Слишком борзая!

Всего на секунду поймав этот умудрённый жизнью взгляд, я вдруг поняла, что и сама не умею самого простого — остановиться и прислушаться к себе. Всё время куда-то несусь, занимаюсь ежедневной рутинной работой. Кручусь, как бы сказал Бес: «Словно рыбка в унитазе».

— Давно вы с ними не виделись? Знаете, как сложилась судьба у Норы? У Альбины?

— Душа моя, мне кажется, вы не в том направлении работаете. Какой толк сейчас ворошить давно ушедшее прошлое, если у вас имеется главный свидетель трагедии — Тимур. Не проще ли пойти от обратного? Выяснить, как он оказался в приёмной семье в Эмиратах? Что он помнит о той жизни и о тех людях?

— Всё, что могли, уже выяснили, — нарочито тяжко вздохнула я. — Помнит многое, но толку нет. Жил в большой семье русских эмигрантов Якушевых. Знакома эта фамилия? — на всякий случай спросила я, хоть и была уверена, что этот пройдоха вытянул из Тимура не меньше нашего.

Борис, не задумываясь, отрицательно качнул головой, чем подтвердил мои подозрения.

— Ну вот, — повела я плечом. — Вы всё знаете сами. Обнаружили Тимура в аэропорту Рас-Эль-Хайм. По камерам удалось отследить, что привела его туда женщина, чья внешность была полностью скрыта под паранджой. Тимура взяли под опеку эти эмигранты. Жил в их семье, пока они не решили на нём заработать. Вот и всё. Как он попал в Рас-Эль-Хайм, неизвестно, кто была та женщина, тоже выяснить не удалось.

— Милена, ангел мой, так и в прошлом нашей семьи почти три десятилетия рылись лучшие сыщики. И тоже ничего выяснить не удалось, — закономерно развёл руками дед Борис, поднимаясь с резного деревянного царского стула.

Всё-таки обжорство плохо влияет на мозговую деятельность. Я уверена на сто процентов, что рыть нужно именно в сторону Норы и её семейства, но чётко сформулировать свою версию не могу. Возможно, это беременные гормоны путают мне все карты, а может, и тонна упавших в желудок яств. Хочется зевнуть, сладко потянуться и, свернувшись клубочком, поспать прямо на широком подоконнике, залитым солнечными лучами.

— Борис Иннокентьевич, я читала материалы дела. Рылись по большей части среди многочисленной тусовки друзей и знакомых молодой пары. У Норы ведь даже алиби не проверяли. Почему вы не допускаете мысль, что она может быть причастна к убийству вашего сына? Ведь, даже судя по вашему рассказу, вашей сводной сестре не чужда жестокость.

От моих слов дед изменился в лице. Его старческие морщины, казалось, в одно мгновенье стали глубже, взгляд печальнее. Но выхода у меня нет. Очень непросто расследовать убийство, не причиняя боли близким жертвы.

— Но… это ведь другое… — подняв на меня взгляд, пробормотал Борис.

И впервые в его взгляде — океан беспомощности и вся адская боль утраты.

— Борис Иннокентьевич, а вы помните серого попугая Лизы? — спросила я осторожно и, дождавшись кивка, продолжила: — На одной из записей опергруппы мы отчётливо смогли различить фразу: «Не стреляй, пожалуйста, тётя Нора! Нет, нет!..».

Чувствую себя монстром, раздирающим с трудом зарубцевавшуюся рану снова в лохмотья.

— Этого не может быть… — отказываясь верить, качал головой дед.

Эта фраза вылетает из уст каждого первого человека, внезапно узнавшего что-то ужасное о человеке, которого думал, что знал. За последний год я слышала её десятки раз, общаясь со знакомыми своих маньяков. И никому даже в голову не приходило, что эти обычные, ничем не выделяющиеся люди на самом деле жестокие, хладнокровные садисты и убийцы с букетом психических заболеваний.

