Зеркала

Напоследок попытались вызвонить Тима, но тот не отвечал. Или мобильного не слышал, или «зарядка» закончилась. Кира переживала уже так, что начала про себя молиться, чтобы с «зарядкой» телефона всё было нормально.

Леонтий сказал, что фиг с ним — с этим телефоном, поскольку догадаться нетрудно и без телефонов, в какую сторону мог направиться Тим; собрался и ушёл. Женщины проводили его: Кира — до порога «своей» комнаты, Софья Илларионовна — до выхода.

Вернувшись, старушка сказала: «Брр! Ну и метёт!», кутаясь в толстую шаль, и наконец обе женщины сели за столик.

— Морозно сегодня, — светски сказала Софья Илларионовна, после того как Кира съела принесённые в термосе наваристые щи. — Ты, Кира, как здесь, в посёлке оказалась?

— Мне предложили пожить в пустом коттедже. Как в каникулы. Нервы подлечить, — нерешительно сказала Кира, гадая, что сказал о ней Тим этой женщине.

Долго гадать ни о чём не пришлось.

Софья Илларионовна оказалась болтушкой, причём весьма обстоятельной. Она начала с главного — с себя. Рассказала, как долгое время жила на пенсии одна, как выросли внуки, а правнучат заводить всё никак не желали; как её пригласили попробовать себя в качестве хозяйки коттеджа. Она сказала — именно хозяйки. Кира промолчала, но подумала, что, скорее всего, женщина выполняет функции домоправительницы или управляющей домом. Глядя на её круглое лицо с полными щёчками, Кира, скрывая улыбку, думала и о том, почему Леонтий поцеловал её: тётя Соня, как она сама велела называть её, похожа на добродушную бабушку, которую просто невозможно не любить.

Про дом Тима домоправительница сказала, что Тим, кажется, выиграл его — не то в карты, не то ещё как. Чем живёт и откуда берёт деньги, чтобы платить не только за коттедж, но и за приходящую прислугу (тётя Соня в доме только правит!), неизвестно. Но платит вовремя. Старший брат, осуждённый за избиение какой-то шишки, а в тюрьме отметившийся не самым лучшим поведением, вернулся недавно, и его надо бы сторониться, хотя он бывает ласковым, особенно если чего-то добивается.

— Тим часто ходит в лес? — спросила Кира.

— Да почитай каждый день, — махнула рукой тётя Соня. — А чем ему ещё заниматься здесь? Родители у него в каком-то городе живут, далеко отсюда. Кажется, оба алкоголики. Неудивительно, что и старший брат сюда перебрался. Тоже время от времени в лес бегает. Только ему-то нельзя ружьё брать пока — по каким-то там законам. Он чаще ловушки ставит. Братом прикрывается. Да хоть что пусть делает, только б не бездельничал. Когда появился, ну, думаю, рвань тюремная — пить будет страшно. А потом — смотрю, не больно-то и пьёт. На вечерах Тимычевых слоняется, как неприкаянный, но девки его любят — часто потом остаются с ним здесь. Но Тимыч ему велел тебя не трогать, вот Леонтий и заинтересовался, кто, мол, такая, что брат предупредил. Тимыч помянул, что ты нервная. Я уж грешным делом думала — врёт. А тут ты то же говоришь… С чего бы нервы-то?

— У меня спектрофобия, — сказала Кира, примерно представляя, как откликнется старушка на незнакомое слово. И точно — закивала, как будто не впервые слышит. Но глаза заблестели. — Я не переношу отражения в зеркалах.

— Всякое бывает, — как ни странно, задумчиво сказала тётя Соня. — Вон, соседка у меня красного цвета не любила. Так не любила, что, как увидит его, тут же аллергией покрывается. А тут вон что — зеркала. Ты, Кира, надолго ли здесь, в доме? Убрать, что ли, тебе все зеркала, чтоб тебя не смущали?

