Чертополох и золотая пряжа

1.5 Утро нового дня

Утро темной части года выдалось на редкость холодным. В камин некогда было подбрасывать дров, и он потух. Но еще до первых лучей вынырнувшего из проруби солнца последнее веретено наполнилось золотой пряжей.

Вместе с работой тянулась и тонкая нить беседы. Большей частью говорили о магии.

— Понимаешь, сейд — это женское искусство, в каждом роду он свой и редко бывает доступен мужчинам. Он передается по наследству от матери к дочери, от бабки к внучке. Но тут одной сидской крови недостаточно, нужны знания. Очень жаль, что у тебя не было наставницы. Ты по природе своей сильная сейдкона.

Айлин глубоко задумалась: «Сидской крови… значит, вправду люди говорили, что матушка моя не человек, и холмы ей дороже собственного ребенка оказались…»

— Но меня учили вы, — ответила Айлин, спрятав грусть в дальний уголок сердца. Она подумает об этом позже. Примет и простит. Сейчас же на это просто нет сил. — И я бы не сказала, что это учение прошло даром.

Маг улыбнулся одними глазами. Он сидел вполоборота, привычно подставив под свет неизуродованную часть лица. Свою наставницу по сейду он не помнил. Знал, что она была. Тепло, которое подарила ему всеискустная за годы обучения, до сих пор грело сердце.

Айлин нравилось наблюдать за скупой мимикой гостя, собирать крупицы знаний о нем. В детстве маг представлялся добрым сказочником, матушкиным подарком, подосланным для присмотра и защиты. Она мечтала, что рано или поздно ночной гость приведет ее к волшебному камню, который запоет, подтверждая ее высокое происхождение. А дальше будет пир и прекрасный принц. Все девочки любят пиры и мечтают о принцах. Но почему-то не все мечты, сбываясь, приносят радость.

— Ты только не говори никому об этом, а то я стыда не оберусь, — с нотками иронии произнес маг.

Дева уставилась на него, прокручивая в голове последнюю фразу, а поняв, вспыхнула, как цветок мака.

— Ой, а я о том, что вы меня рукодельничать учили, рассказала нашим… только мне все равно никто не поверил. Но про сейд я молчала, хотя все и так догадываться стали, когда я своим пледом сына пастуха накрыла, а он исчез.

Собеседник покачал головой и взял последний пучок соломы. Он помнил тот плед…

— Вот и хорошо, что не поверили. Понимаешь, магия этого мира делится на мужскую и женскую. Сейд и спа присущи женщинам. Скальдическая и руническая — мужчинам. Я сейд своей матери получил целиком в противовес проклятию. И все равно нужно было учиться. Потом, намного позже, чтобы постичь мужскую начертательную магию рун, пришлось долго познавать премудрость на севере, у одного саамского колдуна. Зато теперь ни один смертник не рискнет смеяться мне в спину.

Айлин открыла рот, желая спросить, и тут же закрыла его, больно прикусив губу. Она ничего не знала о своем ночном госте, и впервые за их встречи он хоть обрывками, но сказал что-то личное. Подмывало поинтересоваться о детстве, отрочестве и о том, как он получил свои проклятья и увечья. Наверное, сражался в войне с сидами, что закончилась почти тридцать лет назад. Ей вдруг стало интересно, сколько ему? Выглядел-то маг чуть старше короля, но кровь волшебного народа сильно увеличивает срок жизни. И чем большее ее, тем дольше живет человек. Правда, бессмертие получить можно лишь в Холмах и то, пока ешь их хлеб и пьешь их воду. С другой стороны, гостя выдавали глаза, умные, цепкие. Таких не встретишь у юнца, недавно начавшего брить бороду. Да и малышкой маг ее звал еще тогда, в давно забытом детстве. Слова зудели, прыгали на языке. Сотня вопросов роилась в голове, но Айлин не задала ни одного, рассудив, что это не та тема, о которой маг захочет говорить.

— Ночь подходит к концу, пришла пора прощаться. — Румпель поднялся со своего места и, хромая, подошел к пряхе.

— Но ведь это не навсегда? Вы могли бы не исчезать с лучами солнца? — Она подняла на него глаза и теперь смотрела снизу вверх, как, пожалуй, глядит прибрежный цветок на черный утес.

