Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

— Слушаюсь, мсье! Что скажете о жареной курочке и белых грибах на гарнир?

— Чудесно!

Они подмигнули друг другу. Для всех обитателей замка Гервиль наступили новые времена — покоя и искренней приязни. Дакота-билдинг, воскресенье, 9 июля 1905 года

Эдвард Вулворт надел перчатки из кожи ягненка, в которых привык водить автомобиль. Это были митенки, не сковывающие движения пальцев, и Антонэн на них тут же зачарованно уставился.

— Мы уже едем, дедушка? — Ребенку явно не сиделось на месте. — Зачем ты обрезал перчатки на пальцах?

— Я их такими купил, мой мальчик, — это практично, я лучше ощущаю руль и рычаги.

— Ты готов? Идем! — торопил его Антонэн.

— Дождемся наших дам.

Антонэн кивнул. Элизабет нарядила его в перкалевый костюмчик-двойку темносинего цвета, с матросским воротником в сине-белую полоску. Белая каскетка дополняла ансамбль.

— Я готова! — объявила Мейбл, входя в гостиную. — Остается дождаться Элизабет. Она только что жаловалась на мигрень. Эдвард, обязательно ли ей ехать с нами?

— Думаю, да, — с уверенностью отвечал муж. — Ей нужно возвращаться к нормальной жизни. Антонэн, сбегай за мамой!

— Я уже тут, па.

Вошла Элизабет — бледная, похудевшая. Мейбл с Эдвардом поняли, что она слышала их разговор с порога. Мейбл распахнула ей свои объятия.

— Милая, мы едем на машине, ты можешь ничего не опасаться, — заверила она ласково. — Иди сюда и присядь на минутку!

Молодая женщина, в длинном летнем шелковом платье синего цвета, отрицательно покачала головой. В руке у нее был зонтик от солнца.

— Если уж ехать, то сейчас, ма! Я злюсь на себя за то, что столько времени просидела дома, как затворница. Я, которая еще в Париже пообещала себе быть бесстрашной! И сколько забот я доставила всем вам! Бонни и дяде Жану пришлось дважды закрывать магазин, чтобы приехать меня навестить. Леа Рамбер тоже приезжала. Но теперь все будет, как раньше. Со вторника я снова иду на курсы.

— Поздравляю, моя девочка! Все правильно. Уверяю, сегодня ничего плохого не случится, — заверил ее Эдвард. — Покатаемся немного по Манхэттену, потом переедем по висячему мосту — и мы в Бруклине. Я припаркуюсь возле магазина Дюкенов. Бонни ждет нас к чаю.

— Норма приготовила шоколадный торт, — подхватила Мейбл. — Я положила его в корзинку и накрыла салфеткой.

— Жаль, что у нее сегодня выходной. Взяли бы ее с собой! — Элизабет вздохнула.

— В следующий раз — непременно, — отвечал Эдвард. — Думаю, будем устраивать такие выезды-прогулки каждое воскресенье. Внук меня поддержит. Правда, Антонэн?

— Конечно, дедушка! И я хочу перчатки, как у тебя, — без пальцев!

Забавное гримасничанье сына отвлекло Элизабет от тревожных мыслей. Дни напролет она боролась с глубинным психологическим дискомфортом, не покидавшим ее после того нападения на Бродвее. И, несмотря на все ее усилия, вопросов было больше, нежели ответов.

«Почему этот инцидент так меня шокировал? Этот человек не бил меня, не толкал. Если задуматься, в замке я пережила куда худшее!»

И все же Элизабет твердо знала: незнакомец еще появится, и это снова будет душевная травма.

Прогулка, которую Эдвард желал сделать максимально приятной для всех, началась с того, что они объехали вокруг Сентрал-парка, благо там недавно обустроили дорогу для конных упряжек и автомобилей, которых становилось все больше. Элизабет, сидя с сыном на заднем сиденье, радовалась этой возможности полюбоваться, не утруждаясь физически, зеленью лужаек, дремлющими в тени деревьев барашками и теннисными кортами. Молодежь в белых одеждах упражнялась в этом популярном спорте.

— Мам, может, в зоопарк? — предложил Антонэн.

