Морской эмир

Глава 3. Анабена ядовитая

Сперва я не поверила своим глазам. Дож подошел ближе, выступая из тьмы, словно проклятый светоч, от которого слезятся глаза, но без которого, кажется, просто погибнешь. Он был абсолютно реален! Его обнаженный торс с безупречным рисунком мышц, его браслеты на мощных бицепсах, два колдовских жезла за спиной, перекрещенных и вставленных в черную кожаную портупею. Татуировка огненного дракона с левой стороны груди, ее горящие глаза, глядящие прямо на меня, и пасть, что то и дело распахивается, будто сдерживая желание сжечь здесь все дотла…

Все было как наяву, и мне даже казалось, что я и не сплю вовсе. Ровно до тех пор, пока дож не оказался в шаге от меня и не сказал:

— Это сон. Но в Айреморе я могу приходить к тебе только так.

Поднял руку и коснулся моей щеки, нежно проведя тыльной стороной по коже.

Я захлебнулась дыханием.

В месте, где его пальцы дотронулись до меня, будто случился крохотный удар тока.

Знакомо… Почти болезненно приятно.

Я думала, что, исчезнув из Огненной империи, лишусь и тяжелого влияния на меня драконьей силы. Но ничего не изменилось. Даже во сне.

— Моя… лаурия… — тихо прошептал император, и каждое его слово прокатилось по мне горячей волной, где-то внутри лаская и подчиняя. Так, как это всегда и происходило.

Я нервно вздохнула и поняла, что вокруг больше нет воды. Мы действительно словно бы больше не были в Айреморе, очутившись на суше. Оглянулась по сторонам: спальня Красного дожа.

То же легкое приятное тепло, греющее кожу и распространяющееся от напольных жаровен-канделябров. Тот же ласковый ветерок из распахнутого витражного окна замка Хальвейль.

И тот же тяжелый, пьянящий взгляд красных, как кровь и вино, глаз, от которых подкашиваются ноги.

Боги, когда же это закончится?..

Я судорожно сглотнула, стараясь взять себя в руки и прикидывая, что, похоже, месяц наваждения все еще не кончился. Посчитала-прикинула в уме, и, судя по всему, оставалось уже недолго.

Еще немного потерпеть, и навеянная страсть исчезнет.

Я открыла тяжело упавшие веки и взглянула прямо в огненно-алые радужки.

Дож тоже смотрел на меня, не отрываясь. Даже, кажется, не моргая. Так, как умел только он, когда ни отвернуться, ни вздохнуть.

— Ничего не скажешь? — протянул он медленно и тихо, а затем… преодолел оставшееся между нами расстояние.

Все.

Горячие, обжигающие руки медленно скользнули на талию, погладили, обхватили, прижимая к высокой широкоплечей фигуре императора. К его горячей груди, от которой разило огнем и на которой шевелилась живая татуировка. И кажется: коснись ее — и сгоришь на месте.

Я коснулась. Прижалась щекой, изо всех сил зажмуриваясь, преодолевая инстинктивный нерациональный страх перед пламенем. И перед дожем, которого я не должна была ни любить, не желать, от разлуки с которым не должна была страдать.

Но делала все это, и даже больше. Стараясь только не думать.

Мои руки сами собой скользнули ему за спину и сцепились там в болезненном и тонком:

«Скучала…»

Дож ничего не сказал. Только прижал крепче. Так, что почти не вздохнуть. Поднял руку и коснулся волос. Пропуская между пальцами, зарываясь глубже, поглаживая… Словно тоже скучал.

Не верить. Нельзя верить…

Всего несколько дней осталось — и наваждение пройдет.

— Почему ты можешь приходить в Айремор только во сне? — выдохнула я, лишь бы сконцентрироваться на чем-то кроме жара его рук, огня тела. Лишь бы не терять разум.

— Назови меня по имени, — вместо ответа проговорил император и чуть отклонился назад, коснувшись пальцами моего подбородка.

