Манфред

Вакцина действует

Манфред Генрихович поддерживал и утешал свою верную помощницу Наденьку, продолжал искать способ вывезти и её. Надя вздыхала и … отказывалась, не решаясь оставить больных узников, несмотря на то, что без постоянной поддержки обер-арцта и Лысенко, её положение в лагере стало угрожающим. Мульде по приказу коменданта участил проверки, стал придираться к любой мелочи. Ей казалось, она предаст несчастных заключенных, если воспользуется помощью Манфреда Генриховича. Но все понимали, что её гибель — бессмысленная жертва.

В конце концов, когда придирки и угрозы стали нестерпимы, Надю вывезли в "тифозной тележке" среди "умерших".

В маленькой заброшенной кладбищенской часовне в честь иконы Божией Матери «Нечаянная радость», давно разоренной и безлюдной, подпольщики организовали место встречи для спасённых.

Символично. Люди, спасенные из фашистского ада, получали шанс на новую жизнь. Разве это не радость?

Там, в назначенное время, ждала их с одеждой и документами Мария Грайворонская. Надя прожила у Марии до весны 1943 года, а потом ушла к линии фронта, приближавшуюся к городу.

Обосновавшись в рентген кабинете, Манфред Генрихович получил возможность тайно возобновить лабораторные опыты с туберкулезной вакциной, над которой работал ещё в Ялте. Цель опытов состояла в том, чтобы добиться безопасной дозы, позволяющей человека ввести в каталепсию, то есть, отключить мышечную реакцию и лишить тело подвижности на какое-то время. В DULAG 111 для подобных опытов не было никаких условий.

После такой инъекции врачи гарнизона, инспектировавшие инфекционную больницу и лагерь, не сомневались в смерти узников, что позволяло беспрепятственно вывозить "умерших" на местное кладбище, где их ждали подпольщики. Возчиком трудился местный старик — дед Павло.

Тысячи бойцов сражались в партизанских соединениях и многие числились в скрупулезном «делопроизводстве» фашистских концлагерей мертвыми. Документы о смерти были оформлены со всей тщательностью, и под каждым подпись главного врача лагеря: доктор Эссен (в документах ревира Эсси-Эзинг слегка её изменил). "Доктор Осень" называли его подпольщики, видимо, по созвучию слов.

В лагере инъекции начал вводить Манфред Генрихович, позже, когда отработал методику, он подключил Салиха Гулямова и Василия Ковальчука. В инфекционной больнице с этой задачей успешно справлялись Мария Иванова и доктор Чабановский. Вскоре в круг посвященных вошла и врач Перунова Анна Степановна, педиатр из Богдановки близ Павлограда.

В инфекционное отделение городской больницы рискованно было направлять только тех, кто подлежал спасению через кладбище. Прежде, чем устроить заключенному побег, важно было определить, надёжен ли человек — способен сохранить в тайне своё "исчезновение" из больницы. В жутких лагерных условия люди постоянно болели — многие прибывали в транзитный лагерь уже больными.

Кроме того, из опасения, что услышат посторонние, сложно было предупредить заранее предназначенного к вывозу. Таких пациентов Анна Перунова направляла на рентген, и уже там, от Эсси-Эзинга он получал пояснение, как всё будет происходить. Удивительно, что Манфреда так никто и не выдал, риск для этого мужественного человека был просто запредельным.

С наступлением холодов неожиданно проявилась непредвиденная, опасная проблема: в ледяном бараке у фиктивных покойников на теле появлялся тонкий налёт инея — кожа продолжала дышать. Это грозило выдать узников, получивших "укол смерти" — так прозвали инъекцию подпольщики. У санитаров из ревира появилась дополнительная забота — обходить назначенных в "покойники" и смахивать с лица и рук иней, сами они не могли шевелиться.

Начало зимы удивило небывалыми снегопадами. Отряды жандармерии едва успевали организовывать расчистку дорог, сгоняли пленных. Истощенные, замерзшие люди с трудом управлялись с сугробами. Степан Чумак с подпольщиками присматривались к ним, запоминали тех, кто не опускал смиренно глаза, а смотрит с ненавистью на конвой из лагеря. Именно эти люди получали вместе с дневной пайкой записки и ножи, спрятанные в тряпье.

Именно Клара поручила унтерменшам отряда жандармерии доставить на участок расчистки дороги замотанную в тряпьё бадью с похлёбкой. На вопрос конвоя к чему такая щедрость, Чумак оскалился и подмигнул:

— Чтобы эти сонные мухи очухались, а то ведь до ночи не управимся. А мне по шапке дадут, если не дай Бог какой важный чин в снегу застрянет. Их же опели не приспособлены для такого снега.

