Ты моя надежда

Глава 2

Джулия

Единственное, что тебе нужно запомнить, это мое имя. Только мое имя и то, что я сделал с тобой сегодня.

Мейсон прошептал мне эти слова на ухо, отчего по моему телу пробежала дрожь желания. Это было все, чего я хотела, когда его встретила. Он дал мне это обещание в первую ночь, и я так легко оказалась в его постели. Я так отчаянно хотела испытать что-то еще кроме душевной боли и страданий. Если бы я могла забрать свои слова обратно.

Если бы я только знала, что этот человек был причиной моей боли.

Во мне кипит гнев, когда я с другой стороны спальни смотрю на него, сидящего в углу. Мейсон сидит согнувшись, упершись локтями в бедра, руками обхватив склоненную голову. Он пальцами проводит по затылку, будто в его голове затаилась мысль, которую он пытается ухватить.

Он не смотрит на меня, взгляд Мейсона обращен к полу. Я ощущаю себя разбитой, и чувствую, что моя душа разваливается на мелкие осколки.

Мои руки дрожат и очень хочется заплакать, но у меня даже на это нет сил.

Я пытаюсь приподнять свое измученное тело на кровати, чтобы дать возможность крови прилить к рукам, но веревка, обвязанная вокруг моих запястий, натягивается от внезапного рывка, доставляя боль. Я морщусь и втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, плечи разрываются от боли.

Прошло несколько часов с тех пор, как я узнала правду. Я уже несколько часов прикована к этой кровати. Когда я перестала кричать и бороться с ним, царапаться и кусаться, пытаясь вырваться из его сильной хватки, он связал меня. Однако прошло всего несколько минут с тех пор, как он вернулся в комнату. Несколько минут с тех пор, как он открыл эту дверь и посмотрел на меня. Я жалкая, слабая и полностью нахожусь в его власти. Пленница человека, которого я любила, который скрывал тайну, такую темную и порочную, что она погубила меня. Я никогда не буду прежней. Просто не получится.

Тик-так. Тик-так.

Прошло всего несколько минут с тех пор, как он опустился в кресло, не произнеся ни слова. Мейсон сидит в кресле, которое я перевезла из своего дома к нему. Кресло, в котором я пролила бесчисленное количество слез после смерти моего мужа.

Он молчит. Эта тишина убивает меня.

— Я тебя ненавижу, — вырываются слова из моего саднящего горла. Их едва слышно, так как мой голос такой хриплый и слабый после крика.

Он медленно поднимает голову, на его скулах ходят желваки. Впервые с тех пор, как мы стали встречаться с Мейсоном, после месяцев, когда я была в него влюблена, я чувствую настоящую агонию.

Мое тело начинает колотить дрожь и это доказывает, что мне немного страшно.

Резкие линии его челюсти выглядят более интенсивными в тусклом свете, тени только делают их более суровыми. Когда мои глаза ловят его взгляд серо-стальных глаз, то это подобно удару кинжала.

Я не могу дышать, не могу отвести взгляд. Я ненавижу его за то, что он сделал тогда, и ненавижу за то, что он заставляет меня чувствовать сейчас.

— Нет, это не так, — говорит он, и его голос грубый и глубокий.

Он звучит сильнее, чем раньше. Но это ложь. Все это ложь.

Именно так. Я ненавижу его больше, чем могу выразить.

Я еле сдерживаю слезы, делаю глубокий вдох, отрываю от него взгляд и начинаю смотреть в потолок. Даже от этого незначительного движения связанные запястья отдаются болью. Хотя я стараюсь это скрыть.

Я отдала этому человеку все. Как я могла быть такой глупой?

— Я ненавижу тебя больше, чем ты можешь себе представить, — шепчу я в потолок пугающе спокойным голосом, хотя в душе бушует ураган.

Скрип половиц привлекает мое внимание, и мой взгляд устремляется на Мейсона, когда он встает. Мурашки медленно расползаются коже, когда он поднимается.

