Живая: Принцесса ночи

— Мне казалось, Вы не любите сумерки, — сказал Эдмунд. Вместо ответа Вивиана закрыла глаза и глубоко вдохнула холодеющий воздух. Только когда молодой человек спустился с крыльца, приблизился и коснулся ее плеча, она повернула голову и произнесла:

— Да, верно, не люблю. Но я будто обязана стоять тут, слушая, как внутри меня все тянет и гудит, как мне больно, не оттого, что этому есть какая-то причина, а потому, что она могла бы быть…

Эдмунд вздохнул, хотел было рассмеяться, сказать, что все это тоска, что надо ехать в Лондон, но разумно промолчал. Впрочем, Вивиана, казалось, и без того знала, как он отнесся к ее словам.

— Вы ведь не понимаете, о чем я. Должно быть, что-то подобное, как я сейчас, испытывают верующие в церкви, только в несколько раз сильнее. Как будто есть что-то прямо у тебя над головой, и рядом тоже, и ты можешь раскинуть руки и упасть в него, а оно тебя примет, но ты стоишь и не двигаешься с места, потому что тебе не дают этого сделать твои земные желания.

— Грешные, — подсказал Эдмунд.

— Да, — Вивиана вновь ненадолго закрыла глаза. — как, наверное, хорошо осознавать, что ты сотворен по образу и подобию Божию.

— Не уверен.

Эдмунд приглушенно и нервно рассмеялся, а Вивиана повернулась к нему лицом, теперь она улыбалась, нежно и насмешливо коснулась его носа и сказала:

— Просто Вы врач.

Вдалеке заухала сова, будто дав понять молодым людям, что они не одни даже там, где людские взоры не могут их достичь.

— Какое же здесь все-таки дикое место.

Молодой хозяин не понял, что хотела сказать девушка и неловко пробормотал:

— Я хотел привезти Вам мопса из Лондона…

— Молчите, пожалуйста, — Вивиана, поддавшись непонятному ей самой порыву, схватила голову Эдмунда руками и поцеловала его горячо, но кратко, затем отшатнулась, раскаиваясь, и потонула во тьме под деревом. Ошеломленный доктор Купер ощупал лицо, не веря, что оно принадлежит ему, обласканное так пламенно и долгожданно.

— Ничего больше я не могу Вам дать, — произнесла Вивиана. Голос ее рассеивался, словно несся со всех сторон сразу.

— Я не мечтал и о такой малости.

— Но ведь это Вы принесли в мою комнату сушеную ветку жимолости?

— Я только хотел сделать Вам приятное.

— За что Вы меня любите?

Эдмунд помолчал, облизывая губы.

— Я мог бы сказать, что за то, что Вы добрая, умная, заботливая, и в то же время свободная и дикая. За то, что губки у Вас выдаются вперед, словно Вы постоянно чем-то немного недовольны… Но этим я бы только оправдал свои desideria carnis1. Не скрою, — Эдмунд залился краской. — Вы достаточно начитаны, чтобы понять, что в моих чувствах к Вам есть… и толика низменного. Впрочем, нет… довольно большая часть.

Вивиана вновь выступила на свет. Лунные лучи осветили ее до пояса, оставив в рамке тьмы, словно портрет. Руки ее, сложенные у груди, белели — сильные и спокойные, как у кариатид перед входом в Ламтонское поместье.

— Это как во сне. Тебе кажется, что это — самое важное, что у тебя есть в жизни, а потом — бум! Ты просыпаешься и даже вспомнить не можешь, о чем думала минуту назад.

Эдмунд опешил, почти отшатнулся, изумленный. Он подозревал в Вивиане необузданную животную свободу — и вдруг наткнулся на, как ему показалось, столь крепкую стену нравственности, что почти почувствовал боль от ушиба.

— Простите, мисс, я не хотел Вас обидеть, — смутился молодой человек.

Девушка негромко рассмеялась.

— Я не обижена.

— Что ж… Вы спрашивали, почему я люблю Вас и, должно быть, ждете, что я отвечу, отчего так уверен в крепости своих чувств. Просто… это судьба. Нет никакой причины и никакого объяснения. Sic fata voluerunt2.

Вивиана опустила голову, раздумывая. Слова молодого человека тронули некие струны ее души, которые не позволяли девушке молчать и далее.

— Я лишена ложного стыда. И если Вы хотите слышать, то я повторю — да, я люблю Вас, несмотря ни на что. Но говорю это только оттого, что мое признание сделало бы Вас чуть более счастливым, нежели отказ или молчание. Вы понимаете, что я не могу стать Вашей по закону, но, быть может, и столь крохотный глоток правды…

— Счастья, — он схватил ее за руки. — счастья, мисс Тауэр. Я ждал этих слов от Вас.

И вдруг все показалось ему наигранным, фальшивым. Руки девушки были холодными и вялыми.

— Мы должны будем и после этих слов жить так, как и до них, — сказала она.

— Да, Вы правы, — Эдмунд потупился и отступил на шаг. Пальцы Вивианы выскользнули из его захвата.

Но на ничтожно малую толику Эдмунд и впрямь стал счастливее, чем несколько минут назад.