбара насупилась, а Стейси залилась румянцем. Все остальные демонстративно не обращали внимания на Нику.

Мари намеренно зашла в класс последней и, дождавшись, когда все рассядутся, подошла к новенькой.

– Убери свои вещи, пожалуйста, это мое место.

Не отрываясь от книги, Ника скинула рюкзак на пол и переместилась к стене. Мари поймала удивленный взгляд брата и коротко пожала плечами. Алекс недовольно закатил глаза.

– Да ну бли-и-ин, – прошипел Доминик, но Мари и бровью не повела. Выложив на стол рабочую тетрадь, она мельком взглянула на книгу, которую читала Ника. Текст на латыни. Ничего себе.

Со звонком в кабинет зашла мисс Дикман. Строгий костюм, тугой пучок на затылке, едкая улыбка на лице.

– Доброе утро, класс, – профессор обвела глазами собравшихся, и ее взгляд остановился на дальней парте.

Ника успела отложить книгу и, сцепив руки в замок, уставилась в стол.

– Мисс Маркел.

Чувствуя подвох, Мари вздохнула и поднялась на ноги.

– Пожалуйста, объясните мисс Харт-Вуд, что ношение школьной формы в нашем пансионе обязательно, и если к следующему уроку она не внемлет вашим объяснениям, то весь класс получит домашнюю работу, непосредственно влияющую на промежуточную аттестацию.

Мередит Дикман говорила спокойно, без желчи в голосе и, как всегда, отчего-то считала своим долгом никогда не высказывать замечаний напрямую – всегда выбирала козла отпущения. Видит бог, Мари была к этому готова. И несмотря на возмущение, вспыхнувшее в глазах присутствующих, никто не проронил ни слова, только неразлучные Стейси и Барбара единогласно хмыкнули.

Мари кивнула и села на место. Нику, казалось, произошедшее совсем не тревожило. Она по-прежнему смотрела в стол, и ее лицо, наполовину скрытое капюшоном, ничего не выражало.

Дождь так и не начался. Хотя на улице было пасмурно и прохладно, но ветер успокоился, и в обеденный перерыв школьники смогли выйти во двор.

«Форест Холл» существовал словно под куполом – окруженный хвойным лесом, обнесенный кирпичным забором, благоухающий, свежий и прохладный, всегда в тени и тишине из-за продуманного зонирования. Школьный двор со столиками и скамейками для отдыха находился с другой стороны от главного входа. Благодаря фонтанчикам, навесам, клумбам с белыми лютиками и отражающей солнце светлой брусчатке даже в редкие жаркие дни никто тут не страдал от зноя. Двор плавно переходил в аллею из японских лип, которую в скором будущем директор Шнайдер мечтал превратить в Аллею Памяти и на которую активно выуживал средства из родителей школьников. За ней расположились спортивные площадки: футбольное поле, конюшня и небольшой ипподром, зоны для фехтования и теннисный корт. И повсюду – деревья и кустарники: ели, пихты и можжевельник.