В этот момент его мускулистое тело кажется намного больше, чем обычно, страх и какая-то еще гремучая смесь вызывают слабое шевеление внизу моего живота. Он всегда был властным и пугающим, но это что-то темное… нечто большее. У меня нет ничего, что могло бы защитить меня, даже простыни. Он снял постельное белье с кровати, прежде чем связать меня, и я осталась только в нижнем белье и мешковатой тонкой футболке из хлопка, которую надела этим утром. Холод пробирает меня до костей.

Под его весом прогибается кровать, когда он ставит на нее колено всего в нескольких сантиметрах от меня. Я хочу вырваться, но не могу. Мы оба знаем это.

— Я люблю тебя, Джулс, — бормочет он, и в его словах слышится смесь душевной боли и решимости. Он сломленный человек с измученной душой.

Я не знаю, как могу смотреть на человека, который сделал это со мной, и испытывать к нему сожаление. Но я это делаю.

Я и раньше встречала мужчин, которые были напряжены до предела, словно вот-вот взорвутся, как бомба. Они всегда были постоянно на взводе и готовы к драке в любой момент. Но Мейсон не такой. Вместо этого он похож на беспорядочно намотанную нить на веретене. Это не мягкая нить, она остра на ощупь, и нет никакой надежды распутать ее, не порезавшись.

Я и предположить не могла, насколько он меня ранил. Я понятия не имела, что, пока я была занята тем, что приводила себя в порядок и опиралась на него для поддержки, он смотрел, как я истекаю кровью, ничего не говоря. Чем ближе он подбирался ко мне, тем глубже становилось неизбежное предательство, но его это не останавливало. У него было так много возможностей рассказать мне, что он сделал.

Я опустила голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Мое сердце наполняется невыносимой болью оттого, что он находится так близко от меня. Видеть, как он ранен, но знать, что это ничто по сравнению с тем, что он сделал со мной.

Я искренне любила его и думала, что судьба дала мне второй шанс на любовь и счастье. Я знала, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Как ты мог это сделать? — вырвался у меня вопрос, хотя планировала спросить о другом, когда сузила глаза. — Ты больной, — добавляю я, выдавливая из себя слова, нанося ему удар и жду, что он нанесет ответный удар тем же ядом, которым его наградила я.

Его ровное дыхание каким-то образом успокаивает, и это раздражает меня, когда я наблюдаю, как поднимается и опускается его грудь.

— Возможно, — соглашается он, прежде чем встать с кровати и отвернуться от меня.

Мое сердце падает вниз от того, что Мейсон повернулся ко мне спиной, я не могу больше удерживать выражение лица. Мне физически больно знать, что ему тоже больно. Я думала, что знаю, что такое агония. Боже мой.

Почему это произошло? Как это могло случиться?

У меня наворачиваются слезы на глаза, я стараюсь их отогнать, молясь, что сплю, проснусь и обнаружу, что это только дурной сон. Пожалуйста! Пожалуйста, я бы все отдала, чтобы это просто оказалось кошмаром. Мои безмолвные молитвы прерываются скрипом деревянных полов, когда Мейсон направляется к двери, оставляя меня здесь и не давая мне понять, что должно произойти дальше.

— Разве ты не собираешься просить прощения? — отрывисто шепчу я.

Может быть, это и есть самое шокирующее: он не сказал, что сожалеет. Не за то, что связал меня и держал здесь…, не за убийство моего мужа почти год назад.

Мейсон резко останавливается в приоткрытом дверном проеме, когда осознает, что я сказала. Он медленно поворачивает голову и смотрит на меня через плечо, его рука все еще лежит на резной стеклянной ручке двери.

— Я уже сказал тебе, что сожалею. Ты не должна была узнать правду.

— Ты сожалеешь только о том, что я узнала? — спрашиваю я с равной долей недоверия и обиды.

Мейсон переводит взгляд с меня на пол, со скрипом открывая дверь спальни чуть шире.

Он нерешительно смотрит на меня, словно раздумывая, стоит ли мне что-то говорить. Это было бы правдой. Я вижу это, чувствую интенсивность. Вместо этого Мейсон ничего не говорит, выходит из спальни ровными шагами, прежде чем захлопнуть за собой дверь.