Помни о русалке

— Спасибо, — говорю я, и он кивает.

Я медленно пью из бокала. Вино острое и терпкое, как цитрусовые, и пьянящее, как летняя ночь. Опустив бокал на траву, я снова плаваю рядом с Сойером. Теперь, когда мы признались друг другу в своих чувствах, даже если мы согласились, что сейчас не время действовать в соответствии с ними, мое тело почти инстинктивно хочет быть рядом с ним. И по тому, как он приближается ко мне, я предполагаю, что то же самое относится и к нему.

— Ты действительно больше не возражаешь? — спрашиваю я, когда он хмурится, глядя на меня в замешательстве. — Я о том, кто я? — заканчиваю я, выбрасывая хвост из воды, так что серебряная чешуя сверкает, как опалы на солнце.

Глаза Сойера загораются, когда он видит мой хвост.

— Дело не в том, что я был против того, кто ты, — признается он, глубоко вздыхая, — просто нужно было многое понять — например, вдруг осознать, что Санта — Клаус или Пасхальный кролик реальны.

Я смотрю на него и хмурюсь.

— Кто?

Он качает головой и смеется.

— Не бери в голову. В любом случае, прости, что я так остро отреагировал. Как я уже сказал: это было несправедливо по отношению к тебе, — он снова смотрит на мой хвост, прежде чем снова взглянуть на меня. — И правда в том, что я думаю, что ты прекрасна — русалка и человек.

Я благодарно улыбаюсь, прежде чем погрузиться глубже в воду. Я не умею вести себя с комплиментами, я понимаю. Или, может, это из — за тлеющего выражения в его глазах, которое говорило о том, что он хочет больше испытать со мной. В любом случае, я ощутила потребность уйти, перевести дыхание (что я могу сделать под водой).

Когда я снова подплываю, я улыбаюсь ему и вижу, что в его глазах все еще тот же волчий блеск.

— Это была непростая ситуация для нас обоих, — говорю я и обнаруживаю, что его внимание приковано к каплям воды, стекающим по моей шее и исчезающим в декольте. Он прочищает горло, снова поднимая взгляд к моим глазам, и тут же делает глоток вина. По румянцу на его щеках я могу сказать, что он борется с собой. Что делать, я не знаю.

— Точно, — говорит он.

— Будто тебе было мало узнать о том, кто я на самом деле, Каллену пришлось поставить нас в безвыходное положение… Я не могу винить тебя за то, как ты отреагировал, — я застенчиво улыбаюсь, толкая его в плечо, и этот жест кажется правильным, а близость между нами такая, будто так было всегда.

— Дождаться подходящего момента будет непросто, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, а я разглядываю его. — Даже сейчас я борюсь с собой, потому что хочу тебя поцеловать.

— Думаю, сейчас не время, — начинаю я, хотя и не могу поверить в то, что говорю, и он кивает.

— Я знаю.

Сойер переминается, протягивая руки к небу, прежде чем опустить их вокруг меня. У него телосложение сильного пловца, и когда солнце падает на стекло его наручных часов, оно блестит и почти ослепляет меня.

— Как проходят занятия по плаванию? — спрашивает он.

Я тяжело сглатываю.

— Никак.

— Что ты имеешь в виду?

— Из — за всей этой лжи, которая наполняет Шелл — Харбор, у меня больше нет школы плавания.

— Мне жаль это слышать, Ева, — отвечает он, хмурясь, и я почти уверена, что он что — то говорит о том, что Майер — ублюдок, но я не знаю точно.

— Надеюсь, со временем я смогу устроить ее снова, но сейчас мне нужно найти работу, чтобы оплачивать счета… что в лучшем случае оказывается трудным.

— Трудным?

— Я, гм… у меня нет никаких документов, доказывающих, что я могу работать здесь на законных основаниях.

Он кивает.

— О, верно. Это ставит тебя в затруднительное положение.

