Бурные страсти тихой Виктории

Глава четвертая

Санька еще некоторое время помолчал, что-то прикидывая, а потом подошел к Майору и слегка толкнул его в грудь. Тот ничком завалился на диван.

— Давай-ка бери его за ноги, — скомандовал он Виктории, — я возьму за плечи, вытащим его отсюда.

— А куда? — спросила Вика, неожиданно для себя безропотно подчиняясь.

— Как куда? Это его машина во дворе стоит?

— Его.

— Вот в машину твоего поклонника и загрузим. Не знаешь, где он живет?

— Где-то на кожзаводе.

— Посмотри, может, у него паспорт с собой?

Вика открыла барсетку.

— С собой. На Осипова, двадцать пять.

— Вот туда мы его отвезем и в машине оставим. Протрезвеет, домой пойдет. Ключи не забудь взять.

Он стоял и смотрел, как Вика вынимала все из той же барсетки ключи, словно не мог ей доверить даже этого.

Виктория почувствовала раздражение: чего вытаращился! Радуется, что застал жену все в таком же привычном унижении? Небось думает, что, если бы вовремя не пришел, она бы и дом на воздух подняла. Вроде аденоидов нет, отчего же она-то запаха не учуяла?!

— Так я не поняла, почему ты все же вернулся? Что, у твоей крысы критические дни?

Сказала гадость и смутилась, но тут же подумала, что он первый начал, пусть и получает.

— Это мне надо злиться, — назидательно сказал Санька, — а не тебе. Я хоть не дома фортели выкидываю, а ты… к нам его привела!

Она все же не выдержала: ставит себе в заслугу то, что кобелирует на стороне!

Здесь и вправду ходит Кот, —

Как направо — так поет,

Как налево — так загнет анекдот…

— Ты посмотри, опять стишки вспомнила! — сказал обидевшийся Санька; когда он бывал виноват, всегда становился особенно обидчивым. — Недолго музыка играла. В смысле молчала.

— И вообще, не к нам я гостя привела, а к себе! — решила уточнить Вика.

— К нам, — поправил Санька. — Я здесь тоже прописан.

Нет, это же надо! Он не только не раскаивается в своем… семейном преступлении, но еще и ведет себя так, будто прав. Ага, он думает, что теперь в своей провинности они уравнялись, потому он сам как бы получил индульгенцию, а ей это еще предстоит.

Так они препирались, но дело продолжали делать. Санька мимоходом отметил, что они все же вполне гармоничная пара. И умеют вместе заниматься чем угодно без суеты и хлопот, и если бы Вика не была такой косорукой… нет, временами у нее все получалось достаточно гладко. Может, есть какое-нибудь лекарство?..

«Ага, против невезучести!» — ядовито откликнулся внутренний голос.

Возможно, если бы Александр этим занялся серьезно, почти научно, то смог бы вычертить какой-нибудь график и выяснить, отчего у Вики бывают дни, когда ей все удается, а когда наоборот — идет наперекосяк. Тогда нашлась бы не только причина, но и возможность ее устранения…

Супруги Петровские оба были худощавыми и не слишком сильными, потому они с превеликим трудом вытащили спящего, не в пример им тучного гостя из дома и положили на траву, — благо на дворе стоял май и ночи были теплые.

— Я пойду переоденусь, — сказала супругу Вика, и он сухо кивнул.

Вырядилась! Платье надела голубое, то, которое он любил. Хорошо хоть вовремя сообразила переодеться.

Он тоже вернулся в дом и еще раз внимательно посмотрел на стол — там стояли две бутылки шампанского: одна початая, а другая нераспечатанная. На стареньком пианино «Кубань» лежала коробка конфет ассорти «С Новым годом!». Этот козел что, конфет свежее не нашел? Видимо, жадюга еще тот. Сам на иномарке ездит, а девчонке старье какое-то притащил!

