Завистливая душа

***

В дороге хорошо, в дороге силы быстрее возвращаются, когда нет времени думать о боли и слабости. Ветер помогает, простор, бескрайнее небо над головой. Как не пытайся, видно, волка приручить, все равно на волю смотреть будет. Вот и сейчас на волю хотелось нестерпимо. Хотя и непонятно, что делать придется. Всю жизнь за него решали: матушка, милорд Тедеску. Волшебное слово «надо» вдолбили в голову основательно — не скоро выветрится. Да и что он умеет? Демонов по долам и весям гонять да высокородных грудью прикрывать, а коли меч заберут, так совсем худо будет. Он уже как часть тела стал, рука или нога. Калека без него. А может и вправду отдать и стать нормальным? Как все? Не сможет разве к селу победнее прибиться, вспомнить былое ремесло?

Да не был ты никогда как все, дурень, тебя ведь даже в родном селе чурались. Не простолюдин и не высокородный, а так… что-то среднее без судьбы и смысла.

В нескольких днях пути от Ильзара, белоземского замка Стражей, встретили люди милорда Веломри, отца невесты. Затеяли дневку, пышную, с гуляньями, чтобы хоть немного развеяться перед большим событием.

Йорден постоянно на что-то жаловался: то на мошкарье, то на холод, то на тяжесть пути через топи и дремучие леса. Совсем несносным сделался из-за предстоящей женитьбы. А во время стоянки отыскал себе среди чужих слуг девку погрудастей и потянул в свою палатку. Микаш запыхался за всеми бегать, смотреть, чтобы не напортачили нигде, вот и пропустил. Но оплошность тут же исправить решил. Окликнул и отвернул полог. Йорден уже тискал полуголую девку за груди и хрипло шептал несуразности:

— Я тебя с собой увезу. В шелках ходить будешь и в золоте. Хозяйкой замка сделаю.

Ага, отчего ты сам в шелках и золоте не ходишь?

Микаш закашлялся.

— Какого демона тебе надо?! — взъярился Йорден. — Что, подглядывать повадился, раз на самого девки не клюют?

Микаш скривился:

— Что вы творите? Вас невеста ждет!

— Тебе-то какое дело? Не твоя же.

— Ваш батюшка велел присмотреть, чтобы вы не ославились тут.

Микаш уже успел понаблюдать за белоземцами. Они действительно отличались от зареченцев. Такие тихие и спокойные снаружи, с плавной речью, не допускающие лишних эмоций, будто те истощают их телесно, а внутри горят, как сталеплавильные печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был старый милорд Тедеску, унижения не простят и помнить будут долго.

— Так батюшки здесь нет. И ты быть не обязан. Лучше найди себе кого-нибудь, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая, этот пентюх ни разу с женщиной не был.

Микаш покривился.

— И все же я вынужден настаивать, чтобы вы вели себя прилично. Милорд Веломри могущественный человек. Если ваше поведение заденет его честь, то проблемы будут у всех и замять их даже вашему батюшке не удастся.

— Да что ты все нудишь, как нянька старая? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? А ну как велю тебя высечь при всех, сразу всю спесь забудешь.

Еще в детстве, когда сестра с матерью были живы, белоглазая старуха предрекла, что у него внутри приютился жуткий зверь. Иногда Микаш чувствовал, как он скребется когтями об ребра. Обычно это помогало во время битв, когда силы были уже на исходе, воспаляло кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся он милорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, ярость становилась настолько нестерпимой, что хотелось выпустить зверя на волю и всех порешить. Всех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока самого не заколют, как дикого зверя.

— На! — Йорден швырнул в него медальон с портретом невесты. — Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше сыскать не можешь.

— Как знаете, — прошептал Микаш, крепко сжимая медальон в руках, и вышел.

Забился ото всех подальше, укрывшись прохудившимся одеялом, и долго рассматривал потрет. До чего же красивое лицо! Каждую черточку можно изучать часами и восхищаться совершенством. Интересно, какая она в жизни. Только это любопытство и гнало вперед.