История одной дуэли

* * *

Подполковник Каримов удивил табачным дымом и открытой пачкой «Беломора» на столе. Стоял он у распахнутого окошка с папироской в зубах весь взъерошенный. Видно было застал я его врасплох.

– Входи, входи, Данила Павлович, – принялся он застёгивать китель. – Не стесняйся. Сколько щей прохлебали вместе!

Я с порога заметил неестественную белизну и следы тревоги на его лице.

– Случилось что, Равиль Исхакович?

– Желудок прихватило. – Он пожал мне руку. – Вчера прокурили в райкоме допоздна, а с утра здесь бедлам! Бирюков никак не отправит меня на курорты. Как тебе в городе?

– Не обижаюсь.

– Извини за вчерашнее. Поругиваешь меня?

– Царапкин уже объяснил.

– И у него побывал?

– Оттуда.

– Угостил бы чаем, но разогнал всех только что. В колхозах падёж скота начался, участковых отправил в хозяйства, остальных им в помощь. Некоторые хитрецы на фермах под это дело хищением занимаются. Надо наводить порядок. А ты забыл про наши деревенские хлопоты? В городе такого нет. – Он слабо усмехнулся, даже подмигнул. – Не жмёт, не давит?

Что можно ответить на прозрачный намёк, мол, бездельники вы там, в центре, если есть время по деревням валандаться.

Я пожал плечами.

– Значит, мало Павлу Никифоровичу наших доказательств, – продолжил он, занимая привычное место за столом. – Мало наших проверок? Всё, что им поручалось, мои ребятки исполнили.

«Квашнин, как и полагается, поведал начальству о причинах моего появления, – догадался я. – Ну что же, обойдёмся без преамбул и раскланиваний».

– Обидно, – Каримов сунулся к пачке за папироской, но поймал мой взгляд, отдёрнул руку. – Работаешь, пашешь, а понимания наверху никакого. Я уже загонял оперов по заданиям Федонина. Они тоже не мальчики, твердят: Топорков – единственный фигурант, все факты за эту версию. С его самоубийством и концы обрублены. Кого прикажете искать?

– А мотивы? Зачем уголовнику архив?

– А вот это уже по части Федонина. На то он и следователь по особо важным делам. Неужели в аппарате прокурора области больше заниматься нечем?

Я больше слушал и помалкивал до поры.

– У Федонина голова мудрая загадки разгадывать, а дело опера – живого вора ловить. У меня сыщикам работы хватает.

– Ваши занимались розыском отца Топоркова? – закинул я удочку.

– Олухи! Что сказать? – Каримов чуть не сплюнул. – Но мои здесь не при чём. Окочурился он у авторитета воровского, Большого Ивана. Вот где прятался, сукин кот. Выходит, далёкие связи были у отца с сынком! А Федонин всё следствие проводит, всё ищет чего-то! Вы, конечно, с его порученьицем к нам? И вас припрягли? Закуривай, Данила Павлович, – он всё же жадно задымил.

– Спасибо.

– Надо было Боброву на первых порах инициативу не упускать, когда дело в его руках было. Советовал я ему про экспертизу пепла, что в избе обнаружили. Другие мероприятия имелись! – Он взмахнул кулаком и грохнул от души по столу. – Так перехватили инициативу умники! Как же? Понаехали светила из центра. Один профессор чего стоил! Пулю взялся искать! Какую? Месяц в потрохах самоубийцы копался, а результат?..

Меня он не упоминал, валил на Боброва, понятное дело, кем я был для него? Неумеха, новичок, щенок несмышлёный, он меня старался не замечать… И теперь щадил, за глаза критикуя прокурора.

Дверь робко приоткрылась и в образовавшуюся щель попыталась просунуться мордатая неопрятная личность в шапке. Мужик открыл было рот, но приметив, что Каримов не один, замер.

– Какого чёрта! – заорал подполковник.

Проситель исчез.

Да, подумалось мне, сдаёт Каримов, когда-то им любовались не только подчинённые, но и некоторые женщины. Он схватился за телефон, начал накручивать дежурного, но трубку не брали.

– Курит, стервец, на крылечке, – поморщившись, бросил он трубку. – Ну, дождутся у меня! Народ шальной по коридорам шастает, а им хоть хрен по деревне!

Он откинулся на спинку стула, попытался изобразить спокойствие на вымученном лице.

– Так что же вы хотите от нас, Данила Павлович?

– У меня планы большие, – ответил я неопределённо. – Собирался допросить сторожа, который охранял архивное помещение. Как там всё случилось?..

– Так его Федонин уже допрашивал!

– Допрашивать-то допрашивал, но…

– Умер он.

– Умер?

– Не тревожьтесь, умер своей смертью пенсионер Дробкин. А какие вопросы? Войну всю прошёл, ранений не счесть, в больнице значился по болезни сердца.

– Как же это произошло?

– Как пенсионеры умирают? На рыбалку засобирался по ледку.

– Перед Новым годом?

– После. Аккурат недели три спустя. Меня кабана погонять пригласили, а тут Спиридоныч позвонил из дежурки. Я поэтому и запомнил. Зябликов ваш выезжал. У него весь материал, отказник должен быть.

– Отменно. Я посмотрю.

