Последний проблеск света
- Автор: Клэр Кент
- Жанр: Любовная фантастика
Читать книгу "Последний проблеск света"
Наверное, он даже не испытывает искушения глянуть в мою сторону.
Мои женские прелести его явно не прельщают.
Интересно, как выглядела его жена.
Одновременно с этой глупой мыслью я что-то слышу. Внезапный звук, заставляющий меня дернуться и тихонько вскрикнуть.
Трэвис уже вскочил на ноги и шагает в направлении шума.
Я обхватываю руками свое туловище и стою в неглубокой воде, одетая лишь в промокшую белую майку с трусиками, и наблюдаю, как Трэвис отправляется на разведку.
— Оставайся здесь, — отрывисто говорит он, продолжая идти в направлении звука.
На минуту он растворяется в сгущающейся темноте и деревьях.
Я в совершенно беспомощном положении, и мне это не нравится, так что я вброд выхожу из ручья и выхватываю пистолет из кобуры рядом с одеждой.
Я держу его наготове, когда Трэвис возвращается.
Он качает головой.
— Ничего там нет. Думаю, просто ветка сломалась и упала.
Я расслабляюсь и нагибаюсь, чтобы положить пистолет обратно.
Когда я выпрямляюсь, Трэвис смотрит на меня. Его глаза фокусируются на моем лице, а потом опускаются ниже. Его плечи напрягаются. Щеки слегка краснеют. Он втягивает странный маленький вдох, и его взгляд еще раз быстро пробегается по моему телу.
Затем он дергается и хмуро смотрит на меня.
— Проклятье, женщина. Прикройся. Ты такая мокрая, что с таким же успехом могла бы стоять голышом.
Я тянусь за полотенцем и хмуро кошусь на него в ответ.
— Тебе необязательно быть таким злыднем. Мы услышали странный звук, так что я подумала, что пистолет важнее моей скромности.
Он хмурится намного драматичнее, чем когда-либо прежде, и поворачивается ко мне спиной.
— Скажи, когда будешь в приличном виде.
Я вздыхаю и вытираюсь. Мысль о том, чтобы надеть грязную одежду на прекрасное чистое тело вызывает рвотные позывы.
— Я завернусь в полотенце, пока моя майка и трусики не высохнут.
Трэвис неразборчиво бурчит. Затем, минуту спустя, спрашивает.
— Прикрылась?
Я подтыкаю край полотенца, чтобы оно надежно держалось на груди.
— Да. Прикрылась. Иисусе, Трэвис. Ты как будто никогда в жизни голой женщины не видел.
Он бросает на меня косой взгляд, поворачиваясь лицом, но ничего не говорит.
Я бы предпочла, чтобы он со мной спорил. Тогда у нас хотя был бы нормальный разговор, а не та ситуация, где один хмыкает в ответ на попытки поддерживать нормальную человеческую беседу.
Я забиваю болт на этого раздражающего мужчину и сажусь перед огнем, чтобы расчесать волосы. На это уходит много времени, потому что волосы у меня длинные и густые, а я три дня не расчесывала косы.
Трэвис подходит, чтобы взять полотенце из кузова.
— Что делаешь? — спрашиваю я.
— Пойду помоюсь, раз ты говоришь, что я воняю.
— Я не хотела быть грубой. Я же тоже воняла.
Единственным ответом служит очередное неразборчивое ворчание.
— Вот, — говорю я, поворачиваясь в его сторону с маленьким кусочком мыла. — Можешь взять… — я шумно сглатываю, потому что Трэвис наполовину снял футболку.
Мой взгляд безошибочно падает на широкую мужскую грудь перед моими глазами.
Это совершенно прекрасная грудь. И его пресс плоский и хорошо очерченный. На груди у него растет немного светлых волосков, и мне очень нравится, как это выглядит. А от правой подмышки до пупка у него пролегает тонкий белый шрам.
Я перевариваю это в те несколько секунд, что требуются ему, чтобы стянуть футболку через голову.