— Зачем это тебе, будущая королева?

Айлин опустила глаза. Она не знала правильного ответа на этот вопрос. А неправильный ее пугал.

— Знаете, я, кажется, нашла разгадку, — сказала она, переводя тему. — Я думаю, что знаю ваше имя. Хотя странно, что мать так назвала своего ребенка, но мне кажется, что вам подходит…

Слова оборвал стук в дверь. Айлин оглянулась на шум, а когда повернулась обратно, колдун исчез.

«Имя. Ты обещала назвать мое имя», — едва слышно прошелестел ветер и стих.

В дверь постучали снова.

Айлин сбросила оцепенение, метнулась к спящей служанке, выдернула из ее волос гребень и принялась тормошить. Растолкав Мари, она отперла засов.

Король, возникший на пороге, сиял ярче зимнего солнца. Рыжая борода вычесана и умаслена. На крепком теле, словно чешуя, плотно сидит короткий узкорукавный дублет. Поверх широкий эскофль[1], подбитый мехом выдры и вышитый красными королевскими львами. Тонкие шерстяные шоссы плотно прилегают к крупным ногам. Высокие кожаные сапоги позвякивают золотыми шпорами. На широком поясе висит небольшой рог и кинжал с богато украшенной рукоятью.

За королем в покои протиснулась свита: пестрая, многоголосая, разряженная в пух и прах, благоухающая потом и розовым маслом. В мгновение ока стало тесно от обилия зеленых котт и широких платьев, цветных перьев на ярких шапках и меховых плащей, шаперонов[2] с длинными хвостами и перчаток из тончайшей кожи. Эта шумная, не останавливающаяся ни на секунду химера со множеством рук, ног и голов одновременно двигалась, говорила, смеялась и шипела десятками голосов.

— Леди Айлин, вы справили пряжу? — спросил король, и в комнате моментально сделалось тихо.

— Конечно, сир, — дева преподнесла правителю небольшой ларец. Когда крышку открыли, двор невольно ахнул, ослепленный блеском золотых нитей. Шепотки, словно мышиное полчище, вновь заполнили пространство.

Король взял в руки увесистое веретено, размотал нить, попробовал ее на зуб.

— Золото! Право слово, это золото! Сегодня же выгоню взашей всех придворных алхимиков! Они столько лет меня кормят обещаниями создать красный магистериум, способный превращать глиняные черепки в благородный металл. А тут вы, леди, за ночь своими ручками творите такое! — Король протянул одно из веретен Гинерве. — Поглядите, матушка, а вы не верили.

Королева поджала губы, отчего они стали похожи на сушеный шиповник, но пряжу взяла.

— Какое сокровище вам досталось, сын мой! — Гинерва улыбнулась так, что единственное окно в спальне покрылось изморосью.

— В следующий раз, матушка, не спорьте со мной. А теперь слушайте меня и донесите всем, кто не слышал. С сего дня леди Айлин нарекается тан Киркоулл и моей невестой. Свадьбу справим в день возвращения Короля Дуба.

— Миледи, — обратился он к притихшей Айлин, — своей милостью я передаю вам в личное пользование замок Киркоулл с землями и угодьями. Советую в ближайшие дни посетить ваш феод, а пока по моему распоряжению матушка подготовила вам платье для охоты. Собирайтесь, у вас четверть часа.

— Но, сир, я бы хотела отдохнуть после бессонной ночи, да и можно ли охотиться в Самхейн? Ведь в эти дни сам Лесной царь со своей свитой и королева Кайлех травят зверя.

Мохнатые брови короля сомкнулись, а на шее окаменела жила.

— Моя дорогая невеста, вы забываетесь. Я ваш король и будущий муж. И я крайне не люблю, когда со мной спорят. Охота — это отдых знати. Что же касается Ноденса Хозяина Холмов и дочери Грианана, то не мне, сыну Николаса, трепетать перед ними. Это пусть они держат своих гончих, завидя нас, и опасаются, кабы я не принял их за свору волков. Поспешите же, леди, я не терплю ожиданий.

