Малиновский. Солдат Отчизны

6

То, что происходило сейчас в заснеженной приволжской степи, вряд ли можно было назвать обычным сражением. Термин «сражение» в точном словарном значении этого слова — совокупность ударов и боёв, связанных общим замыслом и проводимых соединениями и объединениями для достижения цели операции — явно преуменьшил бы колоссальный размах развернувшихся военных действий. То, что здесь происходило, естественно было бы назвать «битвой», ибо этот синоним слова «сражение» показывает необычный, уникальный, почти фантастический, поражающий умы размах и ожесточённость боёв. И тут уже напрашиваются исторические аналогии: Ледовое побоище, Куликовская битва, Бородинская битва...

В сентябре 1942 года заместитель Верховного Главнокомандующего Георгий Константинович Жуков, находясь на командном пункте группировки войск севернее Сталинграда, получил директиву Ставки, подписанную Сталиным:

«Положение под Сталинградом ухудшилось. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению».

Жуков нахмурился. Легко сказать «немедленно ударить по противнику». Разве он, Жуков, и сам не понимает, что помощь войскам 62-й армии генерала Чуйкова и 64-й армии генерала Шумилова необходима им как воздух? Без этой помощи они задохнутся, и Сталинград может пасть. Верховный не любит бросаться угрозами, чтобы нагнать побольше страху на свой генералитет; нет, уж если он охарактеризовал возможную сдачу Сталинграда как преступление, то генералы, волею судьбы оказавшиеся на сталинградских рубежах, сдав город врагу, будут тотчас же всенародно объявлены преступниками и врагами народа. И эта незавидная судьба не минует и его, Жукова. Вождь не посмотрит на то, что он, Жуков, отстоял Москву. Город на Волге носит имя Сталина, это символ государства, что там ни говори. И падение Сталинграда обернётся несмываемым позором советских войск, и слух об этом позоре прокатится по всем континентам.

Впрочем, Жуков боялся не столько лично за себя, сколько за судьбу сражения. В сущности, он всегда был готов к крутым переменам в своей судьбе, даже к самым трагичным. Взлёты и падения — постоянные спутники жизни любого полководца. Одержал победу — гремят фанфары, и грудь осыпают орденами, погоны тяжелеют от новых звёзд. Проиграл сражение — слетают с погон звёзды, а с груди — ордена, предвещая опалу, а то и хуже. Был полководец — и нет его! Что касается Сталинграда, то проиграть битву за него — это не просто сдать очередной город, каких уже было сдано бесчисленное количество, нет, это сдать государство, унизить и опозорить его, предать свой собственный народ.

Жуков понимал, что задача советских войск не только отстоять Сталинград, но и разгромить противостоящую группировку немецко-фашистских войск. А группировка эта поражала своей мощью: более миллиона солдат и офицеров, более 10 тысяч артиллерийских орудий и миномётов, почти 700 танков, целые армады истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков — 4-й воздушный флот и 8-й авиакорпус. В районе Среднего Дона, Сталинграда и южнее его действовали основные силы группы армий «В», в которую входили также войска 8-й итальянской, 3-й и 4-й румынских армий, 8-я и 4-я танковые немецкие армии.

Количественное состояние сторон было почти равное, если не считать наше незначительное превосходство в танках. Но у советских войск было одно важное преимущество: бастионами Сталинграда были мужество и воля к победе наших солдат, офицеров и генералов.

Впрочем, размышлял Жуков, немцам тоже нельзя отказать в храбрости и стойкости. Гитлеровские солдаты и офицеры, привыкшие к лёгким победам над армиями западноевропейских государств, нашпигованные геббельсовской пропагандой, верили, что могут разгромить Красную Армию. В своём большинстве немцы показывали хорошую подготовку, особенно те, кто служил в танковых войсках и авиации. Да и дисциплины, упорства и самоуверенности у них хватало. Так что советскому воину вырвать победу будет не так-то просто.

Думая над возможными перспективами сражения на Волге, Жуков радовался тому, что благодаря хитрому стратегическому замыслу удалось дезориентировать гитлеровцев: были предприняты активные действия, направленные против немецкой группы «Центр». Немцам внушалось: именно здесь, на западном участке фронта, советское командование сосредоточивает свои основные силы. Противника удалось обмануть: он спешно перебросил из-под Ленинграда в район Великих Лук танковую, моторизованную и пехотную дивизии. В районы Витебска и Смоленска было вызвано семь дивизий из Франции и Германии. В районы Ярцева и Рославля — две танковые дивизии из-под Воронежа и Жиздры.

Всего для усиления немецкой группы армий «Центр» направлялось двенадцать дивизий.

Не случайно пленные немцы из высших офицеров признавались, что они вообще не имели представления о сосредоточении больших сил русских под Сталинградом в тех местах, где прежде не было ничего, кроме чистого поля. Более того, гитлеровское командование даже утверждало, будто русские в ходе последних боёв были серьёзно ослаблены и поэтому зимой не смогут иметь больших сил.

Георгий Константинович склонился над оперативной картой. Молодцы Чуйков и Шумилов! Немцы кое-где проникли в город, а они не сдаются. Бои идут в посёлках «Красный Октябрь» и «Баррикады», идут смертельные схватки за каждую улицу, каждый дом, каждый этаж дома. Город стоит, будто заговорённый.

Накануне, прилетев по вызову Ставки в Москву, Жуков вместе с начальником Генерального штаба Александром Михайловичем Василевским почти сутки работал над стратегическим планом наступления, осуществление которого должно было обеспечить разгром немецкой группировки и помочь отстоять Сталинград. Было решено из района Серафимовича, северо-западнее Сталинграда, и из района озёр Цаца и Барманцак, южнее Сталинграда, в общем направлении на Калач, — западнее Сталинграда, нанести мощные концентрические удары по флангам немецких войск, которые вели бои за город. Тем самым планировалось окружить и уничтожить основные силы вражеской группировки — 6-ю и 4-ю танковые армии.

Сталин, ознакомившись с планом, одобрил его, но предупредил:

— План и все мероприятия по его выполнению должны быть предметом строжайшей государственной и военной тайны. Об этом замысле, кроме вас, не должен знать никто. Категорически требую никому о плане не сообщать, даже членам Государственного Комитета Обороны. До командующих армиями довести лишь то, что касается каждого из них, — и ни единого слова больше. Наступательную операцию назовём «Уран».

Говоря это, Сталин выделял каждое слово, как бы придавая именно ему особое значение.

Окончательная доработка плана была завершена к концу сентября. Выполнение возложили на войска только что созданного Юго-Западного фронта — командующий Николай Фёдорович Ватутин, Донского фронта во главе с Константином Константиновичем Рокоссовским, а также Сталинградского фронта — командующий Андрей Иванович Ерёменко. И колесо военной машины завертелось.

Все, кто был причастен к разработке плана «Уран», не могли не вспомнить о Каннах, без детального исследования которых не обходилась ни одна книга, посвящённая истории военного искусства[2].

Успех Ганнибала был тем более поразителен, что, по сравнению с римлянами, у него было вдвое меньше пехоты и преимущество состояло только в коннице.

Поразительно было то, что победу одержал молодой — тридцатитрёхлетний — полководец! Никогда до этого ещё история не знала уничтожения армии, по численности настолько превосходящей противника. Канны стали синонимом успешного окружения и разгрома противника, и повторить их было заветным желанием и мечтой всех полководцев.