Цветок вампира - аконит

Глава 1. Всё с нуля

Приборная панель сообщила, что за окном больше тридцати пяти градусов тепла. Типичное для августа пекло в Ростовской области. Старенькая «Лада» мамы гудела, сопротивляясь на скорости потокам ветра. В салоне тихо играла какая-то музыка, но из-за бушующих в салоне дуновений казалось невозможным разобрать слова. Непослушные пряди били по лицу и плечам. Сколько ни пытайся заправить за ухо — бесполезно. Все резинки, как назло, я убрала в чемодан. Вот же дура! Знала ведь, что до аэропорта путь неблизкий, а на улице стоит такая жара. Сегодня я «возвращаюсь к истокам», если это можно так назвать. Железная птица за несколько часов отнесёт меня в Новосибирск, и после непродолжительной дороги в поезде, я окажусь в месте, где родилась семнадцать лет назад — в Ксертони. В этом непримечательном городке дожди идут чаще, чем где-либо ещё в России, а если верить интернету, то солнечных дней здесь и вовсе меньше месяца в год. Окружённый в кольцо из гор и лесных чащ он существовал самобытно, словно был одним на планете. Из мнимой изоляции, лишённой ощутимого тепла и света, мама сбежала со мной, когда мне было всего несколько месяцев от роду. В Ксертони же я маялась каждое лето по целому месяцу, когда ещё была жива бабка по отцовской линии, но в четырнадцать лет я наконец заявила, что с меня хватит сажания картошки на даче, где нет ни одного сверстника. Костя легко сдался, и поэтому последние три года планировал отпуск ближе к осени, и мы вместе отправлялись в Турцию.

И вот теперь я сама отправляю себя в ссылку, да не куда-нибудь, а именно в Ксертонь. Это решение далось мне тяжело. Не буду скрывать, я была просто в ужасе, потому что ненавидела город всей душой.

Ростов же казался мне прекрасным местом, где дороги, за редким исключением, ровные, а палящее солнце приятно облизывало кожу. Жизнь кипела здесь круглосуточно, в то время как в Ксертони всё закрывалось хорошо, если в шесть вечера.

— Ася, — уже перед посадкой мама осторожно потянула меня за край рукава, призывая остановиться, — Тебе не обязательно переезжать. Я заглянула в зеркальное отражение идеальной копии собственных глаз. Только в отличие от моих, мамины были подчёркнуты пучком тонких морщин в уголках от частых улыбок. Первое, что я всегда вспоминаю, думая о Марии — это задорный звон её смеха. Я была точной копией этой женщины с тёмно-карими глазами и каштанового цвета волосами, вот только её жизнерадостность и легкомыслие не унаследовала. Во взгляде матери легко улавливалась невысказанная мольба, от которой внутри у меня всё сжималось. Как я могу бросить такую нежную, сердечную женщину, которая сама была словно маленький ребёнок? Правда теперь груз опеки упал на плечи нового мужа мамы. Теперь Сашке следить, чтобы коммуналка была оплачена вовремя, в холодильнике к ужину нашлась еда, а в баке машины — бензин.

— Всё нормально, мам. Так будет лучше для всех. Тем более, я сама хочу пожить в Ксертони.

За последнее время я повторяла эту ложь так часто, что уже почти поверила в неё сама. Врать я никогда не умела, но неделя самоубеждений сделала слова более правдоподобными. Во всяком случае, мама купилась.

— Передавай привет Косте.

— Да, конечно, — я раскрыла объятия, и мама тут же в них погрузилась. От неё пахло земляничной жвачкой, летом и корицей. Запахи, ассоциирующие у меня с домом и теплом.

— Скоро мы снова увидимся, — уверяла она, — Возвращайся домой, когда захочешь. Я вернусь, как только тебе понадоблюсь, вот увидишь. Мигом. Из мамы тоже никудышная лгунья. В её широко распахнутых глазах легко читались все эмоции: бросить Сашку посреди череды из матчей выше её сил. Именно поэтому я должна уехать, чтобы не заставлять беспокойное сердце Марии выбирать между чувством долга и любовью. В конце концов, а почти выросла и скоро закончу школу. Мама же не становится моложе и хорошо, если кто-то всегда будет рядом с ней, когда я поступлю в институт.