– А чего там смотреть. Случай очевидный. Труп у майны и нашли. – Каримов сощурил маленькие глазки. – Маркел Тарасович отсутствовал, он раньше меня на охоту укатил. Выходной был. Дежурный поставил в известность помощницу, Ольгу Николаевну, а она в город собралась. Вот и состоялся первый выезд Зябликова на место происшествия. Я ему в помощь своих ребят давал.

– Спасибо.

– Чего уж там, – хмыкнул Каримов. – Ты, Данила Павлович, прямо таким официальным стал!.. Свои же! А случай тот ординарный. Бабка его, помню, взмолилась, чтоб не мучили деда, без вскрытия отдали хоронить. Зябликов, мягкий мужик, пошёл ей навстречу.

– Без экспертизы?!

– А чего? У деда ни одной царапины. Сердце отказало, больше и гадать нечего.

– Как же так? Нельзя без вскрытия!

– Да не горячись ты, Данила Павлович. Участковый мне рассказывал: у деда леска в руках, а сам привалился на бок, словно заснул. Вот так в жизни-то… Не знаем, что завтра будет.

Каримов поднялся, открыл форточку, тут же ворвался морозный воздух, и дым от его папиросы задуло в кабинет.

– Представляешь, что сейчас на фермах творится? – он даже цокнул языком, форточку захлопнул и обернулся ко мне. – У некоторых раздолбаев скот под открытым небом стоит! Дойку ведут в таких условиях! И хотят, чтобы молоко было!.. Эх, мать их!..

Это было слишком. Никогда не приходилось слышать от него подобного. Чтобы подполковник Каримов опустился до мата?

– Равиль Исхакович, – заспешил я, уловив откровенные намёки побыстрее меня вытурить. – А куда подевались Быков с Сорокиным?

Дёрнулась его бровь, не отвечая, трубку накрутил, выругал за безалаберность дежурного, спросил, дожидается ли машина для поездки на фермы и поднял глаза на меня.

– Царапкин вам переправил поручение Федонина по установлению этих лиц. Но вы ответили: «Установить местонахождение не представляется возможным…» – я держал перед собой бланк с ответом, медленно прочитал: «Розыск ведётся, по обнаружению сообщим…»

– Квашнин, кажется, готовил, – поморщил он лоб, не притрагиваясь к бланку. – Зайди к нему, Данила Павлович. Он по оперативным вопросам.

– А вы не интересовались?

– Не помню, – взял он бланк. – Подпись моя. А-а-а!.. Попёр того Сорокина ещё Усыкин с работы… за пьянство. Сигналы были, что наглец за рулём умудрялся прикладываться. После увольнения болтался в райцентре, но с такой репутацией кому нужен? Укатил в город. Там родственники его приютили. А Быков? Быков… Быков раньше сгинул. Этот не лучше. Два сапога пара! Нужны они вам, Данила Павлович? Какое отношение к уголовнику Топоркову эта братва имеет?

Жёстким его взгляд стал, горячим, да и он сам только что не дымился.

– Висяки раскрывать людей не хватает, – отвёл он глаза. – Первый секретарь райкома товарищ Борданов важными задачами нагружает – надо спасать районное поголовье скота. С молоком крах. А ведь город кормить каждый день! Мальцов в детских садах тысячи, каждому дай, а у нас от коровы стакана не надаивают. В магазинах ни мяса, ни колбасы. Первый секретарь обкома Леонид Александрович Боронин каждое утро звонит и спрашивает одно и то же – сколько? Почему? Когда изменишь обстановку? Борданов вчера на бюро сказал: молоко – это барометр политической ситуации.

С последними словами он пригнулся к столу и перешёл на шёпот. Так и шептал медленно, исподлобья зорко следя за мной, будто я и есть тот бедолага с коровника. Впечатляло.

– А шпану ту я найду. Передайте товарищу Федонину. Обязательно. От Каримова ещё никто не уходил. Дайте месяц. Вот зимовку завершим.

– Дело в моём производстве, Равиль Исхакович.

– Вот как? – он даже обрадовался. – Ну тогда по-свойски я тебе их раньше откопаю. Приезжай к весне. А не отпустят, я их сам привезу в город. Всех на ноги подыму, а слово сдержу!

Возвращаясь из его кабинета по пустому коридору райотдела, я не мог не столкнуться с усердно изучавшим милицейские стенды косолапым верзилой, беспардонно ворвавшимся несколько минут назад в кабинет Каримова. Он, делая вид, что таращится на картинки, прятал от меня лицо.

«Сейчас Каримов устроит ему приём, – подумалось мне. – Меня-то чуть не укусил, а этого скушает».

Однако косолапый к начальству не бросился, лениво развернувшись, он протопал за мной, долго изучал взглядом, когда я вышел на улицу и направился в сторону районной прокуратуры. Неприятное чувство не покидало меня от его наглого подглядывания. На углу я задержался, поздоровавшись со Спиридонычем, седовласый капитан бросился обниматься, откровенно радуясь встрече.

– Что за личности? – поинтересовался я, мигнув на верзилу, возле которого уже жался ещё один тип с поднятым воротником.

– Особые ребятки, – хмуро поморщился только что улыбавшийся Спиридоныч. – Я их не знаю. Значатся в дружинниках у Каримова, поддерживают порядок в особо отдалённых уголках.

– То-то я гляжу, они к нему без стука.

– Наезжают, отчитываются, – буркнул тот.

– Лично начальнику?

– Я же говорю, особая гвардия…