Обычные командировки

Глава четвертая

В конце апреля начальник уголовного розыска пригласил к себе Сомова, утвердил новый план работы по делу Яковлевых и похвалил Николая:

— Вы отлично справились с очень кропотливой работой, и в такой короткий срок. Я все время интересовался, как вы там. А мне докладывают: «Сидит не вставая». Вижу, вы человек добросовестный, и не раскаиваюсь, что разрешил вам отдать «Тайну». А сейчас, Николай Павлович, не откладывая, подготовьте новую ориентировку в Главное управление уголовного розыска Министерства Союза с просьбой напомнить всем органам внутренних дел страны об этом нераскрытом убийстве и выслать нам любые сведения, которые могут иметь отношение к нашему делу. А пока я включил вас в предпраздничные мероприятия. Поработайте в праздники с людьми, подежурьте, а то вы совсем закисли за бумагами. Проведем майские праздники, обеспечим охрану порядка в День Победы, и езжайте в Озерный район, в Старицы. Я позвоню в тамошнюю милицию, чтобы при необходимости вам помогли. И последнее. Сейчас никуда не уходите, я послал машину за майором Гришаевым. Я думаю, вам есть смысл с ним поговорить, а может быть, и вместе выехать на родину Яковлевых. Гришаев в свое время был в тех краях.

Сомов писал письмо в Москву в уголовный розыск Советского Союза. Письмо не получалось, и он нервным, торопливым движением рвал исписанные страницы и начинал снова. Нужно было кратко изложить суть дела и четко указать, какая необходимость возникла снова просить аппараты уголовного розыска заняться этим старым делом. Написав, как совершено убийство, Сомов подумал и стал продолжать: «Есть предположение, что у Яковлевых могли быть крупные ценности, золото, ювелирные изделия с драгоценными камнями. Поэтому просим распоряжения всем подразделениям уголовного розыска Советского Союза проверить, не поступали ли к ним сигналы в течение прошедших шестнадцати лет о сбыте золота и бриллиантов, а также ювелирных изделий в большом количестве. Кроме того, просим проверить, не появились ли крупные суммы денег у лиц сомнительного поведения, прибывших из нашего города или выезжавших к нам...» Николаю опять не понравился последний абзац, и он стал думать, как более четко изложить свою мысль.

Но не думалось Сомову. Не давал покоя предстоящий приход бывшего наставника. Ох, не нужен ему сейчас этот Гришаев. Совсем не нужен...

Внезапно к нему в кабинет вошли начальник уголовного розыска, Фролов и майор милиции в отставке Сергей Яковлевич Гришаев.

Сомов без особой страсти поздоровался с Гришаевым. «Вот притащили мне этого пенсионера. А на кой черт мне сдался этот Дед?»

— Вот привел, Николай Павлович, вашего наставника, — с каким-то веселым ликованием, точно вручая ему долгожданный подарок, говорил полковник. — Я попросил Сергея Яковлевича вам помочь, и он согласился. Хотя собирался уезжать в деревню на все лето.

«Ну и пусть бы себе ехал», — мелькнула мысль у Николая.

— Как тут не согласиться? — усмехнулся пенсионер. — Мы все этим делом занимались столько лет, так что месяц-другой просто не в счет. Знаешь, Анатолий, — обратился он к начальнику уголовного розыска, — другой раз ночью проснусь и все думаю, почему не раскрыли? Уеду в деревню, сижу на берегу речки и вдруг вспомню, что убийцы Яковлевых на свободе, и так на душе кисло станет.

— Всем нам кисло от этого дела, Сергей Яковлевич, — согласился полковник. — Вот теперь на Сомова вся надежда. Верно, Фролов? Ладно, пойдем, пусть они тут вдвоем потолкуют. — Полковник взял Фролова под руку и увел.

— Поздравляю тебя, Коля! С окончанием учебы, с инспекторской должностью и с «Тайной». Мне Смирнов говорил, что ты вроде как с ней разбираешься неплохо. — Гришаев прошелся по кабинету, остановился у окна, что-то рассмотрел на улице и повернулся к Сомову: — А мне вот с «Тайной» не повезло. Не сумел. Хоть и корпел над нею несколько лет.