Снова проник в меня своим взглядом, будто лезвием.

Я вздохнула.

Он словно знал, что его имя — еще один инструмент, режущий не хуже ножа.

— Назови и скажи, что скучала… — протянул он бархатно, и пальцы обвели линию моего подбородка, коснувшись уголка губ.

Я задрожала.

— Скучала… — произнесли эти предательские губы, подчиняющиеся с радостью, с удовольствием. Ощущающие ласковое покалывание, пряное наслаждение, сходное с разгорающимся теплом костра, греющего тебя в холодную лесную ночь. — Сициан…

— Хорошая лаурия, — низким вибрирующим голосом похвалил дож, чуть наклоняясь ко мне и почти касаясь моих губ своими.

Мышцы расслаблялись на глазах, а тело начинали бить крохотные острые молнии. По нервам, по костям и венам, превращая кровь в кислоту.

Но я все же на миг замерла, напрягаясь изо всех сил, и, сумев отстраниться не больше чем на миллиметр, подняла взгляд в колдовские глаза и выдохнула:

— Не лаурия. Называй меня по имени…

И чуть не утонула во вспыхнувшем кровавом пламени. Жарком. Болезненном.

Внизу живота скрутилась спираль тяжелого напряжения.

Мгновение, другое… Дож улыбнулся.

— Алекса-а-а-ндра, — протянул он, и от этого его голоса с моим именем на губах меня начало забрасывать будто на иные грани реальности. Дыхание безнадежно сбилось. Я хватала воздух ртом, как рыбка, выброшенная на раскаленный песок, и видела перед собой теперь только его улыбающиеся губы. Только губы, которых мне не хватало больше всего на свете. — Моя дерзкая девочка…

И в следующий миг его губы накрыли мои. И я не хотела больше ни видеть, ни слышать ничего вокруг. Теперь для меня был только он. Только мой Красный дож…

— Саша, — произнесла хрипло и отрывисто. — Я хочу, чтобы ты звал меня…

— Саша, — огненным эхом закончил Сициан, прикусывая мою нижнюю губу, опускаясь поцелуями по подбородку и ниже, по горлу, по шее с трепещущими и бешено качающими кровь венами.

Я отстранилась так резко, словно меня кто-то ударил. И взглянула в широко распахнутые горящие глаза дожа. Белки исчезли, пламя вырывалось за черту век.

Тянущий ужас свился змеиными кольцами внизу живота, смешиваясь с острой, как перец чили, страстью.

В ушах стучало, я терялась в происходящем, не до конца осознавая, в реальности я нахожусь или в собственных фантазиях. Видимо, именно поэтому у меня хватило смелости просто взять и выпалить:

— Нет. Ты вампир.

Без вопроса. Без крика, который, вообще-то, рвался из горла.

Сициан склонил голову набок, внимательно глядя на меня. А затем прищурился.

Алое пламя еще сильнее брызнуло из глаз, а затем… исчезло, сменившись простой радужкой, хоть и непривычного темно-красного цвета.

— Как ты узнала? — мягко протянул он, не думая отстраняться или спорить. Пытаться меня переубедить.

Сердце зашлось в нервном ритме.

Это правда. Я была права!

— Ты кусал меня? — дрожащим голосом спросила вместо ответа. — Пил мою кровь?

Ежки-дракошки, неужели я произношу это вслух? Неужели спрашиваю именно то, что спрашиваю?

Сициан склонил голову набок, поднял руку и коснулся пряди моих волос, что сейчас, в этом нереальном сне, наконец-то снова стали абсолютно нормальными, перестали развеваться и летать вокруг головы, как облако бледно-сиреневого одуванчика.

Я сдержала вздох.

Дож убрал прядь мне за ухо, с каким-то маниакальным интересом прослеживая движения собственной руки, пальца, скользнувшего ниже. На шею, где еще пару секунд назад были его губы.

И где я хотела вновь их почувствовать. Несмотря ни на что.

