Императрица всех сезонов

Таро смотрел на отца, щурясь.

— Я работал над механической канарейкой, — Таро взбодрился, подумав о птичке.

— Канарейка? тихо спросил Сатоши.

Таро повернулся к монаху.

— Да. Я сделал ей маленькое сердце из шестеренок, и я создаю перья для ее крыльев, чтобы она полетела

Император отмахнулся

— Ты не сможешь это делать, когда начнется состязание. У тебя будут дела. И времени на мастерскую не хватит.

Таро скривил губы.

«Конечно, он хочет поговорить о состязании. Как жаль, что меня там не будет».

— Его величество прав, — сказал Сатоши, краснея. Таро не знал, должен ли был Сатоши звать отца «Его величество». Тебя будут ждать на многих мероприятиях. Постоялые дворы уже полны девушек и членов их семей, — и он добавил. Я говорил сегодня с мастером Ушибой, и он говорит, что это будет самое сложное состязание за поколения, — мастер Ушиба, еще заноза в боку Таро. Он серьезно воспринимал работу, часто преследовал Таро, чтобы задать вопросы: «Что вы думаете о медоносных пчелах в Летней комнате? Как насчет бури в Осенней комнате? Снег клише для Зимней комнаты. Может, сделаем большие ледяные плиты, что движутся?». Мелкий мужичок с белыми глазами, хитрый и сильный, возникал отовсюду.

Раз в столетие рождался человек с глазами без зрачков и радужки. Это было знаком благословения. Богиня Кита даровала ребенку особенный талант способность управлять природой. Ушиба мог склонять четыре стихии огонь, воду, воздух и землю своей воле.

Таро оттолкнул тарелку, отвращение мешало есть. Он пару секунд подбирал слова.

— Девушки умирали в Комнатах. У тебя нет чувства приличия? Так хочется крови? спросил он у Сатоши. Перед началом состязаний устанавливали правила. Важнее всего было «Не убивать», в Комнатах были хищники. Все были в опасности. Сатоши хватило ума показать раскаяние. — Это древняя традиция, ее нужно соблюдать. И быть призом

Император опустил кулак, стол покачнулся. Рыба в желе задрожала, как и Сатоши.

— Мне хватило твоей апатии, — он склонился ближе. Ты это сделаешь. Если не для меня, то ради своей матери. Забыл, как когда-то она участвовала в состязании?

От упоминания матери горе и вина сжали сердце Таро.

«Она была бы жива, если бы не я, — няня Таро любила рассказывать об императрице, и как дико и сильно ее любил император. Как мог мужчина так сильно любить женщину, но не сына, что она родила ему?» — Таро посмотрел в окно. Капли дождя мешали видеть.

Император продолжал:

— Она сияла, когда победила — Таро знал, по какой дороге шел отец. По улице воспоминаний. Ему не нужно было слушать. Он уже часто это слышал.

«Я четко помню, как она одолела Времена года. Как она выглядела в Зимней комнате, с румяными щеками и улыбкой, похожей на тайну на ее губах. Боги и богини, я любил ее».

Таро не хотел больше слушать, встал из-за стола и ушел.

* * *

Таро смотрел на свою кровать на возвышении. Еще несколько дней, и слуги придут утром, поднимут его и нарядят для состязания. Он будет красивым павлином на выставке. Самураи будут ждать у дверей его комнаты, готовые отвести его на церемонию открытия.

Он представил новое будущее. Пустая кровать. Пустая мастерская. Пропавший принц. Он видел это ясно, как день, ночь или грядущая буря. Скоро он уйдет. Таро обрадовался, будущее было ярким и без императорских оков.

ГЛАВА 8

Мари

Утро. Мари стояла на входе в кухню. Ее тело гудело от адреналина и отсутствия сна. Она пришла домой на рассвете. Она ждала, что свет будет гореть, что мать будет ждать в комнате татами. Она ожидала возмущения. Но в доме было темно и пусто. Тами спала. И Мари устала, так что не удивлялась такому везению, а пошла спать.

