Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии

Принимая во внимание, что папа Павел III обладал серьезными знаниями в области астрономии, Коперник писал в посвящении: «Не сомневаюсь, что разумные и ученые математики согласятся со мною, если только они возьмут на себя труд (чего в особенности требует эта философская наука) изучать приводимые мною доказательства не поверхностно, а основательно. Но чтобы убедить ученых и неученых в том, что я не боюсь суждений, я посвящаю мои исследования не кому другому, как твоему святейшеству, досточтимому и в обитаемом мною отдаленном уголке земли как по высокому твоему званию, так равно и по любви своей к математике и прочим наукам, в надежде, что влияние и суждение твое легко защитят меня от придирок завистников, хотя, по пословице, против укушения интриганов и нет средств».[23]

Коперник писал так потому, что считал свое учение истинным. Он был глубоко убежден в том, что Земля действительно, в самом деле лишь одна из планет, обращающихся вокруг Солнца и вращающихся вокруг оси.

Что же касается упомянутого предисловия к книге Коперника, то оно принадлежит не Копернику, а исходит от лютеранского богослова и математика Андрея Осиандера (1498―1552), которому было поручено наблюдение за печатанием книги. В то время Осиандер находился в приятельских отношениях с стоявшим во главе Виттенбергской школы Меланхтоном, который учил, что «следует разум подавлять верой». Осиандер усвоил взгляды этой школы, и поэтому он считал необходимым подчинить выводы человеческого разума божественному откровению, тогда как Коперник признавал за человеческим умом возможность познания строения Вселенной и царящей в ней закономерности!

До сих пор еще распространен взгляд, что своим небольшим анонимным предисловие «К читателю о гипотезах настоящего труда» Осиандер рассчитывал защитить книгу от ярости фанатиков. Но каковы бы ни были субъективные намерения Осиандера, объективно его анонимное предисловие является злостной фальсификацией, тем более достойной осуждения, что она была учинена в то время, когда автор находился на смертном одре. К тому же некоторые данные показывают, что Осиандер, по-видимому, придерживался тех взглядов, которые он выразил в своем предисловии.

Осиандер считал совершенно неважным для науки вопрос о том, что вокруг чего движется, так как наука якобы не способна дать правильное объяснение движению небесных тел, т. е. проникнуть в сущность и природу явлений. С такой точки зрения задача науки — не объяснение действительности, а «описание видимости», т. е. создание гипотез, удобных для математического описания явлений.

Интересно сопоставить эту точку зрения с мнением упомянутого католического теолога Фомы Аквинского о роли и природе астрономических гипотез. Этот знаменитый схоласт в своих комментариях к сочинению Аристотеля «О небе» писал: «Астрономы всячески старались объяснить движение планет. Но вовсе не необходимо, чтобы допущения, придуманные ими, соответствовали действительности, ибо явления, обнаруживаемые звездами, может быть, могут быть объяснены и другим каким-либо родом движения, людям еще не известным. Аристотель же пользуется такими допущениями относительно природы движения, как будто бы они соответствовали действительности». А в своем «Своде теологии» Фома Аквинский высказывался еще яснее: «Мы в астрономии пользуемся гипотезой эпициклов и эксцентрических кругов, потому что с точки зрения этой гипотезы явления небесных движений, доступные нашему наблюдению, не возбуждают сомнений. Но это недостаточное основание, чтобы доказать правильность этой гипотезы, потому что явления эти, может быть, не возбудят сомнений и в случае другой гипотезы».[24]2

Приступая к изданию своей книги, Коперник обратился к ряду ученых с просьбой высказать свои соображения о возможности распространения учения о движении Земли не только среди специалистов-астрономов, но и вообще среди лиц, интересующихся этим новым учением, без возбуждения противодействия со стороны «школьных учителей» (схоластов) и верующих. В числе этих лиц был и Осиандер, который прислал Копернику обстоятельный ответ. Он писал, что всегда держался того мнения, что астрономические гипотезы нельзя рассматривать как выражение веры, а только как основание для астрономических вычислений. Стало быть, с этой точки зрения не имеет большого значения, истинны они или ложны, если только на основании их видимые небесные явления представляются точно. «Поэтому, — заключает Осиандер, — я считал бы очень желательным, чтобы ты в предисловии к книге что-либо прибавил. Таким образом ты успокоил бы аристотеликов и богословов, относительно которых ты опасаешься, что они окажут сильное противодействие».

Об этом же Осиандер писал к ученику и горячему последователю Коперника, вышеупомянутому молодому астроному Ретику. «Аристотелики и богословы, — писал он, — легко успокоятся, если им будет сказано, что возможны различные гипотезы для объяснения данного движения и что известные гипотезы предлагаются не потому, что они неизбежны, а потому, что с их помощью вычисления явлений и движений совершаются удобнее всего. Вполне возможно изобрести еще другие гипотезы. Если кто-либо придумает какой-либо целесообразный план для объяснения данного явления, то другой может придумать еще более целесообразный; каждый волен это сделать, и он еще заслужит благодарность за свое изобретение. Подобные замечания, направив противников от строгих порицаний к спокойному размышлению, сделают их более мягкими и снисходительными, а затем, после того как они напрасно будут стараться найти лучшее, они легко примут новое и привяжутся к нему».[25]

При всей двусмысленности приведенных формулировок Осиандера нельзя не видеть, что допущение им возможности точного представления явлений природы на основе ложных гипотез является по существу отрицанием объективной научной истины. Все, что мы знаем о Копернике, говорит о том, что он не стоял на такой точке зрения. Он слишком глубоко верил в справедливость своей теории и был слишком прям в своем отношении к науке, чтобы принять всерьез соображения Осиандера. Ведь именно это имел в виду Кеплер, когда сказал: «Коперник — человек высшего гения и, что в этих [астрономических] вопросах особенно важно, свободного мышления».

