Не гадай на любовь

ГЛАВА 5. Щепотку яда на завтрак?

— Ты чего? — спросил он с таким видом, будто Дея должна была наброситься на еду, как оголодавший пес. А ведь туда чего угодно могли намешать!

«Проснись, — могла бы ответить она, — нас похитили! Ты сам согласился, что впереди неприятности! Ты мне предложил искать укрытие и прятаться, если вдруг что! А как насчет зелий, забыл, что и такое бывает?»

Она могла бы рассказать, как в прошлом году ее подругу напоили подчиняющей привороткой, и только чудом удалось вовремя всё исправить. А уж сколько потом кошмарных историй о подчиняющих зельях и ритуалах понарассказывал новый ректор! «Новый-старый», как шутили в школе: сейчас магистр Корчев был призраком, зато при жизни именно он и основал их школу.

И не просто так понарассказывал, а даже ввел новый курс — «личная защита», где было очень много и о том, как определять вредные воздействия, и как от них защищаться. Вот только сейчас ничего определить Дея не могла. А для таких ситуаций магистр Деметрио Корчев советовал одно: лучше остаться голодным, чем набить живот и хватануть заодно какой-нибудь пакости.

Много чего могла бы она сказать, но Кайлер Отрелио казался слишком опасным для таких разговоров. Поэтому Дея сглотнула и ответила тоже правду, но другую:

— Жду, когда вы наговоритесь. И будете так невероятно любезны, что бы вернуть меня, откуда взяли.

— И поэтому ничего не едите? Или боитесь, что отравлю? — Кайлер оказался слишком проницательным. Дея замешкалась с ответом: как-то ничего в голову не пришло, кроме абсолютно неподходящего «да, боюсь». А он, усмехнувшись, налил себе кофе, намазал гренку паштетом. Демонстративно откусил, прожевал, запил.

— Может, вы заранее антидот приняли! — выпалила Дея. Нет бы промолчать! Наверное, от голода мозги съежились, отругала она себя, но было поздно. Кайлер рассмеялся, и хуже того, Гаяр тоже! Предатель!

— Дея… — Гаяр, отсмеявшись, тоже взял гренку, густо намазал паштетом, еще и помидорный ломтик из салата сверху положил. — Ешьте. Если он хотел кого-то из нас отравить, у него была для этого вся ночь. Хоть отравить, хоть проклясть, хоть банально зарезать.

— Вы мне, наоборот, нужны в абсолютно здравом уме, — добавил Кайлер.

— Я? — удивилась Дея. — Зачем?

— Не вы лично. Гай. Но он взбесится, если с вами что-нибудь нехорошее произойдет.

— Гаяр. У тебя проблемы с памятью?

— Гаяр, — все еще смеясь, согласился Кайлер. — И знаешь что? Я рад, если тебя по-настоящему волнует только имя. Значит, других принципиальных возражений нет.

— Есть, — помрачнел Гаяр. — Те же самые, что… сколько, одиннадцать лет назад?

— Почти двенадцать. То есть ты не поумнел за эти годы? Прости, не верю. Даже я набрался ума.

Дея смотрела, как они, препираясь, словно склочницы на общей кухне, уминали гренки… смотрела, смотрела — и не выдержала. В конце концов, Гаяр прав, со вчерашнего вечера с ней что угодно могли сделать, но не сделали. Единственная по-настоящему досадная неприятность — она совсем не помнила, что случилось в «Сладком драйве». Но тут уж точно не с этих двоих спрашивать. Может, Роман расскажет, когда она вернется?

Роман… Почему-то, стоило подумать о нем, как заломило виски, а в той неведомой части души ли, разума, где обитал ее дар, неприятно зазудело. Словно ногтем по стеклу заскребли. Как будто именно с ним, с парнем, которого она любила, как раз и были связаны все вчерашние неприятности и проблемы. Но ведь это не так? Он сейчас наверняка волнуется. Ищет ее. А она здесь… кофе пьет!

Хороший, кстати, кофе. И хрустящие, поджаристые гренки, и нежный, с пряными травами паштет, который она тоже, по примеру Гаяра, украсила помидорными ломтиками. Как же она проголодалась! Пока не откусила первый кусочек, даже не понимала, насколько сильно голод сбивает восприятие и мешает здраво мыслить.

Она так увлеклась завтраком, что перестала следить за разговором — да и зачем, если все равно не понимает, о чем речь? Чужие семейные дела… И никакой Кайлер не «бывший» родственник. Видно же. Дея даже не сомневалась, что эти двое — братья. Не только из-за внешности, хотя схожесть бросалась в глаза. Сходство более тонкое, почти неуловимое. Жесты, интонации, взгляды. А еще — то чувство, что звучало в голосе Гаяра. Дея не могла дать ему определение. Обида? Горечь? Она сказала бы — ненависть с любовью пополам, но разве так бывает? Но, как ни назови, такое чувство может вызвать только тот, кто был когда-то дорог. Кто дорог до сих пор, но ты не хочешь этого признать даже перед собой.

Вот только хуже от этого прежде всего самому Гаяру. Уж Дея-то знала. Помнила, как разъедает эта обида-горечь-ненависть-любовь. Затягивает, словно в топкое ядовитое болото, и ты не живешь, не мыслишь и даже не существуешь, а только снова и снова, по кругу, в сотый и тысячный раз прокручиваешь в голове слова, которые никогда не будут сказаны. А если и будут — их не услышат. Или услышат, но не поймут. И лучшее, что ты можешь сделать — отпустить и забыть, потому что иначе не получится ни дышать, ни радоваться. Но отпустить — не получается, а забыть… ну как, в самом деле, забудешь? Как вырвешь из памяти то, что проросло глубоко в душу, оплело корнями, срослось с тобой намертво?

Дея думала, что у нее получилось. Трудно, с болью, но она смогла снова и жить, и дышать, и улыбаться. Забыть первую любовь и предательство. Влюбиться снова, в конце концов! Но теперь — словно в зеркало заглянула. В волшебное правдивое зеркало, которое показывает не лицо, а то, что скрыто под маской.

Она осторожно, боясь расплескать, поставила чашечку с кофе. Руки дрожали. И вдруг само, без мыслей, без расчетов, помимо воли, вырвалось:

— А хотите, я вам погадаю?

Чертов дар! Вот уж нашел время…