Бойся моей тени

Глава 3. Темные слова

Обычно, звук будильника на телефоне, предвещает моё превращение в зомби. Я восстаю, брожу волоча ноги, стону, кряхчу, натыкаюсь на стены. Да, я двигаюсь, хожу, даже разговариваю — но это не значит, что я проснулся. И только большая чашка кофе и прогулка до офиса заставляют меня, наконец, обрести жизнь и запускает мыслительный процессы.

В этот раз все было по-другому. Я услышал шорох и выпрыгнул из сна. Буквально — открываю глаза, а я уже на ногах. Стою такой, настороженный весь, прислушиваюсь. Осматриваюсь. Самое интересное, что я все прекрасно вижу. Отчетливо понимая, что вокруг темнота.

Трон, со мной на сиденье, стоит в очень большом, прямоугольном помещении. Прямоугольное не только в смысле формы, но и в оформлениии. Сплошные прямые линии и углы, никаких узоров и скруглений. И полный минимализм — в стенах видны какие-то ниши, как будто из под кухонной техники остались, но это единственное, что может сойти хоть за какое-то украшение. Ах, да, еще бассейн, из которого я выбрался. Похоже, это цельная плита из черного камня. Камень сплошной, слива нет, трубы тоже не просматриваются — похожим на бассейн этот кусок камня делает только каменный бордюр, высотой мне по колено. И все равно, очень похоже на бассейн, так и буду его называть. Прямо напротив трона, помимо кажущегося с верхотуры крохотным пятачка “бассейна”, я вижу вход в зал. Вход делал тот же мегаломаньяк, что и трон — очень примитивная, но здоровенная каменная арка из гигантских каменных плит, высотой метров пять и шириной не меньше четырех.

Я отчетливо вижу каждую деталь, могу посчитать плиты на полу, вижу даже дальние углы. Только в серо-белой картинке. Я понимаю, что прекрасно вижу в темноте, но удивления нет. Куда удивительнее, что от долгого сна на голом камне у меня ничего не затекло и не болит. А ведь мне 25 лет, как никак, возраст.

Но удивляться подозрительной тишине в теле, вместо обычного хруста костей, сейчас некогда — тронный зал наполняют силуэты тех странных, истекающей тьмой чудовищ. Даже в моем новом зрении они выглядят черными кляксами. Я наблюдаю, как они выбираются из ниш в стенах, прислушиваются к шуму, доносящемуся из прохода.

Они все разные, как я понимаю сейчас. “Теневики” — вдруг всплывает в голове слово, которым я решаю их называть. Некоторое время размышляю, не включить ли фонарь на телефоне, но решаю подождать. Страха больше нет. Я легко, почти не замечая этого движения, спрыгиваю с трона. Приземляюсь по-кошачьи мягко.

Группа из самых крупных теневиков, до этого жестоко спорившая между собой, затихает и поворачивается ко мне. Кажется, будто они замолкают в почтении. Иногда, во сне, бывает такое странно чувство... всезнания. Смотришь на что-то во сне, и знаешь его историю. Это не воспоминание, а… Неважно. Суть в том, то прямо сейчас я испытал похожее чувство. Я смотрел на сотканных из тьмы существ и просто понимал их мотивы, планы, желания.

Кто-то идет сюда. Но их мало. Теневики злы. Они любят пожевать мясо, но еда, как и вода, им не нужна. Что они действительно жаждут, так это запустить свои когти в сердце в рыло в кровь — так они поглощают жизненную энергию, которая делает их сильнее. Но это опасное занятие — даже слабый свет факела действует на них разрушающе. Едва они врываются в круг света, то времени и сил у них остается на пару ударов когтей. И после одного удачного взмаха топором их призрачные тела рассыпаются на сгустки тьмы, которые потом мучительно трудно собрать вместе. Я с удивлением понимаю, что эти существа похожи на призраков. Они скорее бестелесны. И, похоже, бессмертны.

Они не злые. Гораздо хуже — теневики безразличны. Они решают напасть на пришельцев просто потому, что тех мало. Шансы на победу высоки и потери окупятся…

— Нет, — говорю я.

