Мудрость воспитания. Книга для родителей

Значение теории для практики воспитания

В самом деле, не поразителен ли тот факт, что, хотя от ухода за детьми зависят их жизнь и смерть, их нравственное благосостояние и гибель, ни одного слова наставления, как обращаться с детьми, не прочтут и не услышат те, кто рано или поздно будет иметь их? Не уродство ли это, что судьба молодого поколения отдается в жертву глупым обычаям, привычкам, фантазиям, а также внушениям необразованных нянек и полным предрассудков советам бабушек? Если бы купец начал вести серьезное коммерческое дело, не имея ни малейшего понятия об арифметике и бухгалтерии, мы бы ахнули на его безрассудство и стали бы ждать роковых последствий такого легкомыслия. Или, если бы человек, не зная анатомии, вздумал заявить себя хирургом, мы бы удивились его смелости и пожалели бы его пациентов. Но когда родители приступают к трудному делу воспитания детей, ни разу не подумав о физических, нравственных и умственных началах, которыми им следовало бы руководиться, мы не удивляемся и не жалеем будущих жертв.

Присоедините к десяткам тысяч уморенных детей сотни тысяч переживших младенческий возраст, но слабеньких, тщедушных и затем миллионы доживающих до зрелых лет, но далеко не с тем крепким телосложением, какое им следовало бы иметь, — и вы получите некоторое понятие о том вреде, который наносят своему потомству родители, не знающие законов жизни. Подумайте только, что диететика, которой подвергают детей, ежечасно влияет на их организм и нравственность, ко вреду или ко благу всей их последующей жизни, что из 20 способов, применяемых к делу, едва ли найдется один правильный, — и вы убедитесь в громадном вреде от повсеместно принятой, бессмысленной, рискованной системы воспитания<…> Имея обо всем самые путаные понятия, родители говорят, что такое зло постигло их детей без причины или от сверхъестественных причин. Ничуть не бывало; в некоторых случаях, несомненно, есть причины наследственные; в других же, и притом гораздо более многочисленных, — начало зла кроется в бестолковом воспитании. Всего чаще ответственность за недуги детей, за их тщедушность, слабость, за их страдания всецело падает на родителей; на них лежит прямая обязанность ежеминутно наблюдать за жизнью своего потомства, но они, с непростительной беспечностью, пренебрегли изучением тех жизненных процессов, на которые сами оказывают постоянное влияние своими приказаниями и запрещениями. Полнейшие невежды относительно самых простых физиологических законов, они из года в год подтачивали организм своих детей и таким образом сделались причиной болезней и преждевременной смерти не только этих детей, но и целого поколения.

Мы встретим точно такое же невежество родителей и такие же пагубные последствия от него, когда перейдем от физического воспитания к нравственному. Посмотрите на молодую мать и послушайте, какие законы она предписывает в детской<…> Посмотрите, как эта молодая, с не вполне еще сложившимся характером женщина выполняет возложенную на нее обязанность; не понимая вовсе тех явлений, которые совершаются на ее глазах, она берется за дело, нелегкое даже для тех, кто обладает большими познаниями и опытностью, чем она. Никогда ничего не слыхав о свойствах душевных движений, о порядке их развития, об их назначении, она не знает, где кончается польза и где начинается вред. Она вообразила себе, что такие-то чувства положительно дурны — что совершенно неверно, — а другие безусловно хороши — чего также нельзя сказать; затем, не имея ни малейшего понятия о строении организма, с которым ей приходится иметь дело, она теряется и не знает, как обращаться с ним. Есть ли после этого возможность избежать тех пагубных последствий, свидетелями которых мы бываем на каждом шагу? Недостаток сведений по части умственных явлений с их причинами и последствиями делает вмешательство молодой, неопытной матери в воспитание ребенка гораздо более вредным, чем вполне пассивное отношение ее к этому вопросу. Постоянно противодействуя то тому, то другому проявлению жизненной силы в ребенке, иногда совершенно нормальному и благотворному, она лишает его удовольствий и пользы, портит как его характер, так и собственный и отчуждает его от себя; желая заставить ребенка исполнить то, что, по ее понятию, необходимо нужно, она прибегает то к угрозам, то к ласкам или подаркам с целью закупить его или же возбуждает в нем желание произвести приятное впечатление на посторонних. Молодая мать совсем забывает, что внутренние побуждения ребенка могут в это самое время находиться в совершенном противоречии с наружным его поведением; но ей и дела нет до того, лишь бы ребенок вполне удовлетворял внешним условиям приличия; таким образом, она сама развивает в нем двуличность, страх и эгоизм вместо хороших чувств. Настаивая на том, чтобы дитя всегда говорило правду, она первая подает ему пример противного, когда угрожает ему наказаниями и не приводит их в исполнение. Молодая мать ежедневно твердит детям, что они сами должны смотреть за собой, а между тем, появляясь на короткое время в детской, она сердится и кричит на детей за такие поступки, которые вовсе того не заслуживают<…> Находясь, таким образом, без всякой теоретической поддержки и не обладая способностью руководить своими собственными поступками на основании наблюдений над умственным процессом, происходящим в детях, молодая мать теряет всякий авторитет в своем маленьком царстве: все ее распоряжения порывисты, непоследовательны, иногда прямо вредны и были бы даже пагубны, если бы в природе не существовало неудержимого стремления каждого развивающегося ума покорить себе все более слабые влияния<…>

