Любить и не страдать. Когда страдание становится образом жизни

• «Веди себя хорошо»;

• «Слушайся маму и папу»;

• «Учись хорошо»;

• «Кушай хорошо»;

• «Будь послушным»;

• «Будь умницей»;

• «Радуй маму и папу»;

• «Не расстраивай маму».

Научиться терпеть – значит отключать свои потребности. Можно перестать хотеть есть, перестать нуждаться в любви, заботе, нежности, деньгах, в комфорте, отдыхе, красоте, то есть во всем.

А жизнь – это удовлетворение потребностей. Одни потребности мы удовлетворяем, на смену им приходят другие. И так на протяжении всей жизни.

Мне всегда говорили, и не только мама с папой, но и бабушки, соседки, врачи: «Вот какая молодец! Терпеливая, молчит, не плачет. Умничка!» Я всегда терпела какие-то проблемы со здоровьем. Думала, потерплю, и оно само пройдет. До случая, когда с пиелонефритом я угодила в больницу. Мне было тогда 20 лет. Слава богу, все закончилось благополучно, но с тех пор я уже не терплю. Анастасия, 29 лет

Однажды мы с папой пошли в поход, мне было 13–14 лет. Было лето, у меня за плечами был походный рюкзак весом 20 кг (взвешивала перед отъездом, но в дальнейшем, когда вспоминала про то, как было тяжело, папа говорил, что я придумала и рюкзак был гораздо легче). Мы поднимались в горы, было очень тяжело как физически, так и морально (походы ненавидела, меня заставили пойти), хотелось, чтоб это все быстрее закончилось. Поэтому я шла впереди всех (в походе было человек 15, в основном все взрослые). Я так уставала за день, что, когда мы останавливались на привал с ночевкой (в 7–8 вечера), и ставили палатку, я засыпала. Утром старалась поспать подольше, поэтому не завтракала, в результате ела только в обед, всухомятку, почти на ходу. За время похода (он длился неделю-полторы) скинула 10 кг, походные вещи висели мешком.

И в этом походе папа транслировал своим видом, что он мной гордится, что происходило нечасто. Мягко общался со мной, что редко бывало в обычной жизни, краем уха слышала, как хвалил меня и как радовался, когда другие отмечали, что я иду впереди всех, несмотря на то, что это тяжело. Когда шла сразу спать после дневного перехода, не принуждал ни к какой работе – типа помощи с готовкой и т. д. Не было четкой установки от него, что надо терпеть, но как-то само собой подразумевалось, что по-другому нельзя. В походе с нами был парень, мой ровесник, сын папиного начальника, и папа нес за него рюкзак. Сейчас вспоминаю: я как-то даже и не додумалась попросить, чтоб мне помогли, так как изначально понимала, что откажут, и не хотела лишний раз расстраиваться.

Сейчас все хорошее я должна «выстрадать». Если получаю что-то «просто так», будь то подарок, принятие работы без правок и т. д., сразу чувствую себя виноватой, появляется тревога. Если берут на работу с первого собеседования – значит, повезло, если парень заботится, помогает материально – значит, в плане секса я делаю все, как он хочет (от этого, к счастью, отхожу, в первых отношениях терпела все и вся, даже когда физически было больно в процессе). Алиса, 26 лет

На тренировках, когда мне было лет 5–6, тренеры требовали, чтобы села на шпагат (было адски больно, помню до сих пор). Еще и заставляли говорить, считать какие-то лампочки на потолке (типа отвлечься). Я одна не плакала из всей группы, чем постоянно заслуживала восхищение родителей (сидели на лавочке и смотрели), и тренеры ставили меня в пример. У меня уже не было права заплакать, я ж пример группы…

Долгое время считала, что быть сильной, даже железной – это главное.

В школе демонстративно голодала (худела) перед сверстниками (не дай бог шоколадку съесть при них, я ж сильная). Позднее считала, что работать 16 часов – это очень круто и этим надо гордиться. И много чего по мелочи еще. Анастасия, 19 лет

Захотелось поделиться с вами вот каким воспоминанием. Мне лет 6, мама привела в дом нашего будущего отчима. И как-то вечером после ванны она принесла мне новый комплект белья: трусики и майку. Белые в голубой и розовый цветочек. Я надела и собиралась ложиться спать. Но мама сказала: «Иди покажи дяде Сереже, какой красивый комплект». Мне сквозь землю хотелось провалиться. Я до сих пор вижу эту картину как будто со стороны. Вот маленькая девочка (я) бежит к окну и прячется за диваном. Но мама все равно настояла и каким-то образом заставила меня выйти к ним (к ней и отчиму), я больше ничего не помню, плакала ли я или нет, что было дальше. Помню только огромное желание исчезнуть. Я пишу вам сейчас, а у меня ладони и стопы сырые стали…

Миллион таких историй… В детском саду у меня завелись вши. А волосы были длиной почти до колен и густые. И вот две ночи подряд мама сажала меня на стул и вычесывала их. А потом всем хвалиться стала, какая я молодец, что терпела все эти мучения. Зато волосы не подстригли и сохранили красоту. Самое ужасное, что только теперь понимаю весь кошмар происходившего. Я ведь сама этим реально гордилась, хотя намного проще было состричь гриву и намазать каким-нибудь средством.

Сейчас мама для меня чужой человек, просто хорошая знакомая. Я рада, что иногда она проявляет интерес к моим детям. Но у меня к ней нет ни теплоты, ни нежности, ни любви. Я не могу ей доверить секрет, поделиться какими-то проблемами. Мы не видимся месяцами, хотя живем в 15 минутах ходьбы. Между нами огромная пропасть. Все это очень тяжело, но по-другому не получается. Екатерина, 35 лет

Большинство моих собственных «терпи» связано с деревней, в которую мы с родителями ездили каждые выходные. С 5 лет я проводила там каждое лето. Мы уезжали в пятницу, а возвращались в воскресенье. Из-за деревни я вынуждена была бросить художественную гимнастику во втором классе. В первом классе я ходила в продленку и сама записалась в секцию гимнастики, прямо с порога огорошив тренера своими шпагатами. Я была очень гибкой. Во втором классе мы готовили выступление для дома престарелых. Нужно было оставаться на репетиции. Мне было тогда всего 8 лет. Помню, как мы с мамой стояли возле окна и плакали из-за того, что меня не с кем оставить, а нужно ехать в деревню. Я сама потом бросила гимнастику. А в 8-м классе также бросила художественную школу, куда я поступила самостоятельно. Но занятия были по субботам, а нужно было копать картошку, и я не стала ходить.

Мой папа – младший ребенок моей бабушки. Бабушка делала аборт, но каким-то чудом папа остался жив. И эта нелюбовь родной мамы была с ним всю жизнь. Он начал пить, когда мне было 5 лет. Несмотря на то, что мы ездили в деревню чаще, чем другие бабушкины дети, папины брат и сестра, и работали там больше остальных, к нашей семье всегда относились как ко второму сорту. Родители молча терпели это. Я, соответственно, тоже. Это привело к бурному протестному поведению в подростковом возрасте.

Если приучить ребенка терпеть, то, став взрослым, он будет, скорее всего, проецировать на других свои желания и потребности. А удовлетворять их будет через заботу, а удовлетворять их непрямым способом – через заботу о том, в кого помещаются эти потребности. Об этом мы подробнее поговорим во второй части книги.

Если родители главной добродетелью ребенка считают его умение терпеть и быть максимально удобным, то он вырастет с убеждением, что терпение и страдание – это нормально или даже хорошо, а вот забота о себе, своих чувствах и потребностях – плохо.