Как белки в колесе

Оформлять по сути пустяковую работу чертёжника пришлось у законника. Ожидаемо, эти законники в выходной день не работали. Демонстрировать то, что мы можем покидать нелегально школу, не стали, перепоручив подготовку документов Минину. Он немного повозмущался, ссылаясь на свою практику в больнице, но сделал всё, что просили. Ещё полторы недели ушло на сбор и «правильную» подачу бумаг.

Здесь нам помогал Остромир, взявший на себя переговоры с отцом и слупив за свои посреднические услуги двести рублей. У меня сложилось мнение, что этим родовым палец в рот не клади. Так и норовят заработать на том, что может ещё и не принести прибыли. Правда, Татьяна уверяла, что наша задумка сработает. Мы её все же просветили, над чем работаем, когда документы на патент были собраны.

С этими делами и хлопотами незаметно пролетело два месяца. Нас окончательно разделили по специализациям. С Журавлёвой мы стали реже встречаться. Фалулей возмущался на эту тему. Не иначе гормоны молодого тела бушевали. В нелегальный бордель удалось вырваться только пару раз. Безусловно, в столице должны быть где-то подобные заведения и вполне официальные. Но не станешь же тормозить прохожих, интересуясь, где ближайший бордель. Так что по мере возможностей посещали тот, что знали.

Та Лялечка, что обслуживала Кирилла в первый визит, куда-то пропала. Другу пришлось воспользоваться услугами других девушек. И отчего-то каждая у него вызывала жалость, каждой он сопереживал и хотел взять в содержанки. В общем, бордель был высокого уровня не только по ценам и обслуживанию, но и с учётом психологической обработки мужчин. Фалулей у Кирилла даже проверил ментальные щиты. Никакого воздействия магией не обнаружил и согласился со мной, что проститутки сами по себе профессионалки.

Несмотря на такие походы «налево», восхищаться Журавлёвой Фалулей не переставал и действительно был опечален тем, что теперь мы встречались лишь во время завтрака и на ужине. Вечерних посиделок у нас не получалось. Татьяна полностью погрузилась в учёбу, добросовестно выполняя каждый день домашние задания. В субботу она посещала свой клуб вышивания. Хотя у меня в голове никак не укладывался образ этой гренадёрши с пяльцами и иголкой в руках. Кажется, я что-то не понимаю в женщинах. Возможно, рукоделие и желание заниматься домашним хозяйством у них заложено на генном уровне.

Фалулей так не считал и даже пытался спросить Татьяну, не заставляет ли её батюшка ходить на ту самую вышивку. Журавлёва с недоумением посмотрела на друга, заверив, что все свои решения принимает самостоятельно и, вообще, она наследница рода.

— Чего к ней пристал? — недоумевал я. — Хочет вышивать, пусть сидит и корпеет. Может, она тебе какую одежду мастерит. В моём мире было символично дарить парню собственноручно вышитую рубаху.

Взгляд Фалулея сразу принял мечтательное выражение. И он позже спросил о подобной традиции у Кирилла.

— Понятия не имею, — в ответ пожал плечами Кир. — Что я там видел у себя на руднике?

На мой взгляд отсутствие Журавлёвой рядом давало нам больше свободы. После двух ознакомительных месяцев поменялось не только расписание. Мы получили свободный выход из школы в любой день. Естественно, возвращаться всё равно нужно до девяти вечера. Тут ещё Мухомор на нас затаил злобу. Доказать наше незаконное проникновение в школу он не смог и старался по мере своих сил напакостить. Один раз закрыл дверь в привратницкую в восемь вечера только по той причине, что увидел нашу тройку, возвращающуюся в школу.

Чтобы насладиться своим триумфом, Мухомор поспешил к зарешеченному окну ворот и продемонстрировал нам фигу. Перебраться через забор нам бы труда не составило, но тут как раз подъехал мобиль с Евдокией Сабуровой, нашей соседкой, у которой папа не просто боярин, а лицо, приближенное к князю.

Боярский мобиль подрулил к входу, водитель выскочил первым, торопясь распахнуть дверку со стороны Евдокии. Телохранитель тоже не задержался внутри салона. Зыркнул на нас, но ничего не сказал, продолжая контролировать подопечную. Боярышня вообще ни на кого не смотрела и поцокала своими туфлями на шпильке в сторону входа, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Невольно я оценил тонкую, изящную фигурку и обалденные ножки. Полная противоположность тому типу, что предпочитает Фалулей. Объективности ради скажу, что Сабурова была на редкость красивой девушкой типичной такой славянской внешности — голубые глаза и коса пшеничного цвета. Вернее, по утрам её волосы были обычно скручены на затылке. Только возвращаясь из дома, она имела какую-то сложную плетёную косу. Предполагаю, что без прислуги собрать свои волосы в замысловатую причёску Евдокия не могла.