Рискуя довести старика до инфаркта, я всё же показала ему отрывок из записи, сохранённый на моём смартфоне. Дед не подвёл. Его лицо, конечно, перекосило, но не от сердечного приступа, а от вспыхнувшей с новой силой ярости и жаждой мести за отобранные жизни Льва и Лизы.

Информация лилась из Бориса Иннокентьевича, как из рога изобилия. Склерозом старик явно не страдал и припомнил немало мелких деталей. И так как на данном этапе я не знала, что из рассказанного дедом лишнее, а что имеет значение для дела, я записывала всё на диктофон.

В моей голове потихоньку сложилась версия, но я решила не полагаться только на себя и собственную фантазию, а предоставить разбираться с показаниями Мирону и Макару. Я всё-таки криминалист и отлично знаю, как работать с осязаемыми фактами, а виртуозно вычленить главное и отсечь ненужное от сплошного полотна информации — задача этих двух одинаковых с лица виртуозных скульпторов.

Нервы деду я потрепала изрядно, но, уходя, не могла не задать ещё один вопрос.

— Борис Иннокентьевич, а что вы знаете об этом крестике? — вытащила я из кармана уже изрядно затасканный маленький сверток.

Судя по взлетевшим бровям деда — изделие он узнал. А значит, видел его достаточно часто, чтобы запомнить. Хоть крестик и небывалой красоты и явно не из штампованных изделий для широких масс, всё же для него это не просто побрякушка с камушками.

— Погоди-ка, — словно сомневаясь, дед шустро метнулся к секретеру и извлёк из него целый набор луп.

Пока дед тщательно осматривал каждый инкрустированный в изделие камушек, я приготовила фотографию маленькой дочери Альбины в компании Тимура.

— Очень похож на те крестики, которые заказала Лиза. Один для себя и второй — для своей крестницы.

— Дочь Альбины была крестницей Лизы? — тут же вырвался у меня вопрос, на который я получила утвердительный ответ.

— Альбина и Лиза дружили с самого детства. Но, если следовать теории, что у каждой красивой девушки есть страшная подруга, то в их тандеме Альбина занимала незавидную позицию. И мне их дружба была непонятна. Лиза всегда была яркой, красивой, веселой и общительной девушкой. У неё было много друзей, её все любили за лёгкий нрав, за открытость к людям. Альбина же, наоборот, хоть и не была дурнушкой, но вечно угрюмое настроение, кислое выражение лица и способность во всём находить негатив кого угодно оттолкнут.

Твою мышь! У меня сейчас крыша поедет от того, что нитей прибавляется и они тугими витками скручиваются вокруг моей головы. Ещё одна завистница? Или хуже… ещё одна украденная личность?

— Борис Иннокентьевич, а Тимур не рассказывал вам, как этот крестик оказался у него?

— Ну, вот и вернулись к тому, о чём я и говорил! Поговори с Тимуром, ангел мой, он самый ценный источник. Просто надо задать правильные вопросы.

То ли старик действительно не знает, то ли намеренно подталкивает меня к своему внуку. Ловкач, шарлатан и плут!

Уже привычно внутри меня разгорелось восстание, где сильнейшие чувства к этой Лохматой Горе бунтовали, разметая все сомнения и выводы горького опыта отношений.

Попрощавшись с дедом, я скинула записи диктофона Мирону. Пусть разомнёт мозги, не всё же мне одной страдать. Но и после лихо сброшенных задач расслабиться не получалось, настырное украшение не выходило у меня из головы, и первое, что нужно было выяснить — какое из двух украшений оказалось в руках уже взрослого Тимура.

Знакомых и даже друзей, кому по карману такие изделия, как крестик Тимура, у меня навалом. Но только один из них не будет задавать мне лишних вопросов — Алекс Браун. Он окончил универ, и последнюю пятилетку его несчастная голова несёт тяжёлое бремя ответственности за огромнейший холдинг, можно сказать — империю, принадлежащую клану Браунов. И для ненужной Императору информации у Алекса попросту нет свободной памяти в его мега-процессоре с очаровательными ямочками на интерфейсе.