Теперь, немного поспав, Мари смотрела на маму, склоненную над ирори.

«Она не кажется злой».

Утро было таким же, как другие. Тами схватила рис из железного горшка, бросила в янтарную миску. Ощутив присутствие дочери, она оглянулась через плечо.

— Вижу, тебе спалось не лучше меня, — сказала она, глядя на бледное лицо Мари, полумесяцы теней под ее глазами.

Мари издала согласный звук, устроилась у низкого столика. В комнате пахло рисом и огнем. Мари следила за движениями матери. Она была спокойной. Это Мари не нравилось.

«Помни, она отлично играет. Обманывает мужчин. Разве ей будет сложно обмануть свою дочь?».

Тами вытащила из синей фарфоровой банки полоски маринованного имбиря.

— Тебе нужно принести Хиссе ее дары. Они должны были прибыть вчера, — два мешка стояли в углу. Мари проходила дом Хиссы прошлой ночью по пути домой. Подарки уже лежали на ее крыльце. Посылки, обернутые дважды плотной бумагой и перевязанные бечевкой, где, скорее всего, были монеты или благовония. Там были серебряные миски с хурмой, грушами, яблоками и персиками. Фрукты были едой горя. Даже в смерти можно было найти сладость. Ее подруге позволят горевать сорок девять дней, не больше, чтобы она успела оправиться после родов. А потом она должна будет пройти в мир, найти другого мужчину с богатством. Сердце Мари замирало от мысли.

Выживание Цумы зависело от новой жизни. Женской жизни. Когда жена-зверь рожала девочку, ее долг был выполнен. Ее почитали. И она могла дальше тихо растить дочь в их горной деревне.

Последнюю девочку родили пять месяцев назад. Дочь Юки, Маюми, была красивой, с круглым лицом, розовыми щеками и невероятно длинными ресницами. Все женщины заботились о ней. Мари смотрела на Маюми и задумывалась:

«И это все? Выходить замуж, воровать у мужчин и рожать детей?».

Тами поставила миску горячего риса с розовым имбирем и черными семенами кунжута перед Мари, села напротив.

«Что за игру она ведет? ее мать явно не хотела обсуждать прошлый вечер. Ладно. И я могу играть», — Мари холодно взяла хаси. Деревянный сундук стоял под окном.

— Это новое? спросила она, поднося палочки с рисом ко рту.

Ее мать улыбнулась, Мари стало не по себе.

— Это для твоего пути.

Она моргнула.

— Моего пути?

— Да. Состязание начнется через две недели. Тебе не меньше недели идти в город императора. Я хотела подержать тебя тут еще несколько дней. Но в свете недавних событий — Таро пожала плечами. Ты уйдешь завтра.

Пальцы Мари задрожали, и ощущение добралось до спины. Она знала, что скоро уйдет. Но не попрощавшись? Теперь она понимала: это было ее наказание за побег от Тами, за то, что она провела снаружи ночь. Тами невинно улыбалась, потягивая чай. Холодная. Расчётливая. Жестокая. Такой была ее мать.

Тами рассмеялась.

— Думаешь, я не знаю о нем? ее презрительный смех утих, она прищурилась. Думаешь, Сын кошмаров заберет тебя отсюда?

Мари опустила взгляд. Злой румянец растекался по ее щекам. Она даже не думала о таком. Она знала, что не хотела. Не хотела выходить замуж. Идти во Дворец иллюзий. Она не хотела рожать детей, надеясь получить девочку. От этого могла спасти только свобода.

«Этого я хочу. Жизни без обязательств, без ожиданий».

— Тебе нечего сказать? рявкнула Тами. Ты непослушное и неблагодарное дитя.

«Хуже всего для женщины ее характер», — говорила Тами. Но белый гнев бил по груди Мари. Она могла умереть в состязании и не увидеть больше Цуму или мать. Зачем тогда подбирать слова? Зачем играть послушную дочь и дальше? Зачем притворяться? Скалясь, Мари прорычала:

— Может, я и непослушна, но это лучше, чем ты! Убийца детей. Ты бросила в реку двоих своих мальчиков, а сколько остальных? А теперь жертвуешь своей дочерью, — ее ладони и голос дрожали. Хоть она знала, что это не так. Мальчики не умерли в реке. Ее мать этого не знала. И Мари использовала информацию как оружие.

