Мои пальцы останутся синими

И я собираю и собираю ягоды.

Что-то начинает пронзительно пищать, вспыхивает свет, в палату вбегает взволнованный врач. Потом появляются ещё двое.

Они опять ставят мне какие-то уколы, дают какие-то таблетки, цепляют к моей коже датчики очередных приборов, и мне, кажется, становится лучше. Я вижу, что мои пальцы на месте, и они вовсе не синие, что я в больнице, в безопасности, и все андроиды — исключительно дружелюбные… ребята.

Уже неделю я провёл здесь, но выздороветь не мог. Врачи не знали, что и почему со мной происходит. В суде у меня случился инфаркт, но это была далеко не единственная проблема. У меня постоянно, но непредсказуемо то поднималась, то опускалась температура, отказывали то почки, то печень, в головном мозге наблюдались очаги аномальной активности и всё время сильно болели руки, но боль не удавалось унять никакими препаратами.

Вчера ко мне приходил председатель суда и уговаривал не распространяться о том, что специалисты клиники «Сан Джунипер» ошиблись и загрузили моё сознание не в демонстрационный сюжет, а в сюжет-наказание для убийц, который к тому же был ещё не до конца проработан. По его словам, несмотря на то что «тестирование новой системы уголовных наказаний было связано с определёнными трудностями, её внедрение всё равно должно состояться в ближайшем будущем». Именно поэтому председатель просил меня не подрывать доверие к этой системе на самом старте.

Я подумал, что председатель вместо этого мог бы сказать что-нибудь более личное и более тёплое, но таких слов у него для меня не нашлось. В обмен на молчание о случившемся он от имени государства предложил мне крупную денежную компенсацию, и я на неё согласился, потому что, во-первых, сил на возражения у меня не было, а, во-вторых, расследование инцидента было не в моих интересах.

Я позвонил Эмме и попросил её прийти.

Эмма появилась вечером. Она была очень красивой в новом лёгком белом платье и совершенно неуместно словно бы светилась от радости.

— Это ты подменила сюжет, — сказал я без предисловий. — Не волнуйся, чип и линзы временно удалили, поэтому о нашем разговоре никто не узнает.

— Знаю я о твоих чипе и линзах, Тим. Я же прокурор! — усмехнулась Эмма. — И да, это я подменила сюжет. Убрала одну галочку, поставила другую. Всё было просто.

— Зачем?

— Хотела, чтобы ты страдал, — спокойно объяснила она. — Чтобы тебе было плохо так же, как мне, когда ты меня избил!

— Один раз…

— И что?

— Ты мне изменила.

— Это тебя не оправдывает! — воскликнула Эмма так громко, что у меня зазвенело в ушах.

Мы замолчали.

Она отвернулась от меня и смотрела в стену, но не уходила.

— Ты могла бы обратиться в полицию, — проговорил я.

— Да-да. Сделать тебя судимым и безработным, оставить нашего сына без хороших алиментов и наследства…

Почувствовав, что мои пальцы сводит очередным болезненным спазмом, я сжал руки в кулаки, чтобы Эмма этого не увидела.

— Всё ясно, — сквозь зубы почти прошипел я. — А теперь-то справедливость восторжествовала?

Она сначала взглянула на меня, потом на монитор с моими жизненными показателями и едва заметно кивнула.

— Прости меня, — сказал я.

Эмма тяжело вздохнула, встала и молча вышла из палаты.

Больше я её не видел.

В следующий год я так и не смог покинуть больницу — меня переводили из отделения в отделение и пытались лечить.

В итоге я оказался в психиатрическом подразделении той самой клиники «Сан Джунипер».

Каждую ночь меня мучили невероятно реалистичные кошмары о ягодной ферме и андроидах с секаторами; каждый день меня изводили спазмы в разных частях тела, причину которых специалисты так и не смогли найти. Мне сказали, что, вероятно, мой мозг был повреждён в результате глубокого цифрового воздействия, но никто не знал, как именно это случилось и что с этим делать.

Иногда бывали невыносимо страшные дни, когда мне казалось, что я до сих пор где-то собираю ягоды синими пальцами, а клиника мне просто мерещится. Этих дней становилось всё больше. Я сходил с ума, и мне не могли помочь.

Как-то я гулял по больничному парку и увидел в заборе открытую калитку. Я потоптался возле неё — вроде за мной никто не следил — и вышел на улицу.

Это была слишком спокойная улица.

Если по ней и ездили грузовики, они все были на автопилоте и физически не могли сбить человека.

Очень жаль.

И тут я увидел прохожего, который пил лимонад из стеклянной бутылки, и проследил за ним. Прохожий допил лимонад и выкинул бутылку в урну. Я подбежал к урне, вытащил бутылку, разбил её и взял самый крупный осколок.

* * *

Спустя два года

— Таким образом, внедрение новой системы уголовных наказаний «Глубокое цифровое воздействие на психику» позволило сократить количество тюремных учреждений на девяносто три процента, и, уверен, скоро мы сможем полностью от них отказаться, — докладчик сделал паузу и обвел взглядом аудиторию. — Мой доклад закончен, прошу задавать вопросы, — продолжил он.

— Вас не беспокоит, что процент самоубийств среди преступников, подвергшихся этому наказанию, слишком высок? — спросила женщина в полицейской форме, сидящая в третьем ряду.

— Вы думаете, каждый пятый — это слишком много? — ответил вопросом на вопрос докладчик.

— Да! И это не считая тех, у кого были обнаружены непоправимые проблемы со здоровьем!

— Связи между наказанием и суицидальными настроениями, а также между наказанием и проблемами со здоровьем не доказаны! Но мы обязательно подробно проанализируем всю статистику и сделаем соответствующие выводы, — твёрдо проговорил докладчик. — Даже преступники имеют право на определённый гуманизм, — добавил он и улыбнулся.