Ещё с минуты мы стояли, державшись за руки, пока по громкоговорителю не объявили открытие гейта. В последний раз мама коротко обняла меня, и я отправилась на посадку чувствуя, что она провожает меня взглядом до самых дверей.

Четыре часа перелёта от Ростова-на-Дону до Новосибирска, ещё два на пригородном поезде до станции «Большая Торана». Ни перелёт, ни тряска в поезде не беспокоили меня так сильно, как перспектива провести час наедине в машине с Костей. Предметом наших извечных споров было то, что я почти никогда не называла его папой.

Первые годы детства мы не виделись. Мама растила меня вместе с бабушкой, перебиваясь на двух работах, пока однажды на пороге не объявился отец. До сих пор не понимаю, как ему удалось тогда нас разыскать в чужом городе. Мария думала, что всё дело в связях: хороший полицейский ими быстро обрастает, а со стремительно проносящейся карьерной лестницей Костей знакомые множились, как пирожки из печки. В тот день мама с папой несколько часов проговорили на кухне, шепчась за закрытой дверью. Пару раз я на цыпочках прокрадывалась по коридору, чтобы подслушать, но едва мне удавалось прикоснуться ухом к двери, как, откуда не возьмись, появлялась бабушка. Словно провинившегося котёнка, она отгоняла маленькую меня от двери и вскоре я оставила попытки, вернувшись к просмотру мультиков. Когда родители появились в комнате, лица их были серьёзны. Мама и папа расселись по обе стороны от меня. Мы много говорили в тот день, но я едва ли запомнила слова. Наиболее ярко в памяти запечатлелся момент, когда Костя, не находя подходящих фраз, пытался на пальцах объяснить, что он — мой отец, избегая объяснений «откуда берутся дети». С тех пор я и начала проводить в Ксертони несколько недель в год, чтобы получше узнать отца.

Я прокручивала это воспоминание в голове, повторяя про себя это странное слово «папа». Пробовала каждую букву, стараясь в подходящий момент поздороваться с Костей и как ни в чём не бывало выпалить дежурную фразу, надеясь сделать ему приятно. В конце концов, нам предстояло жить бок о бок до новогодних каникул и важно начать с позитивной ноты, чтобы не испортить друг другу ближайшие полгода.

Однако планы, насколько бы продуманными они ни были, часто противоречат нашим желаниям. Перрон оказался ниже моих ожиданий. Схватившись обеими руками за ручку чемодана, я попыталась его приподнять и охнула от тяжести. Завалившись набок от неожиданности, я еле удержала равновесие, найдя опору у ближайшей стены. Позади неожиданно скопилась толпа недовольных людей. Одни из них цокали языками, другие недовольно вздыхали, тихо приговаривая ругательства, но никто не помогал. Они просто стояли и смотрели на мои отчаянные попытки спустить неподъёмный кирпич с милой фиолетовой ленточкой на рукояти. Бессилие раздражало, уходящее время — ещё больше. Я не могла представить, через сколько вновь закроются двери и поезд отправится дальше. Пробовала обхватить чемодан и так, и эдак, но упрямый кирпич казался таким же неповоротливым, как и его хозяйка. Непослушные пряди упали на лицо, закрывая обзор. Становилось жарко. Хотелось хорошенько пнуть чёртов чемодан и смотреть, как он летит камнем вниз. Я была готова уже отправить его в полёт, как услышала знакомый голос:

— Ася! Ася, брось. Я спущу.

Я разогнулась и увидела отца. — Спасибо, Костя.