Глаза Тами расширились, она прыгнула над столом. Рис, чай, имбирь и хаси рассыпались по татами. Бам. Голова Мари повернулась от силы в ладони ее матери. Во рту появился вкус крови.

— Думаешь, ты знаешь все, — сказала мама хрипло. Слезы блестели в глазах Тами.

«Она никогда не плачет».

Тами обвила себя руками, качая головой.

— Но ты ничего не знаешь о жертвах. Ты не знаешь, как бросать сыновей в реку. Ты не знаешь, как это получить дочь и подумать, что твоя жизнь началась. Или как это смотреть, как дочь растет, получая жалеющие взгляды, когда ее простота становится очевидной, а ее зверь остается скрытым. Хотя ты считаешь ее самой красивой в мире, — ее мать раскачивалась. Гнев Мари рассеялся, осталось онемение. Слова вылетали изо рта Тами камешками, что сотрясали фундамент мира Мари. Ты не знаешь, как это, когда жены-звери шепчут о твоем ребенке. «Мари нужно отослать, она бесполезна для нас. Она не красива, она лишь отчасти зверь. Она не одна из нас». Так они говорили мне.

Горло Мари сдавило.

Ее мать продолжала, ее глаза потускнели, ладони раскрылись перед ней.

— Ты не видишь? Обучение, обещание сокровищ императора только этим я смогла убедить их. Только так я смогла сохранить тебя.

Мари раскрыла рот, но не было ни звука. Тами взяла себя в руки и вышла из комнаты. Мари тоже встала. Вес признания ее матери замедлял ее движения. Она подняла перевернутую миску и чашку, смела с пола липкий рис и имбирь.

«Хисса была права, — жены-звери были прокляты. Подбородок Мари дрожал, но она не позволяла себе плакать. Я тоже хорошая актриса».

* * *

Быстрый вдох, и глаза Мари раскрылись, остатки сна убежали от страха. Кто-то был в ее комнате. Она ощущала на себе взгляд. Ее мать? Вряд ли. После признания она будет держаться в стороне. Она остаток дня смотрела в окно на серое небо. Тишина в домике была тяжелой от всего невысказанного. Еще одно противостояние. Их отношения стали битвой их воль.

Страх сдавил горло Мари. Она замерла. Слушала. Ждала. Снаружи бил по окнам ветер, сотрясал стены.

Ее глаза привыкли к темноте, и в тенях появился силуэт. Она указала плавные движения, фигура вышла из-за угла. Акира.

Только Сын кошмаров мог проникнуть мимо врат Цумы незаметно. Он не был в ее комнате, но Мари как-то показывала ему домик.

— Моя комната выходит на восток. Я просыпаюсь с солнцем, — говорила она.

— Боги и богини, ты напугал меня до смерти. Еще вот столько, — Мари села и показала пальцами пару дюймов, — и ты встретился бы с клинком моей нагинаты.

Акира рассмеялся, прислонился к стене и снял маску.

От сухого смеха Акиры Мари нахмурилась. Что-то не так.

— Что ты тут делаешь?

Сын кошмаров посерьезнел.

— Мне приснилось, что ты ушла, — он прошел к деревянному сундуку, что она притащила в свою комнату. Сундук был открыт, в нем было полно тяжелых шелковых кимоно с вышивкой, оби, лент, золотых заколок вещи были достойны императрицы. Похоже, я был прав.

Ветер свистел, проникая сквозь ставни, принося холод. Мари сильнее укуталась в одеяла.

— Я отправляюсь на восток. В Токкайдо, город императора.

Акира кивнул.

— Мать заставила тебя, — он понимал долг Мари, но не мог принять. Он сжал свою шею сзади, хмурясь. Так не должно быть. Я говорил со своими родителями. Мы готовы

— У меня нет выбора.