Хозяин Севера

— А что происходит, Геннадий Николаевич объяснил? Ведь никогда же такого не было!

— В том-то и дело, что нет, — всё тем же шепотом ответила вторая женщина. — Сказал только, что это приказ какого-то высокого начальства. Нам приказано не чинить никаких препятствий... вообще ничего не делать, даже не дышать.

Услышав слова проводниц, я испуганно втянула в себя воздух.

А что, если это всё-таки Герман. Что тогда?

Мне мгновенно стало страшно. С одной стороны, это же полный бред — откуда бы Герман догадался бы преследовать именно этот поезд; с другой стороны, я хоть и не лезла в его дела, но месяц прожив с ним в одной квартире, уже представляла себе возможности Левицкого.

Возможности вожака стаи оборотней.

По моей коже поползли мурашки страха — несмотря на то, что я всеми фибрами своей души желала, чтобы это было простое совпадение, я откуда-то уже знала, что что эта странная остановка посередине леса явно по мою душу.

Это Герман... Герман меня догнал.

Осознав это, я почувствовала себя в ловушке. Мне стало дико страшно.

Страшно не из-за того, что я мысленно представляла себе своё возможное наказание —совсем нет; в тот момент я об этом даже не подумала. Но все мои мысли, все мои устремления и страхи были полны отчаяния от того, что если это на самом деле Герман, то дорога на «большую землю» для меня теперь навсегда закрыта.

Он не отпустит меня никуда. И более того — совершенно точно позаботится о том, чтобы у меня никогда в жизни больше не возникло нового шанса сбежать.

А это значит... что я, как и Марианна, окажусь заперта в стае оборотней, связана их правилами и их законами.

«Но я не хочу... Не хочу!»

Посмотрев на свою сонную пожилую попутчицу, я подтянула к себе сумку и нервно посмотрела на куртку, которая висела на крючке... Курткой придется пожертвовать.

«Бабушка-попутчица сказала, что мы совсем недавно отъехали от станции. Значит, долго идти без куртки мне не придется...»

Я снова покосилась на то место, где сейчас висела моя куртка — и рука осторожно потянулась к ней...

«Нет, ну а что, может в туалете сейчас холодно... или вообще, я, может, собралась на улицу выйти... пока стоим».

Взяв куртку и сумку в руку, я осторожно поднялась.

— Что, посмотреть хочешь? — спросила, зевая, бабушка внука-вундеркинда.

Я кивнула.

— Ага, — как можно расслабленней ответила я. — Было бы неплохо.

— Ну, иди... — понимающе кивнула бабушка. Зевнув, она легла обратно на свою полку и сонно протянула. — Потом расскажешь, что там было....

— Ага, — как можно беспечней ответила я, протискиваясь вперед.

Вагон спал.

Непредвиденная остановка нисколько не взволновала остальных пассажиров нашего плацкарта, не потревожила их ночной сон и спокойствие... люди продолжали кто просто дремать, одним глазом поглядывая в окно, кто уже по-настоящему глубоко спать, не обращая никакого внимания ни на взволнованных проводниц, дрожащих то ли от холода, то ли от усталости вначале вагона ( о другом мне думать не хотелось), ни на меня, осторожно пробирающейся к другому концу вагона и то и дело высматривающей в темные окна поезда о том, что происходит на улице.

А затем...

Нет, я не услышала, я почувствовала, как открылась дверь в наш вагон — меня по ногам обдало холодом, который тут же пробрался вверх ледяными мурашками липкого страха.

В отчаянии рыская глазами, я нашла сводное место в одном из плацкартных купе — одна сторона была занята, а на второй даже вещей никаких не стояло; я кинулась туда и, забившись в угол, замерла, надеясь, что тот, кто вошёл в вагон, пройдет мимо...

Мне не повезло.

Я слышала медленно приближающиеся ко мне шаги, чувствовала, как воздух вокруг меня становится всё гуще... мне даже показалось, что на какой-то момент моё сердце остановилось — то ли от того ужаса, который выедал все мои внутренности, то ли от простого желания быть как можно тише... В любом случае, это не помогло.

В один момент в вагоне резко вспыхнул свет — и я увидела Германа, нависшего надо мной.

Раздражённого. Злого. С черными провалами вместо глаз. С крепко сжатыми губами. С желваками, которые сильно выделялись на его четко очерченных скулах.

Пока сонные пассажиры, потревоженные вспыхнувшим светом, пытались понять, что происходит, Герман, не говоря ни слова схватил меня за плечо и с силой выдернул с места.

Причем, меня потрясло то, что он сделал это, не проронив ни одного слова.

При всем при этом надо признать, что Герман явно контролировал свои действия: он схватил меня ровно с такой силой, чтобы вынудить меня подчиниться: чтобы я чувствовала боль, но при этом чтобы кроме боли не причинить мне никаких других увечий.

— Герман... — попыталась я вздохнуть. Не оправдаться, но хотя бы просто заговорить. — Герман...

— Молчать, — рявкнул Левицкий и ещё сильнее потянул меня за руку.

Свет в вагоне почти сразу погас, после чего все пассажиры снова вернулись к своим ночным сновидениям, пока наяву я медленно утопала в страшном кошмаре...

Я не пыталась сопротивляться — у меня не было достаточно сил, чтобы противостоять Герману. Но когда я открыла рот, чтобы хотя бы позвать на помощь... из моего рта вырвалась одна пустота.

За которой последовало злое и очень довольное фырканье Германа.

После чего он просто выволок меня из вагона — как нашкодившего котёнка, чуть ли не зашкирку стащил с поезда.

