Волки

— Можешь. Я работаю над нашим commodo vitae. Ты это знаешь.

Она всхлипнула.

Он решил сменить гнев на милость.

— Иди сюда.

Гермиона подползла к нему на четвереньках. Он подхватил её, как пушинку и усадил к себе на колени. Провёл ладонью по груди. Откинул прядь волос с её шеи и прикоснулся языком к ключице. Потом повёл его выше, до сонной артерии. Замер.

Её сердце билось редко. Очень редко. Человек уже потерял бы сознание.

Человек.

Она потянулась в его объятиях, повернула к нему лицо и приоткрыла алый рот. Провела кончиком языка по зубам. Её дыхание веяло холодом. Верхние клыки начали медленно, еле заметно вытягиваться, заостряться. Грудь её высоко вздымалась.

Алатрион лизнул её в шею и отстранился. Согнал с колен и шлёпнул по заднице.

— Ты слишком много пьёшь. Запасы, знаешь ли, не бездонны. И пополнять их — не в винный погреб спуститься.

Она снова уселась на клинэ. На сей раз без соблазнительного изящества. Сгорбилась и нахмурилась.

— Прости, я слишком взволнован. Просто сегодня я получил очень важное письмо от моего давнего знакомого. Сейчас он в Дакии, возле узурпатора. Пишет, что обнаружил подлинного ликантропа.

— Это то, что ты искал много лет? — тихо спросила Гермиона.

— Да, и это небывалая удача! На днях мы уедем из Антиохии. И отправимся на север, в новую провинцию. А там ждёт меня наш давний враг. Или друг. Или предмет моего изучения. Как уж сложится. Но я очень постараюсь до него добраться. От этого зависит всё. Не просто наше бытие — наша свобода.

Он замолчал. Встал и подошёл к маленькому окошку на уровне лица.

В небе горела полная луна. За окном лёгкий ветерок теребил кроны вековых кедров.

Алатрион закрыл глаза.

«Нигидий?»

Мелодичный завораживающий голос заставил его вздрогнуть.

Обнажённая женщина. Она — само совершенство, куда уж миловидной Гермионе, та рядом с ней — дурнушка.

Кожа — молочно-белая чешуя.

«Да, госпожа моя».

«Что с тобой? Твои мысли мечутся».

«Прости меня. Я действительно сегодня рассеян. Это письмо… оно выбило меня из колеи. Я думал, что буду готов, но, кажется, ошибался».

«Ты слишком возбуждён, это может помешать. Успокойся».

«Конечно. Как прикажешь».

«Нигидий. Волк не нужен. Важны волчата».

«Да, госпожа».

Видение исчезло. Он выдохнул. Повернулся к испуганной Гермионе и медленно проговорил:

— Immolabimus iuvenibus animalibus.

«Резать будем молодняк».

Конец первой книги