С момента нашей последней встречи он почти не изменился. Тёмно-синяя полицейская форма подчёркивала широкие плечи и подтянутый торс. Неизменные чёрные как смоль усы красовались ровной полоской над верхней губой. Сильный и проворным, отец лёгким движением спустил багаж на платформу, после чего подал мне руку. Я осторожно вложила свою ладонь, принимая помощь. Позади раздался смешок от которого лицо моё обдало жаром. Костя выглядел достаточно молодо, несмотря на прокрадывающуюся в висках седину. Довольно часто нас принимали за парочку влюблённых, а не за отца и дочь. Я ненавидела косые взгляды, которыми нас одаривали на улице. Каждый раз было ужасно стыдно, когда это происходило. Поскорей бы мы доехали до Ксертони, где каждый проходимец знает отца в лицо.

Во всей этой ситуации Костя проявил исключительное благородство: он широко улыбнулся ожидающим людям и даже помог им тоже спустить сумки, в то время как я, наверняка заливавшаяся краской, стояла рядом, опустив взгляд. Он был таким во всём.

Когда я решила обсудить с отцом идею о переезде, он, вопреки моим ожиданиям, охотно согласился. Мне было трудно представить, что мужчина, столько лет носивший знание холостяка, будет готов принять дочь на полгода. Костя же наоборот, по-настоящему обрадовался, и уже записал меня в местную школу. Даже собирался подарить машину к выпуску в надежде, что Ксертонь завладеет сердцем дочери и та решит поступить в местный институт.

Так далеко загадывать мне не хотелось несмотря на выпускной класс. Я много и прилежно училась, да и никогда не имела проблем с учителями. Проще говоря, характеристика по выпуску у меня должна быть превосходной, как и аттестат. Не золотая медаль, но без троек. Оставалась только наконец решить: кем же я хочу быть?

Это задача казалась мне непосильной. Вот как в семнадцать лет можно точно знать, кем хочешь быть всю оставшуюся жизнь? Я восхищалась подругами-одноклассницами, что остались в обжигающе жарком Ростове. Уж они то знали, чего хотели от жизни. Некоторые из них были твёрдо намерены отучиться на врачей, другие на юристов, считая, что это всегда будет востребовано. Мне же предстояло определиться до февраля — именно до этого времени можно записаться на ЕГЭ по нужным к поступлению предметам.

По дороге к дому Костя не умеючи пытался меня разговорить, чтобы в машине не нависала неловкая тишина. Мы оба не были болтливы, к тому же понятия не имели, о чём друг с другой разговаривать.

— И всё-таки снова в Ксертонь, да? Я всегда думал, что тебе, как и Марии, здесь не нравится.

— Так и есть, — я лишь пожала плечами и продолжила смотреть в окно на проносящийся мимо лесной пейзаж, — Я подумала, что так будет лучше для всех. В конце концов, я здесь родилась. Можно попробовать дать этому городу ещё один шанс.

— А ещё можно попробовать звать меня «папа», — в тоне его голоса прослеживался лёгкий смешок.

Костя так часто поправлял меня, когда я звала отца по имени, что сомнений не оставалось — его задевала эта тема, однако поделать с собой я ничего не могла.

— Можно и попробовать, — только и выдавила я из себя в ответ, не разделяя его веселья. — Что-что? Не расслышал? Здесь, кажется, чего-то не хватает? — Можно и попробовать, па-па. Отец радостно засмеялся и ободряюще похлопал меня по плечу, как бы говоря «всё у нас с тобой будет нормально», но я не была настолько же уверена.

Мне было грустно осознавать, что вся привычная жизнь осталась там, в Ростове. Хотелось помолчать и просто позволить себе это чувство. К счастью, по радио заиграла любимая песня отца. Кажется, это была группа «Би-2». Подпевая, Костя прибавил громкость. Я невольно прониклась к ритму песни и начала в такт притаптывать ногой. Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча, а музыки кое-как помогла совладать с моим настроением. К концу дороги я подпевала вместе с отцом задорную песню Чечериной, начиная думать, что возможно Костя прав — всё у нас будет нормально.