— Это как хозяин решит, — тоже задумчиво сказала Кира. — Я ведь, честно говоря, не хочу здесь жить. Мне же предложили жить в другом доме. Хозяйка его теперь надеется на меня, что я там поживу. Зачем убирать здесь всё, если там уже ничего нет? Зеркал в любом доме так много, что замучаешься их искать, чтобы закрыть… — А потом нерешительно спросила: — Софья Илларионовна, Леонтий так уверен, что сможет найти брата. А если потеряются оба?

— Куда там! — довольно сказала домоправительница. — Один раз было — сам Леонтий потерялся, пока капканы ставил. Тимыч его быстро нашёл. Они ж братья. Друг друга чуть не чуют. Правда, тогда такой метели не было, конечно, — добавила она уже с беспокойством, глядя в окно, за которым плясали снежные извивы.

— А Леонтий работает где-нибудь?

— Тимыч устроил его дворником на дальнюю улицу. Да что с той работой, если сейчас никому не нужны поселковые дома? Все в городе сидят. Разве что на рождественские каникулы понаедут — так зимой обычно бывает. Хотя Леонтий часто туда ходит, на свой участок. Да что толку? Всё равно перед приездом придётся трактористов вызывать. Тут такие сугробы!.. В городе-то не справляются, а что уж о нашем посёлке говорить? Дыра, — заключила тётя Соня.

Наговорившись и отдохнув, она спохватилась, что пора и по дому работой заняться. Кира извинилась, что не может помочь ей. Та отмахнулась — вообще оказалась любительницей помахать руками. Так что Кира собрала ей поднос с грязной посудой, и старушка спустилась на первый этаж.

А Кира закрыла за нею дверь, выключила свет и подошла к окну.

Слепая метель. Даже карниза не видно. Слышно только даже сквозь стекло, как воет ветер и шелестит снег, разбиваясь об окно.

Избегая мыслей о прошлом, Кира начала думать о том, как в эту метель вошёл недавно Леонтий. Представила, как оглядывается в поисках ориентиров Тим. Неужели тётя Соня права, как прав и Леонтий, самонадеянно пошедший в эту метель — и дальше, в лес? Тима она видела в воображении очень отчётливо: быстрый и гибкий — не чета заматеревшему брату! — он оглядывается в поисках дороги назад. «Какого чёрта его вообще потянуло в лес на охоту? — сумрачно подумала Кира, машинально теребя кончик косы и следя за снежными вихрями, которые то и дело размазывались по стеклу. — Хорошо всё-таки, что я сказала ему про мобильный. Или… — Она вздохнула. — А если я послала на смерть сразу двоих?»

Мобильный. Она покосилась на кровать, за задней стенкой которой валялась сумка. Там её собственный мобильник, поставленный на «тишину». Родителям она сказала, что поедет к знакомой, но не сказала, куда именно. Про это место знает только Маша, подруга, которая и нашла возможность привезти её сюда. Очень хочется позвонить ей… Но лучше об этом даже не думать. Решила скрыться — надо сидеть и таиться. Зря, что ли, номер сменила?.. Если уж рвать, то рвать.

Плохо это или хорошо, что Тим нашёл её вчера?

Стоит ли задаваться глупым вопросом, если свершилось то, чего представить и в мыслях не могла? И что это значит, если спасли её? И значит ли это что-нибудь? Что было попыткой самоубийства — судьба? Кажется, нет. Если её спасли — судьба выступила именно в этом случае.

И снова задумалась. Цепочка выстраивается странная: Тим спас её. Она сказала про мобильный, который он обычно в лес не берёт. Кто важней? Она, Кира, или он — Тим? Значит, кому-то надо было, чтобы именно Тим был жив? Но ведь он мог и без неё остаться в живых? Вон как спокойно написал эсэмэску — даже не позвонил!

И сердце стиснуло вдруг: заботливый! Написал, чтобы не беспокоились!