— В зоопарк мы идем в воскресенье, милый. — Элизабет погладила мальчика по голове. — А может, дедушка свозит нас в Луна-парк[50] Ты уже достаточно большой. Там множество каруселей, все красивое и яркое, и звери тоже есть. Вечером включаются разноцветные электрические гирлянды. В журнале писали, что аттракционы — это что-то невероятное!

— Прямо сейчас едем!

— Нет, нас ждет в гости тетя Бонни. И до Бруклинского моста уже недалеко, — отвечала Элизабет. — Будь послушным мальчиком!

За проезд по мосту, протянувшемуся над спокойным проливом Ист-Ривер, с каждого транспортного средства взималась плата[51].

В этот прекрасный июльский день на пешеходной части моста было множество гуляющих. Дамы — в лучших, нарядных платьях, мужчины — в воскресных костюмах и шляпах-канотье. Дети послушно следовали за взрослыми.

— Антонэн, мы с твоей бабушкой присутствовали при открытии этого замечательного сооружения в 1883 году, — сказал Эдвард Вулворт, который после оплаты проезда медленно ехал по мосту. — Людей была масса, в том числе и официальные лица. Президент Соединенных Штатов Честер Алан Артур и губернатор Нью-Йорка Гровер Кливленд тоже присутствовали. Вечером был салют, длившийся целый час[52].

— Феерическое зрелище! — кивнула Мейбл. — Бывали дни, когда мне приходилось несколько раз переходить через мост туда-обратно, а это почти четыре километра. Честно говоря, мне больше нравится ездить в Бруклин на пароме.

Элизабет знает!

— Да, дорогая. И предложение я тебе сделал, как раз когда мы плыли на пароме. Только-только отчалили от Манхэттена, — подхватил ее супруг.

— Как романтично! — умилилась Элизабет. — Вы никогда не рассказывали.

— Один из лучших дней моей жизни! — со вздохом произнесла Мейбл. — Представитель блестящего семейства Вулвортов, живущий в фешенебельном районе Нью-Йорка, попросил меня стать его женой — меня, скромную продавщицу, дочь владельцев бакалейной лавки!

Антонэн разглядывал металлические тросы, протянувшиеся между массивными гранитными опорами моста. Каждый раз, когда мальчик смотрел на эти уходящие в небо натяжные конструкции, он представлял себе, как карабкается по ним вверх — и взлетает.

— Дедушка, почему мы едем на машине? — возмутился он. — Лучше бы пешком! Мне скучно.

— Антонэн, перестань ворчать, — пожурила его Мейбл. — Знаешь, каких зверей я видела на этом мосту?

— Коров?

— Нет, мой хороший. Слонов! Двадцать одного слона из знаменитого цирка Барнума провели по мосту! [53] Помнишь, Эдвард?

— Помню, конечно. Дома должна быть почтовая открытка, напечатанная в честь этого события. Вечером поищем!

Элизабет притянула сына к себе. Антонэн потерся щекой о ее плечо. Поглаживая мальчика по мягким волосам, черным как вороново крыло, молодая женщина внезапно подумала: «Мне казалось, он унаследовал цвет волос от Ричарда. Но ведь и у папы были черные, слегка волнистые волосы!»

Эдвард посигналил, съезжая с моста на широкую брусчатую улицу. Через полчаса он уже парковал автомобиль возле бакалейного магазина Дюкенов.

Бонни поджидала их возле витрины, укачивая в коляске маленького сына.

— Жан! — позвала она. — Гости приехали!

Начался обычный ритуал поцелуев, рукопожатий, комплиментов кругленьким щечкам Уильяма. Но центром внимания сегодня была, бесспорно, Элизабет. С ней носились, как с человеком, который только-только выздоровел после тяжелой болезни. На Бродвее, в тот же день, в 7 вечера

По дороге домой Эдвард настоял, чтобы Элизабет пересела на переднее сиденье. Молодая женщина ощущала, как внутри нарастает нервозность, хотя видимой причины не было. Ни духоты, ни чрезмерной жары, и вечер прошел в приятной семейной обстановке. Бонни накрыла на стол на втором этаже, в уютной квартирке над магазином.

