Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии

В настоящее время уже не подлежит сомнению, что взгляды Джинса об образовании планет, столь широко пропагандируемые фидеистами, не имеют под собой научной основы. С одной стороны, выяснилось, что они неправильны с механической точки зрения, ибо значительная часть вырванного из Солнца вещества упала бы обратно, а оставшиеся части обращались бы вокруг Солнца сравнительно близко от него по сильно вытянутым орбитам, совершенно не похожим на планетные. В этом случае планетная система имела бы прямо-таки крошечные размеры: самая удаленная планета (Плутон) была бы значительно ближе к Солнцу, чем самая близкая (Меркурий). С другой стороны, астроном Э. Хольмберг в 1937 г. на основании своих исследований видимых смещений ряда наиболее близких к нам звезд (изменений в величинах параллаксов этих звезд) установил наличие около них невидимых спутников. При этом Хольмберг определил массы темных спутников звезд и показал, что они являются планетоподобными телами, так как их массы оказались близкими к массе Юпитера.

Работы этого астронома были подтверждены другими исследователями и нанесли сокрушительный удар по выводам Джинса об исключительности Солнечной системы, являясь блестящим подтверждением правоты Бруно. Ведь они привели к неоспоримому заключению, что планетные системы представляют широко распространенное явление в звездном мире. Сам Джинс в 1943 г. незадолго до смерти писал, что большой процент звезд должен иметь планеты и что «жизнь гораздо более распространена во Вселенной, чем мы думали».

На примере астронома Фая и биолога Уоллеса мы видели, что одно время фидеисты старались спасти некоторые докоперниковские стороны своего мировоззрения не столько на почве астрономии, сколько на почве биологии, солидаризируясь лишь с идеалистическими (в данном случае виталистическими) воззрениями. Исходя из того, что жизненные явления специфичны и своеобразны, они уверяли, будто жизнь могла возникнуть только при исключительно благоприятных условиях, которые имели место лишь на Земле. Однако витализм настолько дискредитирован наукой, что в наши дни даже идеалистически мыслящие ученые уже не говорят о том, что Земля является единственной обителью жизни во Вселенной.

Из представления о единстве материи и законов ее движения следует, что в процессе образования планетных систем в различных местах Вселенной должны возникать тела, которые по своим свойствам близки к нашей Земле. В таком случае на многих из этих тел раньше или позже должны создаться и такого рода специальные условия, которые необходимы для возникновения и поддержания жизни.

Было бы, конечно, неправильно думать, что на других мирах жизнь развивалась по «земному образцу», так как каждый мир имел свои своеобразные свойства, и в зависимости от этих свойств жизнь должна была развиваться своим путем, отливаться в разные формы.

Энгельс, отметивший, что «вместе с… первой клеткой была дана и основа для формообразования всего органического мира»,[54] подчеркивал: «…материя приходит к развитию мыслящих существ в силу самой своей природы, а потому это с необходимостью и происходит во всех тех случаях, когда имеются налицо соответствующие условия…».[55] Энгельс указывал, что формирование органического мира, вплоть до возникновения «мыслящего» существа, совершается необходимо, ибо «…материя в своем вечном круговороте движется согласно законам, которые на определенной ступени — то тут, то там с необходимостью порождают в органических существах мыслящий дух».[56]

Таким образом, возникновение в органическом мире мыслящего духа является необходимостью, но эта необходимость осуществляется лишь тогда, когда «имеются налицо соответствующие условия», которые не обязательно везде и всегда одинаковы. А так как условия во Вселенной очень разнообразны, то органическое развитие на той или иной планете не есть нечто автоматическое, механически повторяющееся: на каждой из них, в зависимости от условий, оно должно принять свою особую, своеобразную форму.

Важно то, что материя из себя при определенных условиях порождает живые тела, что жизнь не есть исключительное явление во Вселенной. Энгельс писал, что «…как бы долго ни длилось время, пока в какой-нибудь солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни; сколько бы бесчисленных органических существ ни должно было раньше возникнуть и погибнуть, прежде чем из их среды разовьются животные со способным к мышлению мозгом, находя на короткий срок пригодные для своей жизни условия, чтобы затем быть тоже истребленными без милосердия, — у нас есть уверенность, что материя при всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время».[57] 2

Буржуазия давно уже забыла о том, что она когда-то была революционным классом и, добиваясь власти, борясь с феодализмом, защищала и поддерживала коперниканство. В борьбе с пролетариатом буржуазия заключает все более и более тесный союз с поповщиной, возвращается вспять к феодальной идеологии и воскрешает разного рода мертвые, докоперниковские идеи. В самое последнее время с этой целью особенно используется, с одной стороны, махистская философия, уже давно разгромленная марксизмом, и, с другой стороны, теория относительности Альберта Эйнштейна (1879―1955).