Сомов глядел на своего наставника и пытался скрыть от него свое удивление. Два года назад, когда он проходил практику, Гришаев был энергичным, подтянутым, хотя и тогда за ним ходило прозвище Дед. — Дед сказал. Дед просил. Посоветуйся с Дедом. А сейчас Сергей Яковлевич превратился в настоящего старика: обрюзгшее, испещренное глубокими морщинами лицо, обвисшие щеки, вместо волос какой-то редкий пушок на голове, шаркающая походка и эти очки в проволочной оправе. Опустился, видать, старик, наверное, и бреется-то раз в неделю. Верно говорят, нельзя под старость менять привычный ритм и образ жизни. Мигом в развалину превратишься.

Гришаев сел напротив Николая:

— Ну, рассказывай, что нашел в «Тайне».

— Ничего особенного, Сергей Яковлевич. Кое-какие тома прочитал дважды, все искал, кто же из подозреваемых хоть чем-нибудь да обратит внимание, да так и не нашел. Вы были на родине Яковлевых?

— Был. Через неделю после убийства. Жил в Старицах, а уехал ни с чем. С кем ни поговорю, отвечают, да, жили Яковлевы, вон дом стоит, его еще отец Родиона строил. Перед коллективизацией уехали. Куда? Никто не знает. С тех пор не появлялись. Оставался в их доме какой-то родственник Марфы, его вскоре после их отъезда осудили. Проверяли его. Фролов ездил куда-то в Сибирь, беседовал с этим бывшим террористом, но тот живет в тайге безвыездно и ничего о своих родственниках не знал. Впрочем, что я тебе тут рассказываю. Ты же все это сам знаешь, читал, поди.

— Читал. — Сомов пододвинул рапорт с просьбой разрешить ему командировку в село Старицы и объяснил: — Хочу съездить, Сергей Яковлевич, и хорошенько поискать людей, знающих Родиона и Марфу. Может, кто еще остался? Да вдруг что-то расскажет.

— Знаешь, Коля, мне и самому не раз приходила мысль, что там я опростоволосился, не сумел найти знающих людей.

«Правду, Дед, говоришь, — подумал Николай, — не отыскал ни бабку Агриппину, ни тем более няньку. Интересно, что бы он стал говорить, если бы прочитал объяснение Валерии Петровны?»

— Сергей Яковлевич, может, вместе съездим на родину Яковлевых? Я перепишу рапорт, и отправимся вдвоем? — пряча тревогу, боясь, что Дед согласится, предложил Сомов.

— Какая уж там поездка, я еле хожу. Как вступит в спину, так полчаса разогнуться не могу, — отказался Гришаев, и Николай едва-едва скрыл радость. «Дать ему новый план прочесть или не стоит? — размышлял Сомов. — Пожалуй, дам, а то неудобно, спросит Фролов: «Читал, Дед, у Сомова план?» — а наставник руками разведет и в ответ: нет, мол, инспектор Сомов ознакомить меня с этим планом не удосужился».

Пока Гришаев знакомился с планом, Сомов дописал письмо в Москву, отнес его машинистке. Когда вернулся, Дед, откинувшись на спинку стула, смотрел на противоположную стену или даже, скорее, на потолок. Он не изменил позы и при появлении Николая, и тот подумал, что старику плохо.

— Что с вами, Сергей Яковлевич?

— Со мной ничего. Я вот думаю, что, может, ты и прав. Но если преступление совершено кем-то затаившим злость на Яковлевых с давних пор, то нужно искать этих людей не только там, в Старице, но и здесь у нас, в городе. Впрочем, дай-ка мне телефон.