Я говорю это на скрежещущем языке. Звук больше похож на скрип трущейся друг о друге гальки. Я слабо удивляюсь. Но не тому, что знаю этот язык, а тому, что моё горло способно выдавать такие звуки.

— Спрячьтесь, — приказываю я. И теневики, не торопясь, но и не протестуя, подчиняются. Вереницей втягиваются в ниши в стенах. Среди них я замечаю знакомого. Того самого, который приволок меня сюда. Я указываю на него и издаю звуки, будто кто-то скрипит ржавыми дверными петлями:

— Ты! Подойди сюда. Следуй за мной! — сейчас он гораздо мельче, чем я его помнил. И как-то тоньше, хрупче. Наверное, это из-за того, что я развеял его светом телефона по возращению. Мне становится его немного жалко. Я протягиваю к нему руку. Как к собаке. И говорю успокаивающим тоном:

— Я буду звать тебя Кенни.

“Кенни” звучит неестественно естественно, если вы понимаете о чем я. Человеческие звуки вырывают меня из пограничного состояния, в котором я все это время был. Я прокашливаюсь, хотя горло не болит. Кенни вдруг съеживается в чернильную кляксу размером с крысу, и юркает мне в рукав куртки. Я вздрагивая от омерзения в ожидании крохотных острых коготков, которые сейчас расцарапают мне кожу. Но ничего такого не чувствую.

Тем временем, разбудившие меня звуки, все ближе. Я различаю голоса, звон металла и глухой стук. Входной проем освещается красноватым отблеском. Это парадоксально меня слепит — обычного света недостаточно, чтобы осветить зал, зато достаточно чтобы “засветить” мое ночное зрение.

Я сажусь на бордюр “бассейна”. Люди всегда кажутся менее агрессивными, когда сидят. Меня гложет любопытство, я хочу знать, куда я попал. Теневики безучастны к миру вокруг, если только в нем нет кого, кого можно пожрать. Насосаться силы. Воплотиться в что-то более материальное и повторить. При этом сам материальный мир им безразличен. Покрайней мере в теперешним их состоянии. Я не уверен, что сейчас они вполне разумны. А мне нужен кто-то, кто прольет свет на происходящее.

Источник света все ближе и ближе. Наконец, на пороге тронного зала появляется группа существ. Я бегло скольжу взглядом по доспехам, оружию, тусклому масляному фонарю на длинной палке и облегченно выдыхаю. Ничего необычного, просто группа приключенцев.

Серьезно, что тут необычного? Все мы играли в игры, читали книги и знаем чего ждать. В какой-то степени, я даже почувствовал некоторое облегчение от того, что все, наконец, встало на свои места. Я попаданец! Шикарно. И уже даже немного нащупываю свои особые умения и способности. Но расслабляться рано — первые пять дней в жизни попаданца самые опасные. Поэтому я поднял руки вверх, развернув их ладонями к новоприбывшим, чтобы показать, что безоружен. В груди ёкнуло — поторопился я теневиков прогонять. Сейчас бы было неплохо их на всякий случай под рукой иметь. Я постарался как можно более дружелюбно улыбнуться.

— Стоять! Тут кто-то есть! — прорычал гулким, густым басом идущий впереди дварф. Никем другим это кубообразная приземистая фигура в чешуйчатом доспехе и бронзовом шлеме с наклепанной бронзовой же бородой, быть просто не могла. Я немного завис на бронзовой бороде шлема, но вспомнил, что борода у дварфов — важная часть тела. Логично бы было её тоже защитить. В руках у него был щит, почти с него ростом и нечто, что я бы определил как бронзовая боевая кирка. С хищным билом и заметно меньшая размерами, чем обычная. Но преемственность в инструменте читалась явно.

— Ууубииить? — промычал второй. Самый здоровый. И тоже легко узнаваемый. Минотавр, в рот мне ноги. Морда была не вполне бычья. Как бы слегка “очеловеченная”. Мощный торс, очень широкие плечи, руки бугрятся мышцами… Вернее, одна рука — вместо правой культя. Чуть ниже локтя обрубок, обмотанный окровавленными тряпками. Но даже так, в одной его левой руке мышц на вид больше, чем во всем моем теле. Минотавр огромен — на вскидку, примерно два двадцать метра ростом, и ширина плеч пропорциональна росту. Чтобы заглянуть ему в глаза, мне придется встать на стул. И это при том, что он сильно горбится, а башка буквально лежит на груди — шея вообще не просматривается.