— Что такое? — не поняла Сабурова, остановившись перед закрытой дверью.

Водитель и телохранитель не уехали, терпеливо ожидая, когда охраняемый объект попадёт на территорию школы.

— Старый пень дверь запер, — озвучил я очевидное.

Евдокия поковырялась в сумочке, выудила часы и снова с недоумением посмотрела на дверь. Время было пять минут девятого. Отговориться тем, что мы опоздали, Мухомор не мог и тем не менее не реагировал на стуки. Телохранитель быстро разобрался, в чём тут дело, и проявил недюжее рвение по водворению подопечной в школу.

— Ты, плесень, высуни морду, посмотри на боярский прапор! — заорал мужчина. — Я тебя, тля, уничтожу, если не откроешь дверь боярской дочери!

Мухомор услышал и даже перепугался. Привратницкую он открыл, опасливо косясь на сопровождение Сабуровой. На нас он никак не среагировал, продолжая оправдываться перед телохранителем, заверяя, что старый стал, плохо видит, время попутал.

— Под зад из школы такую развалину, — процедил телохранитель, но активных действий по наказанию дедка не предпринял.

— По-моему, Евдокия каждый день в восемь вечера приезжает, — тихо заметил Кирилл, пока мы шли к своему корпусу.

— Она не ужинает в школе, — припомнил я.

— Давайте в следующий раз, если будет подобная ситуация, ждать её мобиля и проходить до того, как дед среагирует. При телохранителе Сабуровых Мухомор не станет наглеть, — предложил Кирилл. — Если его не выгонят, конечно.

Наши надежды на то, что Мухомора снимут с должности привратника, к сожалению, не оправдались. Ждать мобиль боярина под воротами не самый удачный вариант, особенно когда плохая погода. Проще было выходить по своим делам из школы в те дни, когда дежурил сменщик Мухомора. Угрюмый и неразговорчивый тип по слухам, он частенько закрывал двери спустя пятнадцать минут после означенного времени. И точно не брал оплату за проход. Подкупить этого непробиваемого привратника никому не удавалось. Так что некоторые студенты предпочитали иметь дело с Мухомором. Сто рублей, безусловно, дорого, зато не приходится до утра чистить территорию.

Нас эти проблемы с выходами и возвращением в школу вскоре перестали волновать, учебный процесс набирал свои обороты. Учиться стало интереснее. Теперь уже и Фалулей видел пользу и перестал ворчать на сам факт нашего нахождения в школе и тому, что Журавлёва постоянно была занята.

Получение патента на изобретение оказалось не быстрым делом, а до этого времени говорить о выпуске изделия и что-то планировать было рано. Оставалось только учиться тому самому амулетному мастерству.

Занятия, которые я условно называл химией, требовали полной самоотдачи. В своё время химию знал неплохо. Другой вопрос, что в этом мире использовались другие названия и обозначения.

Для Фалулея многое стало полным откровением. В мире, где поголовно всё население владело магией, разбираться с какими-то атомами и молекулами не видели смысла. По словам Фалулея, науки естествознания у них не существовало. Потому обыкновенный микроскоп стал для старого мага стал ещё тем аттракционом. Я же отнёсся к достижениям местных химиков со скептицизмом, поскольку здесь верили, что атом не делим.

— При желании можешь сделать научную карьеру, — поддел меня Фалулей, послушав замечания.

— Только нет этого желания, — отбрыкался я. — Химия для меня обычное дело, а вот магия интересует, и даже очень.

С началом зимы предметов у нас прибавилось. Наконец-то мы увидели и даже поработали со знаменитым амулетом видения сил.

Выглядел этот магический девайс как огромные очки для слабовидящих. Существовали и переносные варианты в виде луп, но для лучшего понимания и удобства студенты пользовались стационарными «очками», закреплёнными на подставке.

На нос надевать амулет не предусматривалось. Принцип был как у тех же луп, но высота и фокус каждого прибора индивидуально подстраивались. Мы с друзьями забронировали для себя отдельный уголок в лаборатории, оккупировали большой стол, отгородившись от других студентов большой ширмой. Так-то эти ширмы должны были отделять индивидуальное место. Считалось, что от созерцания отвлекает любое движение. Нам с трудом удалось отвоевать место для трёх человек. Младший наставник попытался переубедить, а после махнул рукой, заверив, что мы сами вскоре прекратим заниматься глупостями и начнём серьёзно работать.