Что будет осенью с Розой

5. Фотографии на витрину

Кристина не запомнила, как они выбирались из проулка, в памяти осталось лишь ворчание Фокса, что и рубашку, и жилет теперь остается только выбросить, мало того что испачканы, так еще и распороты, прямо на самом видном месте, кошмар!

Что же теперь будет — дорогое платье испорчено безвозвратно, и белые кружевные чулки разорваны, и чудесные перчатки — ах! — только сейчас Кристина заметила — вся левая рука ее была не только в грязи, но еще и исцарапана от кисти до локтя. И солнце, наверное, уже ушло из окон мансарды. Но они же привели ее сюда снова. Что же будет?

— Похоже, мы все завалили? — Фокс обращался к Кристине, и он улыбался.

— В первый раз все оказывается не так просто, как кажется, м-м? — Мурлыкнула женщина.

Кристина едва удержалась, чтобы не отстраниться от этих пальцев, скользящих по ее щекам, губам, подбородку… шее… ключицам… груди… Женщнина эта, наверное, сумасшедшая, но голос у нее красивый. Что-то внутри Кристины отозвалось на прикосновения, потянулось, и от этого стало ужасно стыдно, вспыхнули щеки и засаднили царапины руках.

— Впрочем… — Женщина прикрыла глаза рукой и тут же отвернулась, и выпрямилась. — Ничего не завалено, я думаю. Тот снимок хорош, и еще три в таком же духе я найду.

Фокс поморщился.

— Слушай, витрина называется «Перед свадьбой». А здесь «перед побегом» получается!

Кристина потупила глаза. Она действительно думала, что позировать несложно — встала в красивую позу — вот и фото! Она и встала… Потом села… Она честно старалась делать все, как говорила эта женщина и подошедший позже Фокс — но теперь она понимала, что на ее лице была лишь растерянность, переходящая в панику, которая дрожала в моргающих не вовремя глазах, выглядывала из уголков губ, тянущих неверную, искусственную улыбку.

Когда вынесли несколько фотографий, Кристина не могла себя узнать. Одни были такими фальшивыми, что смотреть не хотелось. Другие, правдивые, хозяйка ателье выхватила сама, в промежутках между съемками, но девушка на них… Разве это она, Кристина-Роза?

На одном из фото молодая красавица — явно старше Кристины! — в сияющем невестином уборе, выглядит совсем не радостно. Пальчиками в изысканно-высоких, выше локтя, перчатках белого кружева она отталкивает от лица флердоранж, а выбившаяся из прически темная прядь почти касается губ, сжатых в упрямой гримаске. Напряженным взглядом ищет она что-то — или кого-то? — вот-вот появится, вот уже почти! — одновременно робея и надеясь, а на лице ее сквозь юное нетерпение просвечивала вполне взрослая решимость, даже вызов судьбе.

На другом снимке лица сидящей совсем не видно, изящная головка опущена на руки — нет, в россыпь фантастических цветов и снежинок, где волшебные узоры, скользя от локтя к узким запястьям сплетаются с прядями рассыпающейся волны густых и длинных волос. Будто цветы, смешиваясь с пеной морской, несет из белой дали в темную глубину.

А на том, последнем, то есть снятом первым и лежащем сверху пачки — видно только абрис на фоне сплошного света, не девушку, но одно ее движение, зато до чего выразительное! Лицо приподнято, локон топорщится над весело задранным маленьким носиком, а ресницы — неужели у нее такие длинные ресницы? — вскинуты вверх в радостном удивлении — ух, ты! Все линии чистые, плавные — девический нежный профиль, изящная шейка, руки, решительно протянутые вверх и вперед, навстречу свету — все дышит искренностью и исполнено такой радости, что хочется улыбнуться. Девочка впервые надела взрослые, упоительно длинные бальные перчатки и замерла от восторга, любуясь и предвкушая. Руки, еще сохраняющие остатки детской угловатости, слишком тонки для этих перчаток, созданных завершить туалет взрослой дамы дыханием роскоши и соблазна. Кружева дымкой охватывают легкие запястья, льются, сбегая с локотков, окружают руки, будто туманом, богатым невесомо-прозрачным узором.

Кристина почувствовала, что краснеет. Она была в том же белом платье, что и сейчас, так почему же при взгляде на этот снимок невольно возникает вопрос, надето ли на девушке что-то, кроме кружевных перчаток?

Нет, эти фото совсем не походило на модные картинки, что попадались Кристине на глаза до сих пор. Ни на одном из них не было и тени рекламной улыбки. В них, скорее, ощущалось нечто тревожащее, возможно, порочное.

— «Перед свадьбой», «перед побегом»… «перед смертью»… всё это одно — «ожидание». Кто не понимает — тот, значит глуп!

Последнее слово прозвучало, как удар змеиным стеком — тяжелый, и прямо в болевую точку.

— А ты, — обернулась она к Кристине, — Иди, завтракай. Все на сегодня. И имей в виду, одним позированием твоя работа не ограничивается. Найди внизу Габри, она тебе скажет, что делать. Позднее запишу тебя на актерское мастерство. Но это — в дополнение к работе, а не вместо. Ну, что? Вопросы?

Кристина помялась — эта женщина полчаса назад зарезала человека. А пять минут назад спорила с гримершей о деньгах, припоминая какие-то прежние переплаты. И — с ней говорить? Но все-таки не выдержала:

— Платье… И кружева… Я … должна отработать, да?

Женщина искренне рассмеялась. Фокс улыбался с насмешливым и чуть смущенным видом, как будто услышал от Кристины нехороший анекдот.

— А-а, перво-наперво долг повесить? Нужное дело! Вот это профессиональный подход! — В его голосе звучал небрежный сарказм. — Да только здесь все же не публичный дом, представь себе!

Женщина негодующе фыркнула.

— Тебе этого не отработать. Никогда! Гарнитур — единственный в своем роде. Это — как картина — не повторить. Но настоящий художник всегда рад написать новую. Так что можешь успокоиться. И давайте же работать, наконец!