Странное у него было настроение. Злость на Вику прошла, и теперь он готов был обвинять во всем неизвестного мужика, который нагло обманул его жену, втерся к ней в доверие…

Санька воровато оглянулся и сложил в подвернувшийся под руку пакет непочатую бутылку шампанского и новогоднюю коробку конфет, чтобы незаметно сунуть их на заднее сиденье. А начатую бутылку он потом потихоньку на огороде выльет. Виктория ничего и не заметит.

Она, кстати, как раз вышла из спальни переодетая в спортивный костюм — вот это другое дело!

Пока Санька запирал дом, Вика открывала машину и ворота. А ее муж решил подогнать машину поближе к лежащему мужику, чтобы вдвоем его в машину втащить.

Вика между тем склонилась над спящим. Майор на мгновение очнулся. Он безразлично посмотрел на Вику, а потом устремил отвлеченный взгляд в звездное небо и сказал задумчиво:

— На этот раз, Шурик, тебе с бабой не повезло!

Между прочим, Вике стало обидно, хотя ее несостоявшийся любовник тут же опять заснул. Хорошо, что Петровский его не слышал, то-то бы повеселился!

Санька хорошо водил машину. До знакомства с Викторией свой автомобиль ему давал отец, а недавно они купили себе подержанную «девятку», чем Санька очень гордился. Машину свою холил и лелеял, отладил так, что нигде у авто ничего не стучало, не гремело, не хрипело.

Иной раз он с гордостью рассказывал Вике:

— Сегодня ехал на новой «семерке» Петьки (или Кольки). Она у него совсем убитая. По сравнению с моей… с нашей не сравнить!

О машине Викиного гостя такого не скажешь. Эх, японское качество есть японское! Везет некоторым. И все же каким надо быть жлобом, чтобы экономить даже на женщинах, к которым идешь в гости!

— Мы-то сами как обратно вернемся? — спросила Вика. — Поздно ведь уже.

— Такси возьмем.

После этого они больше не разговаривали. Санька молча остановил машину у подъезда девятиэтажного дома, где жил Александр-второй. Ключи сунул ему в карман, чтобы какой-нибудь любитель легкой добычи не мог вот так запросто их найти и… И тут в голову Саньке пришла одна мысль.

Он окинул храпящего мужика внимательным взглядом. Нет, на одинокого, неприсмотренного он не похож. Рубашка белая, не новая, но отлично выстиранная, белые носки… Какой мужчина, живущий один, станет покупать себе белые носки, пусть и летом? Да их попросту стирать замучаешься!

Конечно, есть мужики, которые могут кое-какие домашние дела делать и получше женщин, но Викин ухажер вовсе не был похож на такого.

— Какая, говоришь, у него квартира? — спросил он.

— Что ты задумал? — поинтересовалась Вика. — Ну, тридцать вторая.

— Сиди в машине, я сейчас вернусь!

И вышел, не забыв прихватить с заднего сиденья приготовленный пакет.

Санька звонил в квартиру и уже мысленно посмеивался над своими рассуждениями, как дверь открылась. В проеме стояла худенькая миловидная женщина.

— Вы от Саши? — спросила она встревоженно.

— А вы ему кто? — ответил Санька вопросом на вопрос.

— Жена. Гражданская, если это вас интересует, но мы собираемся пожениться. Я, между прочим, даже прописала его у себя!

Она сказала это ожесточенно, словно сообщая Саньке о некоем подвиге, так и оставшемся неоцененным. Видно, несладко ей с этим его тезкой, если высказывается она в таком тоне первому встречному. Но он сделал вид, будто ничего особенного в ее тоне не услышал.

— Интересует. Куда, он вам сказал, сегодня идет?

— Он мне ничего не сказал, — вздохнула женщина. — Можно, конечно, догадаться. У меня от свадьбы дочери пол-ящика шампанского осталось. Я вернулась с работы, смотрю, двух бутылок нет.

— К сожалению, мне удалось спасти только одну, — сказал Санька, подавая ей пакет. — И конфеты.

— Господи, да им сто лет в обед, этим конфетам! Выбросьте их.