— Да уж, — хмуро пробурчал конвоир и поглубже засунул нос в шарф. — В такой колее не то, что опели, грузовики вязнут.

— Подходи по одному! — кричал Иван Носач и шёпотом добавлял, наклонившись зачерпнуть похлёбку, — спрячь, потом прочтёшь.

Замотанные в тряпьё заточки и записки с указаниями, где спрятана одежда и документы исчезали в обносках тех, кто, по мнению подпольщиков, стоил доверия и мог пригодиться в отрядах.

В результате пленные лагеря в Богуславе и на бывшем заводе Магазинера в начале февраля уничтожили охрану и устроили массовый побег.

В записках были инструкции: куда двигаться после того, как найдут одежду и переоденутся, разделившись на группы.

Канонада со стороны Лозовой дарила людям надежду.

Удивительно, что в городской инфекционной больнице практически все медсестры были вовлечены в подпольную деятельность, но, тем не менее, утечки информации тоже не произошло. Многие из них по очереди встречали вывезенных на кладбище у старой часовни или за домиком сторожа и уводили в убежище.

В этой больнице смог легально трудиться доктор Кац, ему с помощью подпольщиков удалось выправить документы на имя Нурбекова Умара и, тем самым, замаскировать характерную внешность от бдительных нацистов. Всё же Кац старался не покидать территорию больницы и не появлялся в городе.

Ещё до войны больница занимала большой участок в несколько кварталов. На закрытой территории было множество зданий и маленьких флигелей. В одном из таких, примыкающих к инфекционному корпусу флигельков и жила с незапамятных времен медсестра Анастасия Дегтярёва, вместе с детьми и старенькой мамой. У этих добрых женщин и нашёл приют доктор Кац.

Ещё одного медика удалось спасти их лагеря — Ивина Александра Ивановича, врача полевого военного госпиталя. В условиях постоянной нехватки врачей его приняли в инфекционное отделение. Кроме своих прямых обязанностей в больнице, городские врачи были обязаны работать в комиссии по отбору вывозимых в Германию.

Гарнизонные немецкие врачи переложили эту обязанность на местных, поскольку брезговали возиться с "неполноценным быдлом". Это было только на руку, позволяло диагностировать у многих болезни, освобождающие от трудового рабства в рейхе: астма, язва желудка, туберкулез, эпилепсия, кожные аллергии.

Григорий Яковлевич Чернявский вошёл в комиссию под видом окулиста, вместе с Александром Ивановичем они прекрасно понимали свою роль в отбраковке остарбайтеров.

Кабинет рентгенолога Манфреда Генриховича, как и в большинстве больниц, был устроен в полуподвальном помещении — так проще затемнить для печатания и чтения снимков. Для лучшей вентиляции испарений фотореактивов комната имела второй выход на веранду. Было удобно незаметно приходить под видом санитаров или пациентов.

Постоянно рискуя, врачи выявляли среди внесённых в списки жителей города и окрестных сёл самые тяжёлые диагнозы. Из нескольких сотен обследованных, пригодных трудиться на благо рейха набралось чуть более сотни. Гебитскомиссар негодовал — эта благодатная земля пригодна только для цветоводства, люди, живущие здесь, зря портят кислород. Байбара на собственной шкуре испытал, что значит обвинение в саботаже.

Продолжил начатое пожар в здании Биржи труда. Подпольщики подожгли кабинет, в котором хранилась картотека всех, поставленных на учёт, умело сымитировав короткое замыкание ветхой проводки.

Прибер накануне специально пришёл с инспекцией состояния электропроводки и предупредил Байбару, что возможны проблемы — нужно срочно заменить изношенные и многократно "скрученные" провода, но тот лишь отмахнулся.

— Не до ремонта сейчас! Видишь сколько работы!

Это давало возможность, с одной стороны — точно узнать, в какой из комнат находится картотека, а с другой — с легкостью переложить всю вину на Байбару, этого жирного хапугу.

Прибер так и указал в акте проверки: "Проводка требует замены, возможно замыкание". Это позволяло отвести подозрения от других работников Биржи, сотрудничавших с подпольем и сообщавших сроки отправки остарбайтеров. Эти сведения давали возможность подготовить листовки, предупреждающие о новой волне облав и призывающие скрываться от вывоза в рабство. Многие прятались у родни в селах под предлогом: ушли менять вещи на продукты.

Дорожная жандармерия не препятствовала таким перемещениям. К концу 1942 года в батальоне уже было более 3/4 людей, направленных подпольем.

(продолжение следует)

2020–2023