Сказав так, он вышел прочь. Двор последовал за своим сюзереном. Тихие, напуганные гневом, направленным не на них. Полные смятения, они покидали Восточную башню. Король назвал невестой мельникову дочь, дал ей титул и богатые земли на севере страны, при этом строго отчитал при всех. Все это делало крайне важным один вопрос: как вести себя с девой дальше? Как с королевой или как с уткой, несущей золотые яйца? Зверюшкой, безусловно, в хозяйстве полезной, но правом голоса не обладающей. Да, спакона Тэрлег сказала, что быть деве королевой, но как долго? У того же короля Николаса было три жены, и лишь последняя его пережила.

Когда покои опустели, королева бросила служанке:

— Следуй за мной, принесешь своей госпоже платье.

Мари, еще не до конца пришедшая в себя ото сна и неожиданного визита монарха, поплелась вслед за королевой.

Гинерва шла молча. Тревога, поселившаяся в груди в день приезда мельниковой дочери, расползлась черной жижей по телу.

«Сначала эта дева с непонятным умением, потом пасынок исчез из темницы прямо на глазах у палача, так и не произнеся нужных слов. Предсказательница еще со своими лживыми намеками, после которых сын остаток ночи терзал расспросами. Все одно к одному, словно невидимый паук пеленает всех в тугой кокон».

Королева зашла в свои покои и захлопнула дверь.

— Ну же, говори, — торопливо обратилась она к служанке, доставая из сундука платье для охоты. — Узнала, как эта Айлин нить прядет?

— Узнала.

— Чего ж ты молчишь? Рассказывай!

— Айлин мялкой солому мяла,

Прялкой солому пряла.

Нить золотом сияла,

Я же рядом стояла.

— Да понятно все. Но как, как она это делала? Какие слова говорила или призывала кого?

— Нет, она просто мялкой солому мяла,

Прялкой солому пряла.

Нить золотом сияла,

Я же рядом стояла.

— Да что с тобой, глупая? — Королева резко обернулась и замерла, глядя на служанку. Глаза той сияли чернотой зрачка. — Это что такое... — пробормотала Гинерва и принялась осматривать Мари, не отыщется ли на той лишняя булавка, веревка или гребень. Развернула и нашла синюю ленту, вплетенную в косу, сорвала ее и бросила в камин. Мари покачнулась, в глаза стал возвращаться свет.

— Вот, значит, как… все же сейдкона… этого я и опасалась…

Королева прогнала Мари прочь, потом кликнула двух фрейлин при опочивальне.

— Быстро взяли платье для невесты короля и помогли ей одеться! Через десять минут она должна быть у конюшен!

Как только покои опустели, Гинерва устало опустилась в резное кресло. Спина ее была напряжена, а взгляд остановился на горящих поленьях в камине. Она давно привыкла, что у нее в руках собраны не только все ключи от замка, но и все нити, позволяющие управлять придворными. И вот теперь одна тонкая лежит на полу, сверкает золотом. Гинерве казалось, что ее пальцы огрубели, скрючились. Скребут по каменному полу и не могут поймать скользкую шелковую дрянь. Привыкшая к власти, она не желала ее делить с кем-либо. Будь то сын, пасынок или невестка.

Пасынок, изуродованный проклятьем, на корону прав не имел, хоть и был старшим в роду. Тут древний закон оставался строг. Король — это лицо государства, подтверждение благосклонности богов. А хороша страна, у которой правитель урод! Хоть и магически одаренный.

Сына в силу возраста волновали лишь три вопроса: война, пиры и охота. Он умело изображал из себя сурового монарха, но не взбрыкивал, соглашаясь с мудрыми советами матери и позволяя ей заниматься скучными бумагами и выслушивать нытье лэрдов. Но с Самхейна его словно подменили, а виновата во всем эта Айлин. Демоны ее раздери! Еще и сейдконой оказалась. Такой проще веретена аконитом пропитать, чем прогнуть под себя. Всеискусные своенравны и хитры, а девица уже показала норов. Да и договоренности с Эринским королем никто не отменял. Весной прибудет юная принцесса, и к этому моменту ничто не должно напоминать о мельниковой дочери. Но сначала надо узнать секрет золотой пряжи.