Хватит об этом! Лучше подумать о том, как пройти в «свой» коттедж. Получится ли упросить тётю Соню проводить до места? Ведь всего-то и надо, чтобы её, Киру, взяли под руку, и тогда она, с закрытыми глазами, легко пройдёт мимо всех зеркал, которые только встретятся. А потом — по дороге к коттеджу можно идти и с открытыми глазами…

Но в такую метель согласится ли старушка сопровождать «нервную» девицу?

Вряд ли старушка согласится её сопровождать. Да и куда? Адрес коттеджа есть, но как к нему пройти — Кира не знает. На тётю Соню тоже плохая надежда: откуда ей знать весь посёлок? «Кажется, я попала в ловушку, — хмуро подумала Кира. — Выйти из дома втихаря не могу — везде зеркала. А если и выйду — неизвестно куда идти».

И вздрогнула от короткого стука. Первым делом — задёрнула штору: в такой тёмный день для человека привычно, входя в комнату, немедленно включить свет.

— Кирочка! Я дозвонилась до пультовой охраны! — радостно сообщила тётя Соня. — Там пообещали организовать поиски Тимыча! Сказали, сделают это легко, лишь бы телефоны были включенными!

— Я очень рада, — с трудом проговорила Кира, проталкивая слова сквозь зажатое горло.

Старушка не заметила её странного состояния. Поболтала немного, стоя у двери, а потом убежала, радостно что-то тараторя в воздух. Кажется, она была уверена: братьев найдут быстро… Кира ещё мельком удивилась: поселковая охрана собирается искать пропавшего жителя? Нет, понятно, что они любого жителя коттеджного посёлка будут искать — или вызывать тех, кто ищет… Но чтобы охрана так быстро откликнулась на сообщение старушки?..

Помедлив, Кира оглядела комнату. Сначала перестелила кровать. Потом повозилась в ванной комнате, решив выстирать припрятанную простыню с кровавыми пятнами на ней — Тим вчера не подумал забрать её с собой. Забыл, наверное. Потом перебрала вещи в сумке. Потом придирчиво осмотрела дверь шкафа, на которой Тим закрыл зеркало, и заткнула зеркало ещё более тщательно.

Наконец она снова выключила свет и вернулась к окну. Некоторое время смотрела на стену, бушующую стремительными снежными струями, а потом открыла окно. Тридцать градусов? Да пошли вы все…

Она не знала, сколько просидела на подоконнике, пока снова не открылась дверь в комнату. Кто-то вошёл быстро и решительно. Девушка, скорчившись, сидела и не оглядывалась.

— С ума сошла, дура?

Холодные с мороза руки схватили её за талию, стаскивая с подоконника. Её обожгло прикосновением к холодному, проледеневшему меху какой-то странной одежды — она окрестила её дохой, хотя точно не знала, как эта меховая штука называется. Покорно встав у окна, она молча проследила, как Тим закрывает окно. Потом закрывает его шторой. И включает свет.

— Верни меня в тот коттедж! — жёстко сказала она.

— Какого… — начал было он и замолчал, глядя, как трясётся её рука, которую она схватила другой рукой, чтобы не видно было этой тряски.

— Ты что — в самом деле не понимаешь? — снова враждебно сказала она, стуча зубами, не оттого что замёрзла, а потому что чувствовала, что ещё немного — и она сорвётся в истерику. — Ты не понимаешь, что я в этой комнате… Я уже здесь сутки… Ты… Я и так псих с одной фобией, а у меня ещё и клаустрофобия начинается!! Меня только это окно и спасает — понимаешь или нет?!

Он схватил её за трясущиеся руки, которые она прижимала к груди, и резко дёрнул их вниз. Она уставилась на него со злобой. Он отпустил её и неожиданно скинул с себя эту чудовищно огромную доху. Накинул на неё, ничего не понимающую. Подвёл к окну и распахнул его.

— Сиди здесь и жди. Мы сейчас уберём зеркала, и будешь ходить, где захочешь.