Гришаев на память набрал номер и, когда ему ответили, весело поздоровался:

— Привет, невеста! Как поживаешь? Это я — Дед. Уже не невеста, уже сын есть? Ну молодец, поздравляю. Да вот забрел в уголовный розыск, думаю, дай позвоню, узнаю, как славная девушка поживает, а она, оказывается, уже мужняя жена и мама. Слушай, Юлечка, скажи, вам в адресное бюро много иногородних запросов об адресах поступает? Единицы? Это отлично. А куда вы эту переписку потом деваете? В наряд подшиваете? Интересно, а наряды каждый год уничтожаются? Храните? Это, милая моя, совсем замечательно. Юлечка, я тут подошлю к тебе одного жениха, да не тебе, понятно... Там же у вас невест хоть пруд пруди. Так ты дай ему посмотреть переписку, сейчас соображу, с какого года. — Гришаев отвел трубку в сторону: — Когда они, Коля, переехали в этот дом, я что-то запамятовал? В 1955-м? Юлечка, ты меня, старого, слушаешь? Так вот, хотелось бы посмотреть твои наряды с 1955 по 1960 год. Найдешь? Ну умница. Передай папе привет, а маме поклон. Как они? Скрипят? Я тоже. — Гришаев положил трубку.

— Сходи в адресное, полистай их переписку. Может быть, и найдешь там что-нибудь интересное.

— Вряд ли, Сергей Яковлевич. Думал уже об этом. Ведь в любом справочном киоске за три копейки адрес дадут, и никаких следов не останется.

— Это в том случае, если ты сам к киоску подойдешь. А если тебя здесь нет, если ты живешь в Старице или еще где-нибудь? Тогда самый раз будет письмо послать и справиться, где проживают Яковлевы. В общем, что тут толковать. Сходи, не откладывая, и посмотри. Мне дай четвертый том, я почитаю, кажется, там мой рапорт о поездке в Старицы? Посижу тут у тебя, подожду, пока вернешься.

Молодая миловидная женщина любезно положила перед Сомовым шесть тоненьких папок-скоросшивателей. Хотела, видно, что-то спросить, но постеснялась. Николай с полной уверенностью в том, что он выполняет просто старческую прихоть, пролистал несколько папок. В основном это была переписка с различными органами милиции. Одни запросы начинались с просьбы проверить, не проживает ли в городе скрывающийся от уплаты алиментов. Другие были из вытрезвителей, или, как их теперь называют, медицинских приемников, где переночевавший клиент ухитрился не оплатить по счету за обслуживание и к тому же дал чужой адрес. Встречались и цивильные письма, в них просили адреса родственников и знакомых. В последней папке за тысяча девятьсот шестидесятый год оказалось письмо на кокетливом розовом листке почтовой бумаги. Строчки запрыгали у Николая перед глазами. «В вашем городе, — читал он, не веря своим глазам, — проживают мои родственники — Марфа Ильинична и Родион Силыч Яковлевы. Раньше у них на Садовой улице был свой дом, но его сломали, и они куда-то переехали. Хочется повидать стариков. Если нетрудно, сообщите их адрес до востребования в почтовое отделение станции Лоо Кавказского побережья — Фридриху Иннокентьевичу Лыткину. Посылаю для ответа открытку с маркой. Пятнадцатого июня тысяча девятьсот шестидесятого года». К письму был приложен конверт, а на нем штамп с отметкой о том, что адрес Яковлевых сообщен в Лоо. Николай рассматривал листок почтовой бумаги, вглядывался в угловатый, с резкими штрихами почерк и никак не мог вздохнуть полной грудью. Было такое чувство, словно его ударили в солнечное сплетение. Проглотив подступивший к горлу комок, он вскочил, потом сел и опять стал читать. Его просто распирала злость — злость на себя, как же это ему самому не пришла мысль обратиться в адресное бюро и отыскать это письмо. Дождался, когда Дед ткнул его носом, как щенка. Постойте, постойте, но почему же он сам, этот, с позволения сказать, корифей, не сообразил пятнадцать, шестнадцать лет назад побывать здесь в адресном. Ага! Не так уж все и страшно. Первенство все-таки остается за ним, Сомовым. Это он подсказал возможный мотив убийства, и только тогда Дед сообразил, где следует кое-что посмотреть.

— Как у вас дела? — оторвала от размышлений Николая начальник адресного бюро.

— Трудно было и предположить, но я нашел то, что даже не думал отыскать. Скажите, каким образом изъять вот это письмо?