— Прости, — говорю я, и мои щеки горят. Это нелепо. Ничего же не случилось, просто он снял футболку. — Я просто хотела дать тебе мыло, если хочешь.
— О. Да. Спасибо, — он берет мыло и ждет, пока я отвернусь, прежде чем делать что-то еще.
Я сижу на камне у огня, спиной к нему, и заканчиваю расчесывать волосы. Я слышу, как он движется. Шорох одежды. Плеск воды.
Интересно, остался ли он в трусах, как я. Наверняка.
Мне интересно, какое у него нижнее белье.
Мне очень хочется повернуть голову и взглянуть украдкой.
Но это было бы грубо. И неприлично.
Он не подглядывал за мной, так что я тоже не могу подглядывать за ним.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на расчесывании своих мокрых волос.
— Мыла больше нет.
Услышав его слова, я поворачиваюсь, не подумав. К моему облегчению (разочарованию?), он уже надел джинсы и сушит волосы полотенцем.
— Ничего страшного. Может, мы найдем еще мыло в каком-нибудь доме или типа того, — я справилась с колтунами в волосах, но еще не заплела обратно. Я вижу, как Трэвис косится на них, будто его что-то удивляет. — Я пойду сполосну рубашку. Хочешь, твою тоже постираю?
Он моргает, будто не понимает, что я предлагаю.
— Трэвис?
— Что? О. Да. Конечно. Спасибо, — он все еще елозит полотенцем по волосам. Он делает так уже давно.
Я беру свою рубашку, затем подхватываю его футболку по дороге к ручью, где намачиваю обе вещи и пытаюсь отскрести хотя бы часть грязи и пота.
Обе вещи в плохом состоянии, но мы ничего не можем поделать. У нас обоих нет запасной одежды.
Закончив стирку, я поворачиваюсь и обнаруживаю, что Трэвис сидит на моем камне у огня и бреется опасной бритвой.
— Ты можешь делать это без зеркала? — спрашиваю я с искренним любопытством.
— Если действовать осторожно, то да.
Я с интересом наблюдаю.
— У тебя есть ножницы? Тебе стоит подровнять волосы, раз уже ты настроился приводить себя в порядок.
Его губы изгибаются.
— Нет. Ножниц нет. Но если хочешь наводить марафет, тебе лучше позволить мне отрезать эту твою гриву ножом.
Я ахаю и поднимаю руку к волосам.
— Зачем мне их обрезать?
— Их слишком много. Если на тебя кто-то нападет, то будет очень легко схватить тебя за волосы.
Я разделяю волосы посередине и начинаю плести.
— Я не стану обрезать волосы только из-за этого. Если кто-то сумеет схватить меня, то они поймают меня хоть с длинными волосами, хоть без них.
Он пожимает плечами и проводит бритвой по оставшимся участкам подбородка. Он еще не порезался, даже не имея крема для бритья.
Это глупо. Я знаю, что это глупо. Но меня беспокоит, что он хочет отрезать мои волосы.
Мне нравятся мои волосы. Они всю мою жизнь были длинными. Все всегда говорили, как это красиво.
Моя грудь и мои волосы. Это единственные мои преимущества в плане внешности.
А Трэвис назвал их гривой.
Я заканчиваю плести косы. Мои трусики по большей части высохли, так что я встаю и подхожу к месту, где оставила джинсы. Я бросаю полотенце и прежде, чем Трэвис успевает издать хоть гортанный звук возмущения, я натягиваю джинсы по ногам.
Спать буду в джинсах и майке, как и прошлой ночью.
Остальные наши вещи сушатся у огня. Нас окружает лишь темнота и тишина. И вообще ни капельки неважно, что Трэвис хочет отрезать мои волосы.
Он вытирает лицо влажным полотенцем.
— Я все сбрил?
Я подхожу ближе, а он приподнимает подбородок, показывая выбритое лицо.
Он обладает более привлекательной внешностью, чем я думала изначально. Я понимаю это, всматриваясь в его лицо. Вчера я думала, что его глаза серые как сталь, но они оказываются серо-голубыми и меняют оттенок в зависимости от освещения. Мне нравится его сильный подбородок и точеные скулы.
