Уцененный принц

Макс Драмм, глава секретной службы Итонии изучал документы. Выглядел усталым и недовольным. Так хорошо задуманное действо рассыпалось на глазах. Он рассчитывал, что к моменту ареста принца у него на руках будут признания основных фигурантов дела, детей самых знатных родов королевства. Но нет, получалось, он просчитался. Из всех 38 человек, арестованных по делу о заговоре против короля, удалось получить признание только 9-ти человек, и то самым значительным из них был сын какого-то мелкопоместного барона. Который упал в обморок только при виде специальной допросной и дрожащей рукой подписал все, что ему предложили, а потом озвучил «признание» под запись, причем выглядел так жалко, что в это признание мог поверить только такой простак, как Рейджен. Старательно, чуть ли не по слогам прочел всю чушь о коварных замыслах кронпринца по свержению и убийству собственного отца.

Остальные «раскаявшиеся» были мелочью, детьми лавочников, ремесленников и прочих мелких торгашей, привлеченных в элитный клуб «Молодых реформаторов» возможностью приблизится к аристократам, и даже самому будущему королю! При малейшей угрозе своему здоровью они со страху несли такую чушь, что ее показывать кому-то было стыдно. Оставались только двое основателей клуба, матерые агенты — провокаторы, которые профессионально оговаривали всех членов клуба, показательно раскаивались, уверенные, что их-то расправа не коснется. Увы, они были уже приговорены к казни первыми, без суда, так как именно им Макс лично поручил создание этого клуба, собственно, ловушки для аристократов во главе с кронпринцем, устранение которого и было главной целью. Поэтому они и должны были первыми замолчать навсегда.

На удивление дознавателей аристократы, да и большая часть простых арестованных держались стойко, признавались только в работе над проектом конституции Итонии, категорически отрицали не только намерения, но даже мысли о заговоре. Их не испугал ни возможный допрос с пристрастием, они не купились на обещание помилования в случае оговора Ронгвальда. Оставалась одна надежда, на признание самого кронпринца. Но выбивать его надо было аккуратно, не оставляя следов на внешности, что бы не было никаких подозрений в физическом воздействии. Да, король подписал приказ, позволяющий обращаться с принцем, как с обычным подследственным, но вряд ли он имел ввиду возможность применить пытки. Поэтому Макс и отдал приказ поместить Его Высочество не в обычную камеру, а сразу в карцер, и продержать там без еды и воды более суток, в неизвестности, надеясь сломать психологически. Такие указания он и дал своему заму, полковнику Аристиду, известному своими жесткими мерами ведения допросов. Сам же решил играть «доброго» следователя, остановив Аристида и попытаться уговорить принца признаться, обещая прощение отца.

Аристид небрежно кивнул Ронгвальду на стоящий перед столом стул. Дождался, когда принц опуститься на него, помолчал минуту, ожидая вопроса от молодого человека, но тот молча глядел на него, видимо, считая, что следователь заговорит первым. Полковник отметил усталость, бледность, круги под глазами, но Ронгвальд, к его разочарованию, не выглядел ни сломленным, ни потерянным. Наоборот, только внешний вид выдавал то, что он провел сутки в вонючем, промозглом каменном мешке. Принц был собран, внимателен, и явно настроен на борьбу. Ладно, так даже интереснее, не таких ломали, подумал Аристид и задал первый вопрос:

— Итак, Ваше Высочество, первый вопрос. Кто подбил вас на участие в заговоре против вашего отца? Как вы понимаете, ваше искреннее признание и раскаяние помогут вам получить прощение Его Величества!

— Никто, полковник. Никто.

— Как это понимать? Вы не желаете выдавать сообщников? Боюсь, в таком случае ваше положение сильно ухудшится!

— Полковник, — принц говорил уверенно, только голос слегка хрипел из-за пересохшего горла, — никто не подбивал потому, что заговора не было. Да, я был одним из членов молодежного клуба, именуемого «Молодые реформаторы», но единственно, чем мы занимались, так это изучением текстов и смысла конституций разных планет, примеряя, что бы больше подошло нашей планете, что бы идти в ногу со временем. И никаких даже мыслей, не говоря уже о планах по изменению действующей власти у нас не было, поверьте!