— В стаях непокорных самок воспитывает либо муж, либо Альфа, — усмехнулся Герман. — Тебе повезло, дорогая, у тебя получилось два в одном.

«Герман»...

Я снова попыталась произнести его имя вслух, но у меня снова ничего не получилось.

— Не желаю слышать твоих лживых речей, — рассмеялся тем временем Левицкий. Коротко кивнув кому-то за моей спиной, он тут же одним коротким движением перекинул меня через плечо — и как мешок с картошкой, зашагал к ждущим его неподалеку машинам.

Я же, согнутая пополам на его плече, всё ещё пыталась безуспешно позвать на помощь...

Пыталась кричать, хотя из моего рта так и не вышло ни одного звука.

Пыталась махать руками и ногами, надеясь таким образом привлечь внимание.

Пыталась даже соскользнуть вниз, на землю, чтобы хоть как-то приостановить это дурацкое похищение из поезда — но, правда, безрезультатно.

Единственное, чего я добилась, так это новой волны раздражения Германа. Огромная мужская пятерня больно ударила меня по заднице.

— Ещё одна попытка неповиновения, — процедил Герман, явно даже не пытаясь сейчас сдержать свою ярость. — И я покажу тебе, как оборотни наказывают своих женщин.

«Отдашь меня кому-нибудь замуж?» — хотелось закричать мне... но голос всё ещё не появился. Однако Герман всё равно сумел как-то услышать то, что я только хотела сказать вслух.

— Мы наполовину животные, дорогая, — процедил он, подходя к какому-то огромному внедорожнику. — И потому наказываем своих сук исключительно грубой силой.

Скинув моё тело с плеча, он не отпустил меня — не выпустил из своего захвата, а наоборот — прижал к двери машины так, что ни вырваться, ни даже вздохнуть...

А уже там, в скудном свете фар стоящих неподалеку машин, я увидела, что черные глаза Германа стали волчьими, звериными, желтыми...

Я почему-то сразу поняла, что сейчас в Германе больше зверя — того самого зверя, который терзал моё тело в лесу месяц назад, а не просто волка, к которому я понемногу привыкала всё это время.

Герман зло усмехнулся.

— Ты, должно быть, очень соскучилась по этому зверю, раз приложила так много усилий, чтобы он вернулся, — процедил он, впиваясь в меня взглядом.

«Нет, я... Я не хотела этого!»

Я было открыла рот, чтобы позвать снова Германа... но вместо его имени из моего горла раздалось несколько тихих рваных вздохов.

Я не понимала... я не знала, что со мной происходит, в то время как Левицкий, судя по всему, точно был в курсе.

Явно издеваясь, он посоветовал мне не утруждаться почем зря.

— Я — Альфа, дорогая, — Довольно ощерившись, напомнил он о своём статусе. — Альфа, которому принадлежат эти земли и всё, что на них находится. В том числе и ты.

«Нет!»

— Да! — рявкнул Левицкий. — Ты будешь жить, где я захочу. Будешь спать, где я захочу, будешь раздвигать ноги, когда и как я захочу... будешь молчать или говорить только по моему приказу. Когда я этого захочу.

«Но я не оборотница!» — мысленно закричала я. — «Я не принадлежу стае оборотней!»

Герман, снова каким-то невиданным способом уловивший мои мысли, зло рассмеялся.

— Неважно, кем ты родилась. Ты — самка Альфы, — процедил он, не открывая от меня взгляда. — Ты уже часть меня.

Его твёрдо очерченный рот, который сейчас кривился в злой усмешке, пугал меня не меньше, чем эти жёлтые звериные глаза... я не знала этого Германа, я боялась его — и того, что он может со мной сделать.

А мужчина, как будто снова точно догадавшись, о чем я думаю, ощерился ещё больше.

— Я рад, что ты это понимаешь, — наклонившись низко ко мне, протянул Герман. — Я могу сделать с тобой всё, что угодно, потому что ты моя — моя со всеми потрохами.

Он протянул ко мне руку, и я видела, как медленно трансформируется его кисть, становясь ещё больше, как и без того мускулистая мужская рука обрастает новыми, ещё более выраженными мускулами, как вместо человеческих ногтей на ней «отрастают» острые черные когти.

А затем эта трансформировавшаяся большая рука оказалась возле меня.

Я зашлась в безмолвном крике, предполагая, что Герман собирается сделать что-то ужасное... в ту минуту я почему-то подумала, что он хочет покончить со мной.... но нет — вместо этого Герман поднёс свою измененную руку к моему горлу и резко провёл острыми когтями по моей одежде — так, что ворот куртки и кофты практически отвалились сами, обнажив моё горло и плечи...

Перед тем, как почувствовать кожей холодный апрельский ночной воздух, я ощутила леденящий ужас от короткого прикосновения Германа.

Но ему этого оказалось мало.

Усмехнувшись мне в лицо, Герман дернул мою одежду в сторону — так, что все слои одежды, не поддерживаемые дольше воротом, окончательно опали вниз, дав Герману доступ к моему открытой шее.

… а он, поедая меня взглядом, не спеша провёл кончиками своих когтей по моей ключице — точнее, там, где находилась его метка.

— Я был излишне терпелив с тобой, — процедил Герман, не спуская с меня глаз. — Я давал тебе время привыкнуть ко мне, к нашей стае... давал время понять и принять нас.

«Но?»...

Герман усмехнулся.

— Но ты не оценила моего подарка.

Его рука накрыла то место на моей шее, где располагалась метка Германа.

— Не хотела по хорошему — будет по плохому.

Конец первой части

Второй том здесь [ТЫК]