— На самом деле… я не знаю, смогу ли вовремя внести арендную плату…

Он снова кивает.

— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этом. Можешь опоздать. Это не конец света, — он делает глубокий вдох. — Самое главное, чтобы ты снова встала на ноги… — потом он смотрит на мой хвост и хихикает. — Или твой хвост, в зависимости от обстоятельств.

Я чувствую, как слезы подступают к глазам, и тут же подавляю их.

— Спасибо, Сойер.

Он улыбается.

— А что касается твоего поиска работы… почему бы тебе не оставить это мне? У меня есть несколько высокопоставленных друзей, и я посмотрю, что могу сделать для тебя.

— Я не могу передать тебе, как сильно я ценю… все.

* * *

Выбравшись из озера, мы оба стоим на берегу, промокшие до нитки и полуголые. Намотав полотенце на голову, я выжимаю влагу с волос и стараюсь не обращать такого пристального внимания на его… впечатляющее тело. На нем только пара темно — синих плавательных шорт, которые облегают его бедра и мало что оставляют воображению.

Конечно, у меня был секс раньше — с Эвардом и только с Эвардом. Однако теперь я не могу не задаться вопросом, на что был бы похож секс с человеческим мужчиной, а точнее, с этим человеческим мужчиной. Я замираю достаточно надолго, чтобы мой взгляд скользнул по его обнаженным мышцам, ряби его пресса и четко очерченным плечам. Он ловит мой взгляд и подмигивает.

— Ты смотришь так, словно раздеваешь меня глазами, — усмехается он.

— Гм, это звучит почти правильно.

Он бросает на меня взгляд, от которого в глубине души начинают происходить забавные вещи.

— Так друзья должны смотреть друг на друга, Ева?

Я не знаю, что сказать, поэтому я просто тяжело сглатываю и отвожу взгляд. Он прав — я просто пялилась, и теперь мне стыдно за этот факт.

— Кстати, я просто пошутил, — говорит он с громким смехом. — Мне нравится, что тебе нравится смотреть на меня, — я поворачиваюсь к нему и обнаруживаю жар в его взгляде. — Мне нравится смотреть на тебя.

Я ничего не говорю, но торопливо и застенчиво улыбаюсь ему, заканчивая вытираться, проводя полотенцем по верхней части тела. Моя кожа не совсем сухая, но этого достаточно, чтобы я уже не была промокшей. Превращение из русалки в человека всегда неприятное, что — то вроде покалывания, онемения. Но я настолько привыкаю к жизни на суше, что уже почти не замечаю странности ощущения.

— Невероятно, как быстро ты можешь меняться, — говорит Сойер, глядя на меня с удивлением, написанным на всем его лице. Очевидно, он меняет тему, потому что она сворачивает на опасную территорию.

— Ты привыкнешь, — поддразниваю я, пытаясь хоть немного ослабить напряжение между нами — а напряжение между нами определенно есть, плотского рода. С тех пор, как мы признались на пляже, оно было там — густое, тяжелое и нуждающееся чувство, которое не исчезнет.

Сойер следует за мной в дом, его мокрые ноги оставляют следы на деревянном полу. Я бегу в свою комнату, думая только о том, чтобы переодеться во что — то, чтобы покрыть все мое тело, чтобы подавить часть этого желания между нами. Я замечаю, что Сойер не следует за мной, а остается в гостиной, что тоже хорошо — идея о том, что он в моем личном пространстве — с моей кроватью, не очень удачное сочетание. Особенно учитывая тот факт, что мы пытаемся быть ответственными.

Как только я переоделась, расчесала волосы и нанесла немного туши, румян и помады на лицо, я возвращаюсь вниз. Сойер смотрит на меня и собирается что — то сказать, когда открывается входная дверь, и вдруг я оказываюсь лицом к лицу с Марой. Она разглядывает меня с головы до ног, приподняв критически бровь.