На нем нет рубашки, и это мне тоже нравится.
Сейчас я так близко к нему. Хотя мы только что помылись, я все равно улавливаю легкие нотки запаха Трэвиса. Он знаком мне спустя всего два дня.
Неожиданный завиток жара сворачивается в моем животе.
— Ну? — спрашивает Трэвис ворчливо. Он трет лицо, ища пропущенную щетину.
Я отстраняюсь, чувствуя, что мои щеки снова краснеют.
— Похоже, ты не пропустил ни волоска. Как нам спать?
Несмотря на размытый вопрос и отсутствие продолжения, Трэвис понимает, о чем я спрашиваю.
— В джипе есть спальный мешок. Только один, но мы здесь не можем спать одновременно. Надо, чтобы один оставался на страже.
— Логично. Можно спать по очереди, — я иду за спальным мешком, при этом осознавая, что действительно чувствую себя хорошо.
В моем желудке есть еда. Я выпила предостаточно воды. Я относительно чистая. Я до сих пор ощущаю привкус зубной пасты. Трэвис, может, и раздражает, но он не мерзкий тип. И я готовлюсь ко сну.
Я и не осознаю, что напеваю себе под нос, пока расстилаю спальный мешок у огня, очень близко к месту, где Трэвис сидит на камне.
— Что это? — спрашивает он внезапно.
— Что именно?
— Песня. Звучит знакомо.
Мне приходится заново пропеть несколько нот, чтобы сообразить, что за песня крутилась у меня на уме.
— О. Это бабушкина любимая, — я колеблюсь. Затем начинаю петь первые строчки.
«Будь моим видением, O Господь моего сердца;
Для меня нет ничего, кроме спасения, которым ты являешься».
У меня не очень хороший голос. Не такой, как у бабушки. Но я умею попадать в ноты, и звуки моего пения не отвратительны.
Трэвис не сводит с меня глаз, когда я умолкаю.
— Знаешь ее? — спрашиваю я, внезапно засмущавшись.
— Ага. Твоя бабушка иногда пела ее в церкви. Мне всегда нравилось.
Мне она тоже всегда нравилась.
На мгновение я скучаю по ней так сильно, что щиплет глаза.
Я не плакала, когда она умерла. Не могла. В человеческую душу встроен защитный механизм. Ты доходишь до точки, когда потери столь колоссальны, что та часть твоей души, которая болит при потере чего-либо, просто отключается. Ты немеешь.
Я даже не могу переварить, что означает тот факт, что за последние четыре года умерли миллиарды людей.
Что почти все мои близкие мертвы.
Что моя бабушка умерла всего несколько дней назад.
Я не могу это переварить. Это давит подобно грузу на груди, но не заставляет плакать.
Это просто есть.
— Ты знаешь всю песню? — спрашивает Трэвис, и его хрипловатый голос перебивает мои мысли.
— Да.
Он колеблется, будто ждет. Затем:
— Ну и?
Я фыркаю от тихого веселья. Затем пою ему всю песню, сидя на коленях поверх спального мешка.
Я не пела несколько лет. Это странно. Эмоционально.
Закончив, я не знаю, что делать, и Трэвис ничего не говорит.
Но он слушал. Я видела, что он слушал.
Наконец, я сбрасываю с себя странный транс. Я встаю, чтобы пописать за деревом, потом складываю последнее сухое полотенце в качестве подушки и забираюсь в спальный мешок, чтобы прилечь.
— Я посплю половину ночи. Просто разбуди меня, когда придет твой черед.
Он хмыкает.
Я сажусь и смотрю ему в глаза.
— Ты не можешь бодрствовать всю ночь. Тебе тоже нужен сон. Пообещай, что разбудишь, когда будет моя очередь стоять на страже.
Он бросает на меня нетерпеливый взгляд и издает очередной невнятный звук.
— Хмыканье — это не ответ. Пообещай.
— Проклятье, девочка, а ты упрямая. Ладно. Обещаю.
Я киваю, довольная своей победой, и вытягиваюсь в спальном мешке.