— Стоп! Хар, сколько их? — несмотря на странное наречие, полное кашляющих и сипящих звуков, третий голос звучал куда красивее и мелодичнее. Может, потому, что он был девичий. А может, из-за странной, напевной манеры говорить. Это третий персонаж. И это девушка. Даже, наверно, девочка — судя по голосу ей лет пятнадцать. Она одета в совершенно фентезийные доспехи из черных и шипастых панцирей каких-то моллюсков. Доспех почти полностью покрывает её тело, оставляя открытыми ноги и руки. Да еще и тяжелый кожаный плащ с кавалерийскими разрезами побокам сверху. Никаких бронелифчиков, все по-взрослому. Ну, разве что только немного. Я залипаю на белоснежную кожу открытого до самой талии бедра.

Дварф делает десяток шагов вперед. Ему тоже явно мешает свет позади. Осматривается. И выдает:

— Один. Но злобный. Оскалился и готовит какое-то заклятье! — дворф вскидывает щит.

Я резко стираю улыбку с лица и опускаю руки. Потом трясу отрицательно головой.

— Я не нападаю! — кричу я на русском. Потом дублирую на том же языке, на каком говорят они. Как ни странно, но он дается мне куда труднее, чем скрежет и визг, которые я издавал до этого. Даже я слышу жуткий акцент и архаичные обороты:

— Я лишь потерянный во тьме странник и не желаю никому вреда! — говорю я.

— Постой! Гульнун, я сказала стоять! — последнее относилось к минотавру. Быкочеловек снял из-за спины черный топор, с двумя лезвиями. Кажется, такой топор называется лабрис. Чувствуется, что это очень востребованный инструмент — лезвия зазубрены и изношены так, что похожи на крылья мертвой бабочки. Прямо сейчас минотавр бодро топал ко мне, глухо цокая копытами по камню. Так вот откуда звук. Бычара среагировал на оклик — глухо и тихо замычал, но остановился.

— Хар, проверь! — снова мелодично скомандовала девица. Забавно, что именно она тут командует. Её лицо пряталось под капюшоном, я мог рассмотреть только полные, чувственные губки и миленький носик. В руке она держала веревку, за которую вела четвертого члена группы. Здоровенное существо, чуть поменьше чем минотавр и все увешанное сумками и сундуками, шло как-то механически и никак не реагировало на происходящее. Поэтому я к нему не присматривался.

Дварф, или как его называла атаманша, Хар, сделал десяток шагов вперед. Долго и внимательно осматривался. Потом обошел меня по широкой дуге, заглянул за трон и только после этого крикнул, уже на другом языке:

— Кроме этого странного ублюдка, больше никого нет! Я могу воткнуть метательный топор ему в спину!

Я напрягся, но не подал виду. Кенни осторожно пробрался под моей курткой и высунул харю из-за ворота. Я знал, что он меня предупредит, если Хар действительно метнет топор.

— Сначала мы с ним поговорим, — многообещающе пропела атаманша.

И они двинулись вперед. Осторожно. Только сейчас я понял, что они меня не видели. Я был за пределами освещенного круга. Теперь уже поздняк метаться.

Предводительница маленького отряда дошла почти до “бассейна”, на бордюре которого я сидел, не переставая настороженно поглядывать по сторонам. Не доходя до меня шагов десяти, она отстегнула “поводья” от здоровяка. То, что сначала показалась мне просто толстой веревкой, вдруг свилось вокруг неё и застыло покачиваясь одним концом на уровне моих глаз. У неё в руках на самом деле был хлыст. Хлыст, который оканчивался змеиной головой. Минотавр обошел меня справа, но приближаться тоже не торопился. Кенни напряженно следил за Харом позади меня. Я снова попытался дружелюбно улыбнуться, но заметил, как атаманша напряглась и поторопился спрятать зубы.