— Почему ты одета… так? — спрашивает она. Я замечаю, что она не удосужилась поздороваться с Сойером, что неправильно. Она может злиться на меня сколько угодно, но она не имеет права грубить моим друзьям.

— О, гм, — быстро отвечаю я, внезапно смущенная тем, что приложила дополнительные усилия, чтобы привести себя в презентабельный вид. Кашлянув, я меняю тему. — Ты не видела мою сумочку? Я уверена, что оставила ее в холле.

— Она здесь! — кричит Сойер из кухни, протягивая мне мою сумочку. Его рубашка влажная, прилипает к груди, и я замечаю, как Мара поворачивается к нему, а затем явно пялится на него, выглядя немного взволнованной. Меня вдруг охватывает необъяснимое чувство ревности, как мне кажется. Будто инстинктивно мне не нравится, что она смотрит на него. Какое странное чувство, которого у меня никогда не было.

Это чувство, которое я надеюсь никогда больше не испытать.

— Ну, наверное, мне пора домой, — говорит Сойер с широкой улыбкой. — Я напишу тебе позже, Ева.

А затем, прежде чем я успеваю полностью осознать, что происходит, он подходит и наклоняется, сжимая мою руку, когда его губы встречаются с моими, но у меня едва хватает времени насладиться поцелуем. Затем он разворачивается и исчезает через парадную дверь, которую Мара оставила открытой.

Когда я поворачиваюсь к ней лицом, она смотрит на меня.

— Значит, между вами явно что — то происходит? — она хмурится.

— Да, — отвечаю я, не зная, что еще сказать. У меня нет ни времени, ни желания рассказывать ей обо всем, что произошло на пляже, и о том, что я не совсем уверена в том, что происходит между мной и Сойером.

— Ты и человек? — повторяет она.

— Что такого? — спрашиваю я. — Я не замужем, а это значит, что я свободна принимать собственные решения, — потом мне кое — что приходит в голову. — И ты тоже могла бы, Мара.

— Я… замужем, — настаивает она.

Я качаю головой.

— Ты изгнана, и изгнание освобождает от обязательств перед Калленом, — я многозначительно смотрю на нее. — И ты это знаешь.

Глаза Мары становятся пустыми, а плечи сутулятся.

— Тебе не нужно казаться такой счастливой из — за всего этого, — бормочет она, и я удивлена, потому что я не знала, что это звучит радостно. — Некоторые из нас были довольны Корсикой и хотели бы вернуться.

— Прости, — начинаю я, но она не дает мне времени сказать что — то еще.

— Все в порядке, — лжет она. Судя по ее тону, выражению лица и позе, скрещенной на груди, все явно не в порядке. Она глубоко вдыхает. — Я собираюсь поискать Майера.

— Поискать Майера? — спрашиваю я, хотя мне и приходит в голову, что я не видела его с тех пор, как мы с Сойером вернулись. Я наполовину ожидала, что Майер был в доме, позволяя Сойеру и мне уединиться, но, видимо, я ошиблась.

— Он исчез, — сообщает мне Мара. — Вероятно, выдает нас Каллену.

Кожу покалывает от беспокойства, но у меня нет времени уделять этому много внимания. Если Майер вернулся в океан и, в конце концов, в Корсику и к Каллену, он будет разочарован приемом. Но я сильно сомневаюсь, что это так.

— Ну, в любом случае, мы не можем держать его взаперти в этом доме вечно, — говорю я.

— Хочешь сказать, что мы не должны?

— Я говорю… он взрослый мужчина и на земле у него есть права. И эти права позволяют ему делать то, что он хочет, и идти, куда он хочет.

— Это не значит, что мы должны ему доверять, — возражает она.

— Я никогда не говорила так, — отвечаю я, когда она направляется к входной двери, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Увидимся позже.

Я киваю.

— Удачи в поисках, и если ты его найдешь, не убивай его, пожалуйста.

Улыбка Мары — мрачная полоска юмора на ее лице, когда она отворачивается от меня.