— Нет, это вы уж сами выбросьте. Для чего-то же вы их хранили.

А про себя подумал, что скорее всего и женщина под стать этому кабану с «тойотой». Хозяйственная.

— Скажите, а Саша… Александр, где он?

— Спит в своей машине у вашего подъезда.

— Как спит? — всполошилась женщина. — Тогда надо его поднять домой!

— Нет, я его сюда доставил и больше задерживаться ради него не собираюсь, — твердо сказал Санька женщине, в глазах которой светилась надежда. — Мне еще обратно возвращаться, через весь город.

Он вначале хотел сказать «нам», но потом решил не добивать эту женщину. Наверное, любит такого козла, вон как беспокоится.

— Но как же вы…

— Такси возьму, — во второй раз, теперь уже незнакомой женщине, пояснил Санька.

Санька бегом спускался по лестнице, думал о Вике, которая ждала его в чужой машине, и недоумевал, как он мог пустить на самотек такую ситуацию. Ну ту, с Лизаветой. Ведь из-за этого они с Викой не сидят дома перед телевизором, не лежат в своей уютной супружеской спальне, а занимаются неизвестно чем на другом конце города…

Когда Санька понял, что влип, было уже поздно. Лизавета сидела у него на шее, сунув пятки в рот. Это он самому себе так описывал ситуацию.

Он напоминал теперь того Зайца из русской сказки, в лубяную избушку к которому попросилась погреться Лиса. То есть сначала она попросила погреть всего одну лапу, а потом не только угнездилась в его жилище, но и самого хозяина выгнала вон.

Или — что там было на этот случай у Викиного любимца?

Конец простой — хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

Санька вспомнил стихи Высоцкого и хмуро посмеялся. Это что ж получается? Лизавета его поимела? Как ни грубо это звучит, но именно так. А он, как последний придурок, позволял ей все это с собой проделывать будто под гипнозом. Как телок безмозглый. На поводу.

По большому счету Лизавета ему не очень нравилась. Внешне она была хуже его Виктории, да и характер у нее был не сахар. Знать бы, что так все случится…

Началось падение Саньки с того, что в обеденный перерыв Лизавета стала присаживаться возле него и угощать тем, что приносила с собой из дома.

Прежде он обходился бутербродом с горячей сосиской и кофе, которые покупал в павильончике здесь же, на территории базы. Это его вполне устраивало, но Лизавета хорошо готовила, и Санька потихоньку приохотился к ее кулинарным изыскам.

Вкусная пища, съеденная совместно, располагает к откровенности. И слово за слово, Санька стал рассказывать сотрапезнице о своей жизни с Викой и о том, какая у него жена рассеянная и невезучая. Нет, он вовсе не жаловался, а как бы посмеивался над женой. Вполне, впрочем, беззлобно.

Вот — от озарения он даже остановился — вот с чего началось его падение! Так это и бывает с людьми, про которых говорят: ради красного словца не пожалеет и отца. Ему было приятно восхищение, с которым Лизавета на него смотрела. Это их как бы объединяло. Санька сам себя любит, и эта молодая женщина — его.

Вначале Лизавета только ахала и сочувственно кивала: бедная, ох бедная! Но потом тон ее соболезнований потихоньку сместился: уже бедный был Санька, а вовсе не его непутевая жена.

Однажды он разозлился на Вику всерьез: она сожгла утюгом его любимую рубашку. Поставила терморегулятор на «хлопок», да так и забыла перевести на меньшую температуру. А в рубашке было тридцать процентов синтетики. И горячий утюг «свез» целый кусок рубашки на самом видном месте.

Словом, он пришел на работу не в настроении, и тут к нему подкатила Лизавета:

— Хочешь, угадаю, почему ты такой расстроенный? Твоя психичка опять что-то учудила.

Раньше она не осмеливалась вот так напрямую говорить плохо о его жене, но в тот день поняла: сегодня можно. И Санька ее не одернул.