А умственное воспитание детей — разве его точно так же не коверкают? Согласитесь, что все вообще проявления ума, не исключая и развития его в ребенке, подчинены известным законам, следовательно, нет никакой возможности правильно руководить воспитанием детей без знания этих законов. Глупо было бы со стороны воспитателей предполагать, что они в состоянии надлежащим образом регулировать процесс зарождения и накопления понятий в детском мозгу, ежели они сами не понимают сущность этого процесса. Какая, значит, громадная разница между существующим методом преподавания и тем, который должен бы был существовать, когда почти никто из родителей и очень немногие из наставников знакомы с психологией. Принятая система обучения детей, как и следовало ожидать, крайне ошибочна и по своему содержанию и по приемам; полезный разряд знаний устранен, а бесполезный навязывается насильно, и притом ошибочным путем и ошибочным порядком. Под влиянием общепринятой узкой идеи, что воспитание должно ограничиваться знаниями, почерпнутыми из книг, родители, к великому вреду для своих малюток, слишком рано дают им в руки азбуку. Не признавая истины, что книги должны служить только дополнительным пособием, косвенным средством для обучения, когда в прямых оказывается недостаток, — средством смотреть на все чужими глазами, а свои закрывать, наставники спешат пичкать детей фактами второстепенного достоинства вместо главных. Они не понимают громадного значения самопроизвольного обучения, начинающегося с самого раннего возраста; они не догадываются, что вместо того, чтобы пропускать без внимания неутомимую наблюдательность ребенка и бранить его за ежеминутные вопросы: что? как? почему? — следует поощрять эту любознательность, давая ей правильное направление и удовлетворяя ее по возможности. Наставники же стараются занимать глаза и мысли детей предметами, непонятными для них в такой ранний период жизни и даже противными им; поклонники символов знания, а не самого знания, они не сознают, что ребенка тогда только можно ознакомить с новыми источниками сведений, доставляемых книгами, когда он достаточно ознакомится с предметами и процессами явлений, встречающимися ему в домашней жизни, на улицах, на полях и т. д.; и это не потому только, что непосредственные знания несравненно дороже косвенно полученных, а также и потому, что все написанное в книгах усваивается ребенком лишь сообразно с запасом предварительных сведений, почерпнутых им из практической жизни <…> Нам следовало бы начать с тех фактов, которые теперь вполне выяснились, а именно: что физическое, нравственное и умственное воспитание наших детей в высшей степени неудовлетворительно. В большинстве случаев причиной тому сами родители, не обладающие теми знаниями, при помощи которых только и можно руководить детьми. Чего ожидать, когда одну из самых сложных проблем берутся решать люди, не имеющие никакого понятия о правилах, от которых зависит это решение? Чтобы уметь хорошо тачать башмаки, строить дома, управлять кораблем или локомотивом, надо долго учиться. Неужели же процесс умственного и физического развития человека — такая простая вещь, что следить за ним и направлять его можно без всякой подготовки? А если нельзя, если этот процесс сложнее всех прочих процессов в природе — за исключением одного — и если задача управлять им невыразимо трудна, то не безумие ли браться за такую задачу, не подготовя себя предварительно к ней? <…>

Нет сомнения, что многие прочтут это заявление наше с улыбкой: им покажется нелепостью, чтобы родители изучали такие мудреные предметы; действительно, была бы явная нелепость, если бы мы потребовали, чтобы все вообще отцы и матери обладали обширными сведениями по этой части. Но мы совсем не то говорим; дело идет об общих принципах с присоединением к ним таких объяснений, которые дали бы родителям точные понятия о предмете, — вот и все; а этому они могли бы научиться если не рациональным, то догматическим путем. Как бы то ни было, но следующие факты неоспоримы: умственное и физическое развитие детей подчиняется известным законам; коль скоро родители хоть несколько отступят от этих законов, смерть ребенка неизбежна; если они хотят избавить своих детей от серьезных физических и умственных недостатков, они должны строго подчиняться всем правилам этих законов; достижение совершенной зрелости возможно для ребенка только при полном соблюдении всего того, что предписывается этими законами. Судите теперь: не должны ли те, кто надеется со временем сделаться отцом или матерью, стремиться узнать, в чем именно состоят эти законы?<…>

Спенсер Г. Воспитание умственное, нравственное и физическое // Соч.: Т. 7. Ч. 3 / Пер. с англ. СПб., 1898. С. 16–20[9]