— Проекта конституции, говорите? Вот этого, что мы нашли в ящике вашего стола? Не удивляйтесь, Его Величество отдал приказ обыскать ваши комнаты в поисках улик. И знаете, что интересно, кроме этого проекта нашлись еще несколько интересных документов, хотите знать каких?

— Да, было бы интересно!

— Вот, полюбуйтесь, проект манифеста о вступлении на престол Ронгвальда II, проект воззвания к подданным с просьбой соблюдать спокойствие и законность, копии, к сожалению, но, как видно, подлинники были подписаны вами лично. Лежали в ящике стола вместе с проектом конституции, вернее, внутри него. Кстати, бумага из вашего принтера, копии сняты на нем, и отпечатки пальцев на них тоже ваши.

— Копии, говорите? Могу я на них посмотреть?

— Пожалуйста, смотрите, только не трогайте.

Ронгвальд несколько минут смотрел на лежащие перед ним бумаги. Мысль о том, что кто-то из доверенных людей вот так просто, зашел в кабинет, снял копии с фальшивок, подсунул их в проект конституции, выбивала из колеи. — «Как меня раньше просто не прирезали, или отравили? Если я так мешаюсь. Кому? Ясно же, мачехи с ее недоразвитым сынком, и кому-то еще, которому его коронация принесла бы выгоду, ради которой стоило так рисковать. Вот и ответ, кому, и почему просто не задушили подушкой — слишком явно было бы всем, кто виновен. А так, заговорщик, хотел получить власть, покушался на отца, все чисто. Тогда, ясно, кто единственный, что может такое организовать. Обидно, но с этим человеком я вряд ли справлюсь, но это не повод опускать руки. Погибать, так с высоко поднятой головой. Поборемся!»

Полковник с довольным видом наблюдал за притихшим принцем. Проняло! Понял, что не выкрутится! И он поспешил добить якобы растерявшегося противника.

— Вы очень поможете следствию, если укажете, где хранятся подлинники, Ваше Высочество. Тогда и вашим подельникам придется признать свою вину.

Принц резко поднял голову. — Так, значит, мои так называемые подельники тоже не стали возводить на нас поклеп, полковник. Я вас разочарую. Подлинники этих фальшивок наверняка сгорели в одном из каминов. Почему — объясняю, — Рон закашлялся, сухость в горле не позволяла говорить громко и твердо, но просить воды у врагов не позволяла гордость, — во-первых, не нужно делать из меня дурака, который просто сунул такие документы в незапертый ящик письменного стола, где на них мог наткнуться любой уборщик. Во-вторых, все они копии, а значит, их можно состряпать из любых, попавших в руки злоумышленников бумаг. Я отсутствовал больше недели, за это время можно на моем оборудовании не только два листка, дипломную работу напечатать. И в-третьих, обе бумажки подписаны моей простой подписью, для обычных бумаг, вроде приказа о выплате награждения кому-то из работников дворца. Бумаги такого ранга я бы подписывал полноценной подписью, с росчерками и завитушками, как и положено члену правящего дома, а не повседневной закорючкой. Таких документов мало, и все они в королевском архиве, до них добраться сложно, тем более, вырезать подпись, но увидеть подпись и сравнить, как они отличаются, вы, наверное сможете, полномочий хватит. — Рон снова не удержался и закашлялся.

— Но на бумаге ваши отпечатки пальцев!

— Полковник, я и не отрицаю очевидного. Но если принтер стоит в моем кабинете, бумагу в него заряжал я, наверняка поправлял, печатая курсовую работу, так как в университете не принимают работ в электронном виде, то и мои отпечатки могли появиться в любой момент. Несерьезно. Как и то, что текст вполне могли напечатать там же, потом приклеить вырезанную из любого, подписанного мной документа подпись и снова скопировать, используя мои сканнер и принтер. Дело техники. Покажите мне документ с моей, сделанной чернилами, подписью и я признаюсь, что это моих рук дело. А признавать профессионально сделанные, но фальшивки не собираюсь. А проект конституции, он не подразумевает смены королевской власти, просто слегка ограничивает власть короны и дает больше прав народу. Тем более, это только проект, никого ни к чему не обязывающий.

Полковник задумчиво смотрел на сидящего напротив него юношу. Не сломался, не растерялся, аргументы приводит вполне разумные. Надо подумать, как вести дознание дальше, тактика наскока, вопреки надеждам генерала Драмма не сработала. Так и доложим.

Глава 6