— Я целовал тебя, Саша-а-а, — как-то дико, хищно проговорил он, растягивая слоги моего имени. — Целовал так, как целовать умеют, увы, лишь вампиры.

Я вздрогнула и зажмурилась, когда он целенаправленно провел пальцем по артерии на шее прямо в том месте, где я видела маленькие следы-точки.

Под кожу будто брызнули горячие пузырьки.

— Я видела уже одного вампира на улицах города, — ответила каким-то чужим голосом. — Ты… такой же? Монстр?

Я не открывала глаз, но чувствовала, как дож пожал плечами.

— Меня называют по-разному, Саша. И поверь, «монстр» — не самое красочное прозвище.

Тем временем он наклонился к моей шее и медленно провел языком дорожку, которую только что чертили пальцы.

Я зажмурилась сильнее, словно, если бы открыла глаза, умерла бы на месте.

Или позволила ему делать все, что он пожелает.

Жертва.

Безголосая. Безвольная.

Слабая.

Я дернулась, постаравшись отстраниться, хотя все внутри горело от горячего языка, что выводил жгучие узоры на коже. От рук, которые сжимали мою талию, не давая шевельнуться, убежать. Не позволяя даже думать об этом.

— Хочешь, я расскажу тебе тайну, Саша? — проникновенно промурлыкал тигр, почти не отстраняясь от моих вен. Почти касаясь губами кожи при разговоре.

Я хотела.

Он знал.

— Почти никто во всем мире не в курсе того, о чем теперь знаешь ты.

Я задержала дыхание.

— О том, что я вампир, — добавил он, чтобы все стало совершенно однозначно.

Я резко взглянула ему в глаза, не до конца веря, что теперь обладаю настолько редким знанием.

— Как это может быть? — нахмурилась я.

И ощутила, как Сициан неожиданно опустился в какое-то кресло, появившееся здесь неизвестно откуда. Хотя это ведь был сон… И, судя по всему, появиться здесь могло все что угодно в любой момент.

А потом он просто усадил меня на себя, проводя ладонями по моим бедрам, что оказались по обеим сторонам от его мощного тела.

Я тихо вздохнула, замечая, что одета в прозрачное сиреневое платье, похожее на то, какие у меня были в Хальвейле. Подол распахнулся, задрался почти до основания.

Белья на мне тоже не было. Все так, как и любил Красный дож.

— Если кто-нибудь узнает о моей проклятой сущности, скорее всего начнется война, — продолжал он тем временем, ненавязчиво поглаживая мои ноги и поднимаясь этой вроде бы невинной лаской все выше и выше.

А мне и так уже было достаточно.

Достаточно жарко.

Достаточно остро.

Достаточно громко стучал в ушах пульс, чтобы я с трудом прислушивалась к сказанным им словам.

— Война?

— Вампиры считаются проклятыми во всех империях и государствах мира, — продолжал Сициан, откинувшись назад в кресле. Его черные волосы рассыпались по подголовнику, а взгляд блуждал по моему лицу. — Если станет известно, что Сициан Алатус Райя-нор, последний дракон, аватар из геноса Огненной луны, отмечен скверной, сперва в Огненной империи вспыхнут бунты.

Он говорил мягко и спокойно, словно рассуждал о качестве блюд на минувшем ужине. Но слова становились все страшнее и страшнее.

— Для начала реки крови прольются в нашем государстве, — говорил он. — А затем, когда меня попытаются свергнуть мои же собственные подданные, к нам ринутся соседи. Уничтожить и разорвать нашу империю, лишившуюся правителя, — их давнишняя мечта. Последнее их покушение на меня, как известно, не удалось. Благодаря тебе, Саша. И тем ужаснее для меня, что именно ты стала в этом покушении невольной жертвой.

Его руки замерли, а пальцы впились в меня жестким захватом. Алые глаза начали опасно темнеть, мягкие горячие губы напряглись, превратившись в одну линию.

На Красного дожа было все еще больно смотреть. Но теперь еще и страшно.