В некоторых популярных астрономических книгах (например, Клейна) не только указано на то, что Осиандер рассматривал учение Коперника как удобную для астрономических вычислений гипотезу, которую не следует считать ни истинной, ни вероятной, но и отмечается, что этот взгляд «вполне соответствует воззрениям современного естествознания». Но это утверждение неверно: «современное естествознание», поскольку оно научно, не фальсифицировано, не может встать на точку зрения Осиандера, так как несомненно то, что Земля действительно совершает суточное и годовое движения. Верно лишь то, что отдельные представители буржуазной мысли стали на точку зрения Осиандера и лозунгом точных наук объявляют: назад к тем авторитетам идеализма и метафизики, на мнения которых опиралось средневековье!

К числу этих ученых нужно отнести прежде всего видного представителя махизма (эмпириокритицизма), историка физических наук Пьера Дюгема (1861―1916). Он доказывал, что точная наука возвращается к принципам средневековой науки, что она ставит своей задачей не объяснение действительности, а лишь описание видимости.

Несмотря на свои оговорки, Дюгем в сущности оправдывает схоластику: он уверяет, что инквизиторы были правы, когда «советовали» Галилею отказаться от своего учения о движении Земли вокруг Солнца, ибо, мол, никакая научная теория не может проникнуть в природу явлений, объяснить действительность, выяснить то, что есть на деле. С точки зрения Дюгема и других махистов, вопрос о том, что вокруг чего движется, есть вопрос не научный, не астрономический, а натурфилософский. Дюгем уверяет, что «возражения» против Галилея со стороны Беллармина и Урбана VIII не были серьезно опровергнуты с тех пор, как они были опубликованы. В факте замены старых физических теорий новыми Дюгем видит доказательство того, что «истина была на стороне Осиандера, Беллармина и папы Урбана VIII, а не на стороне Кеплера и Галилея».

Итак, в начале двадцатого столетия нашелся видный ученый, который, действуя в соответствии с интересами католически настроенных кругов французской буржуазии, оправдывает точку зрения инквизиции в ее борьбе с коперниканцами. Дюгем не выступает в защиту неподвижности Земли и обращения Солнца вокруг нее, но если бы он нашел, что такая гипотеза более удобна для математического описания наблюдаемых явлений, то он, не задумываясь, признал бы Землю неподвижной. Во всяком случае Мах, глава философии «чистого описания» явлений, также утверждал, что учение Коперника лишь «проще и практичнее» учения Птолемея, но что «оба учения одинаково правильны». Однако, как уже было отмечено, простота и практичность учения Коперника вызваны только тем, что оно соответствует действительности, т. е. является объективной истиной.

Дюгем не является исключением. Чем реакционнее становится буржуазия, тем чаще появляются ученые, которые в целях подкрепления реакционной идеологии тянут назад, к средневековью. Так, физик-махист Ф. Франк в речи на съезде физиков в 1929 г. заявил: «В точке зрения инквизиции можно найти нечто соответствующее точке зрения современной теории относительности, согласно которой „нельзя сказать, что Земля „на самом деле“ движется, а Солнце стоит“». Точно так же свою книгу о теории относительности физик Райс закончил следующей антинаучной сентенцией: «Человек начал свою научную жизнь с убеждения в абсолютной неподвижности Солнца; Ньютон смел эти представления — не стало ничего неподвижного. Теперь же для нас решительно все равно — что считать неподвижным и что „подвижным“. Мы можем выбрать все, что нам угодно, и признать неподвижным для нас. Наша Земля пригодна для этого ничуть не меньше, чем любое другое тело, даже еще лучше, так как для нас во многих отношениях удобнее именно ее считать неподвижной».

Не подлежит сомнению, что физик Эйнштейн — творец теории относительности — принадлежит к числу великих реформаторов естествознания. Но было бы неправильно думать, что его теория относительности пользуется в настоящее время исключительной популярностью в буржуазных странах только за ее несомненно большие научные достоинства. Главное здесь в том, что многие из идеологов буржуазии увидели в этой теории средство, позволяющее попытаться в какой-то мере гальванизировать труп библейского мировоззрения и таким образом по существу начать своеобразный пересмотр процессов Бруно и Галилея и реабилитацию отношения инквизиции к коперниканству. Ведь они заявляют, что с точки зрения этой физической теории системы Птолемея и Коперника якобы принципиально равноценны или равноправны, так что невозможно решить, движется ли Земля или же она неподвижна. Выходит, будто противоположение «кажущегося» движения Солнца «истинному» движению Земли лишено всякого реального основания, т. е. основное положение Коперника не имеет никакого смысла.

В 1947 г. физик-идеалист Ангус Эрмитейдж выпустил книгу под весьма характерным названием «Солнце, остановись!» В ней он уверяет, что с точки зрения теории относительности якобы все равно, что сказать: «Земля неподвижна, а весь остальной мир вокруг нее обращается», или же «Земля вращается, а весь остальной мир неподвижен». В связи с этим он отрицает новаторскую роль Коперника в астрономии и утверждает, будто Коперник не сделал никакого великого открытия, а лишь выбрал другую «систему отсчета» — другую систему координат. «Коперник, — пишет он, — сделал выбор, а не открытие, когда он решил считать планеты обращающимися вокруг Солнца, как центрального тела».