— От тебя когда-нибудь зависела судьба крупной корпорации? — вместо "здрасте", огорошил меня Алекс.

— Насколько крупной? — прищурив глаза, которые вижу только я в зеркале заднего вида своей тачки, уточнила я.

— Настолько, что её валовый доход может покрыть внешний долг Гватемалы. Трижды, — уверенно и с толстым налётом высокомерной надменности заявил Браун.

— Вот прямо сейчас работаю над делом такой же, как и у тебя, заносчивой венценосной задницы, — чуть поправила я корону Алексу, чтобы не задавался!

— Со своего венценосного разрешения позволю себе усомниться, — хмыкнул Алекс. — Давай к делу. Вчера ограбили тачку моей охраны, которая везла наличку в банк. Мне нужно, чтобы ты взглянула на место и найденные улики.

— Много стибрили? — поинтересовалась я, потому как по голосу Алекса невозможно понять, какие эмоции он испытывает.

— Чемодан евро. В рублях не знаю, сколько по курсу нынче. Наверное, чемоданов шестьдесят, — абсолютно ровным тоном ответил Алекс без намека на какие-либо эмоции.

Эта гора и близко не такая, как моя лохматая, Алекс — айсберг, сокрушить который невероятно сложно. Мне даже представить трудно, какая женщина сможет разбудить вулкан внутри этой ледяной горы.

— Сначала помоги мне решить задачу, тогда я согласна! Итак, дано: два одинаковых ювелирных изделия, созданных на заказ. Оба баснословно дорогие с инкрустированными в них каменьями. У изделий два владельца. Как мне определить, чьё именно изделие попало в руки следствия?

— Решил. Ответ на твою задачу — одинаковых баснословно дорогих изделий не бывает. Каждый инкрустированный камушек имеет караты, степень чистоты и прочие показатели, и вся эта информация уже сотни лет вносится в индивидуальный сертификат на каждый камень, на каждый использованный драгметалл. Обыщи дома этих подозреваемых и найди эти бумаги, и сравни со своей уликой

— Вот так вот. Вуаля… — пробормотала я, чувствуя себя позорником-королём.

— Собирайся, сегодня в восемь вечера за тобой приедет машина, — в приказном тоне повелел мне Император и отключился.

Сбагрив на могучие плечи братьев проверку показаний деда и поиска свидетелей, которые могут подтвердить его слова, я могла бы расслабится и ждать результата. Но даже самая крепкая версия, основанная только на свидетельских показаниях, может быть разбита в пух и прах хорошим адвокатом. Любые свидетельские показания хороший адвокат уничтожит в два счета, у нас должно быть что-то весомое и материальное помимо трёпа пернатого и собранных из крупиц версии мотива и картины преступления.

Но на то, что я оказалась в шикарном особняке Царёвых, повлияло не только желание попытаться найти паспорт и сертификаты на ювелирное украшение или какие-либо ещё зацепки. После того как этот сталкер принялся за старое, день через день отсвечивая своей царской мордой в агентстве, совладать со своими чувствами мне становилось труднее с каждым днём.

Я хочу его видеть. Хочу чувствовать тепло его сильного тела, его жаркие поцелуи на своём лице.… И мне даже не жалко тонны крема, которую приходиться мазать на исцарапанные жёсткой бородой щёки.

Для ознакомления и подписания контракта Тимур пригласил меня в небольшой кабинет, где всё пространство по стенам, от пола до потолка, занимали узкие стеклянные шкафы-витрины с книгами. Небольшой диванчик, на который мне было предложено приземлиться так и манил зависнуть на нём до позднего вечера с какой-нибудь книгой в руках. Но улыбающийся и явно наслаждающийся своей нежданной победой Царёв теребил мою стервозную натуру, провоцируя снова ляпнуть что-то, о чём потом буду жалеть.

— Почему контракт на английском? — с подозрением покосилась я на расслабленно крутящегося в офисном кресле Тимура.