Расхождение во взглядах насчет смысла научных гипотез ни в ком не возбудило недоверия к Осиандеру, и Ретик поручил ему надзор за печатанием книги Коперника. Но Осиандер, как храбрый божий воин, самовольно поместил составленное им в книге анонимное предисловие, в котором развил свои душеспасительные, поповские идеи о роли научных гипотез. В этом предисловии, между прочим, сказано: «Нет необходимой потребности в том, чтобы основания автора настоящего труда были истинными; они даже могут быть менее всего подобны истине, лишь бы только они приводили нас к вычислениям, удовлетворяющим нашим наблюдениям».

Выходило, таким образом, что Коперник в целях согласования вычислений с наблюдениями имел право дать волю своей фантазии, и что именно это он и сделал. Осиандер уверял читателей книги, что Коперник вовсе и не думал убедить кого-либо в том, будто все действительно происходит в согласии с гелиоцентрической системой мира — с представлением о двойном движении Земли. Более того, автор предисловия пытается внушить читателю, будто ни старые, ни новые астрономические гипотезы «без божественного откровения не в состоянии что-либо открывать нам или что-либо нам передавать».

Злоупотребление Осиандера оказанным ему доверием было настолько очевидно для друзей Коперника, что Ретик назвал поступок издателя Петрея, допустившего анонимное предисловие, «безбожием». А епископ Тидеман Гизе, уговоривший Коперника издать свой великий труд, говорил об «измене» издателя и даже обратился в Нюрнбергский сенат (книга печаталась в Нюрнберге) с протестом и просьбой принять меры к тому, чтобы Петрей перепечатал первые страницы книги «для восстановления доверия к автору». В письме от 26 июля 1543 г. Гизе писал Ретику: «Кто же не придет в ярость при виде такого гнусного дела вследствие злоупотребления доверием?» При атом, намекая на Осиандера, он говорит, что это «должно быть приписано зависти человека, который из соболезнования к древнему учению старается поколебать доверие к новому сочинению, в случае его распространения, и злоупотребляет невежеством типографа».[26] Но из стараний Гизе ничего не вышло: анонимное предисловие Осиандера не было снято, — оно перепечатывалось даже в последующих изданиях.

Как бы то ни было, но несомненно, что Осиандер пытался поколебать учение Коперника в самом его основании, устранить из этой теории всю ее революционную сущность. Ведь этот богослов объявляет тщетным стремление человека проникнуть в тайны природы, которая якобы скрыта от взоров человека и дается лишь через «откровенное» учение. Правда, Осиандер отмечает, что «новые гипотезы сравнительно со старыми удивительно прекрасны и одновременно легки для понимания», но он даже и не пытается объяснить, чем именно вызвано это их преимущество.

Вот что писал Кеплер, глубоко возмущенный учением Осиандера о сущности астрономических гипотез: «Никогда я не мог согласиться с мнением людей, приводящих вам пример какого-нибудь случайного доказательства, где из ложных предпосылок правильный силлогизм ведет к какому-нибудь правильному заключению, старающихся, ссылаясь на этот пример, доказать, что допущенные Коперником гипотезы могли быть ложны и тем не менее из них могли следовать истинные явления, как если бы они вытекали из истинных принципов… Я не задумываюсь заявить, что все то, что Коперник обобщил апостериорно и подтвердил наблюдением, могло бы быть без особого труда доказано при помощи геометрических аксиом и априорно, и доказано с таким даже совершенством, что живи Аристотель, он с радостью согласился бы с этим». Впрочем, еще Ретик при жизни Коперника убеждал своих читателей, что если бы Птолемей ожил и выслушал Коперника, то «навряд ли остался бы верен своей собственной системе». В связи с этим Ретик напоминал, что сам Птолемей говорил: «Кто желает истинно служить науке, должен быть прежде всего свободен от предубеждений».

Идеи, высказанные Осиандером в предисловии, нашли широкое распространение среди богословов, так как они полностью удовлетворяли церковников, не имевших возможности приостановить развитие науки вообще и астрономии в частности. Вот почему ректор Тюбингенского университета теолог Гафенрефер, просмотрев раннюю работу Кеплера «Космографическая тайна», доказывающую истинность коперниковского учения и осмеивающую тех, кто отвергал его объективный характер, писал этому гениальному астроному: «Мой братский совет, которому, я твердо надеюсь, ты последуешь, — выступать при изложении подобных гипотез лишь в качестве чистого математика, который не должен беспокоиться, соответствуют ли эти учения сотворенным вещам, или нет. Ибо я того мнения, что математик достиг своей цели, если он сконструировал гипотезы, соответствующие, насколько возможно точно, явлениям; ты сам, я полагаю, откажешься от своих гипотез, если кто-либо предложит лучшие. Ни с чем, однако, не сообразно, чтобы действительность незамедлительно приспособлялась к придуманным каждым магистром гипотезам».