Жан в очередной раз предложил Мейбл брать с них арендную плату, та снова отказалась. Элизабет отметила про себя, что настроение у дяди после этого только улучшилось, и даже про разорванную помолвку он предпочел не говорить.

Элизабет поняла наконец причину своей тревоги, когда, вернувшись на Манхэттен через Вильямсбургский мост, Эдвард вырулил на Бродвей.

— Па, зачем мы здесь? Уже поздно, Антонэн спит на ходу.

— Хочу пригласить вас на ужин в «Keeler's Restaurant»[54], - отвечал Эдвард. — Холодные закуски, в кругу семьи… Это прекрасное заведение, я часто бываю там с клиентами. И, прошу заметить, находится довольно далеко от того места, где на тебя напали.

— Я прекрасно помню, где находится ресторан, па. Но мы проедем практически мимо прачечной Моро и шляпного магазина, где меня приводили в чувство. Ты это делаешь нарочно!

— Лисбет, а помнишь, как, еще живя во Франции, в письме ты рассказывала, что упала с лошади и испугалась. Твой дядя Жюстен, дававший тебе уроки верховой езды, настоял на том, чтобы ты сразу же вернулась в седло, — нельзя зацикливаться на поражении. Сегодня — похожий случай. Я считаю, тебе нужно здесь бывать. Все прекрасно! Мы едем по Бродвею, замечательная погода, небо ясное, пешеходы спешат по своим делам. Я пытаюсь тебе показать, что ты ничем не рискуешь.

— Эдвард, это тот редкий случай, когда я с тобой не согласна! — воскликнула Мейбл с заднего сиденья. — Элизабет права, едем лучше домой! Антонэн, бедняжка, дремлет, положив голову мне на колени. У меня уже ноги затекли!

— Как прикажете, дамы!

— Спасибо, па, — прошептала Элизабет.

И с облегчением стала смотреть на оживленную толпу, передвигающуюся по обеим сторонам улицы. С постоянным притоком иммигрантов и развитием порта, одного из крупнейших в мире, Нью-Йорк стал самым населенным городом Соединенных Штатов.

«Чего я боюсь? — спрашивала она себя. — Все, что произошло, — не случайность. И у меня есть тому доказательства».

И тут она его увидела — метрах в пятнадцати, под уличным фонарем. Элизабет показалось, что ее сердце перестало биться, — так она разволновалась.

— Па, пожалуйста, сбавь скорость! Это он! Слева, у края тротуара.

Эдвард напрягся, резко утопил педаль тормоза. Припарковался он кое-как и двигатель глушить не стал. Отсюда можно было рассмотреть лицо мужчины, казалось, не замечавшего общего оживления на улице.

— Полицейские плохо делают свою работу, — буркнул он. — Смотри, Лисбет! Возле входа в театр — двое полицейских, но они заняты болтовней. Зачем ловить подозрительных типов? А ведь я подал жалобу в их участок!

Мейбл все слышала. И тоже во все глаза уставилась на обидчика своей дочери.

— Эдвард, что ты собираешься делать? — тихо спросила она. — Если этот тип не продал медальон, есть шанс его вернуть. Сходи и предупреди полицейских!

— Он давно продал медальон, он же золотой, — заявила Элизабет. — Ну и пускай! Па, пожалуйста, едем! Умоляю тебя! Едем домой.

— А воры пускай разгуливают по улицам? Из-за этого мерзавца ты три недели дрожишь от страха, — не дал себя уговорить мистер Вулворт. — Нет, я обязан что-то предпринять!

— Па, я тебя очень прошу, не надо! Не выходи из машины! — молила Элизабет. — Едем!

Сама она не сводила с бродяги глаз, заинтригованная его неподвижностью. Вид у него был отсутствующий, как если бы он затерялся в другой вселенной. Тут Эдвард торжествующе прошептал:

— Полицейские идут в нашу сторону! Я помахал, и один из них заметил! Сейчас перейдут через дорогу, и я попрошу арестовать твоего обидчика, Лисбет! И ты сможешь о нем не думать. Не выходите из салона!