Сводная не для меня

БОНУС

Глеб

– Да бесит все! – срываю с шеи галстук и швыряю в дальний угол комнаты.

Три дня!! Три дня тишины, от которой рвет внутри так, что хочется срываться на всех.

– Оу, мужик, – Ромыч уклоняется от летящей удавки, – что стряслось? Может хватит нас уже кошмарить с Бородиным?

Пацаны эти дни мимо чуть ли не на цыпочках ходят. Потому что даже шаги бесят.

Проверяю телефон и хочу отправить его вслед за галстуком.

Да что за бред? Куда она делась?

– Бедные, все прям зашуганные.

Бородин заходит довольный. И с завязанным галстуком!

– Кто тебе завязал?

Тыкаю на узел. Яр непонимающе опускает глаза, не врубаясь, что мне от него надо.

– Галстук, блин.

– А, – доходит, – Снежа. Могу за тебя словечко сказать. Недорого беру.

– Я б с ним не шутил, Яр, – мимо проходит Рома и недовольно бурчит замечание.

– Ой, а что, наша Снежная королева не оттаяла?

Стебется, вот понимаю же. И раньше бы я поржал вместе с ними. Но сейчас я слишком напряжен.

Последние три дня каждое слово как серпом по сердцу.

– Пойдем, – Бородин цепляет меня за руку и тащит на выход.

– Э, вы не имеете права меня выселять из комнаты! Сегодня выпускной и все равно скоро я свалю!

Ору на весь коридор, упираясь пятками в пол.

Яр ржет. Чумак подталкивает в спину.

Помощник фигов!

– Снежинка, нужна помощь одному озлобленному гному, – подтаскивает меня к Снежке.

Она удивленно выгибает бровь, смотря на меня снизу-вверх.

– Странные у нас гномы пошли.

Фыркаю.

– Галстук? – вот нравится мне она своей догадливостью.

Бородин угукает. Снежа быстро затягивает узел и поправляет воротник рубашки.

– Готово. О, пап!

Она уносится, оставляя нас троих, даже не успеваю поблагодарить.

– Ну и что ты бесишься? – ЯР складывает руки на груди, изучает меня прищуренными глазами.

– С чего бы мне беситься?

– Таня молчит?

Закатываю глаза и цокаю. Вот хоть ничего не рассказывай, потом задолбят этой темой.

Краем глаза замечаю движение в холле.

Поворачиваю голову и сердце ухает с высоты.

Моя! Приехала.

Срываюсь с места и подлетаю к своей девочке.

Она ойкает, когда я отрываю её от пола и кружу. Смеется.

А для меня смех её как успокоительное по венам.

– Морозяш, а я тебя и не узнала в костюме, – глаза светятся, сама улыбается.

Да и я не могу сдержать улыбки.

Не верил до последнего, что приедет. Что успеет.

– А я тебя сразу увидел, – голос перехватывает от её близости.

Сдуреть же! Полгода без неё как вся жизнь.

– Значит, я не изменилась.

Опускаю её, придерживаю, чтоб не свалилась от «вертолетов». Цепляется за меня.

Не изменилась. Только похудела.

– Как мама, рыжик?

Таня пожимает плечами.

– Прошла лечение. Врачи сказали, что все намного лучше и мы можем вернуться.

– Ты поэтому молчала? Ехала?

Угукает и краснеет.

– Ну и сюрприз хотела тебе устроить на выпускной.

Притягиваю её к себе и утыкаюсь в пушистую макушку.

– Спасибо. Это офигительный подарок.

И я не вру. Все о чем мог мечтать, снова обнять её.

Перехватываю взгляды Ромыча и Чумака. Стоят скалятся.

– О, Ярослав и Рома тоже тут?

Хлопает глазами моя девочка, и уже делает шаг к ним.

– Ну уж нет. Я тебя так просто не отпущу от себя. Я соскучился вообще-то.

Утаскиваю её за угол и снова стискиваю в руках. Боюсь, что проснусь и она испариться.

– Да ту я, тут, Глеб. Ты меня сейчас или задушишь, или раздавишь.

– Не верю, – бормочу на ухо.

– Я вернулась, Глеб.

Выдыхаю.

С Таней мы с третьего класса, сначала она усиленно меня динамила и говорила, что я просто друг. Но меня такой расклад не устраивал. Добился, чтоб к ней никто не подходил.

Решил для себя, ещё мелким, что эта девчонка с веснушками и пушистыми рыжими волосами будет со мной.

Готов даже был быть другом. И до восьмого класса она свято верила, что я друг. И не знала, что без моего разрешения, ни один пацан к ней не мог подойти.

А потом взрыв, и она соглашается переступить черту дружбы. Сказать, что я был счастлив – это тактично умолчать о спектре чувств, которые меня тогда переполняли.

А потом у неё заболела мама и им пришлось переехать в другую страну на время. Но это время далось с таким трудом, что думал крыша поедет.

– Как ты? – хватает меня за ладонь и прижимает к груди. Чувствую, как колотится её сердце.

– Я ни с кем, – поднимаю руки, – неприступная стена.

– Ага, я помню и Снежану, и Нику.

Ржу.

– ну это чтобы пацанов побесить. Ты же знаешь, что мне никто…, – становлюсь серьезным.

Она обхватывает мое лицо и чмокает.

– Конечно, знаю. Ты слишком честный, чтобы на стороне с кем-то закрутить, Морозов. И я говорила, эта твоя честность не всегда играет тебе на руку.

– Я такой честный только с тобой, рыжик.

Ударяю по курносому носику.

– Эй, – отмахивается и смеется.

– Боже, неужели вот она ты. Рядом.

– Я, я, Морозяш, можешь выдыхать.

Подцепляю цепочку и тяну из выреза платья. На ней болтается мой крестик. Я его вручал, когда стояли на перроне и прощались.

– Не потеряла, – смеется, – вернуть?

Мотаю головой.

– У меня для тебя подарок.

Вот уж реально перед выходом сунул в карман, веря в чудо.

Протягиваю её презент.

– Мой личный крестик.

– Открывай давай.

Она открывает и одновременно открывается её рот от шока.

– Глеб?

– Тань, я тебя больше не отпущу. Помнишь, как ты сама говорила, что после школы нам надо обязательно пожениться.

– Я же шутила, – прикусывает губку.

– А я сейчас не шучу. Можем не сразу, но все должны видеть, что ты занята.

Хмыкает.

– Морозяш, ты как всегда в своем репертуаре. Решил и точка.

Беру руку и надеваю кольцо. Если она не выкинула коробочку в урну, значит, она не против.

– Конечно. Только я и ты?

Смотрю в родные глаза и перестаю дышать.

– И навсегда.