Тайна для библиотекаря

Гжегош не раз мысленно поблагодарил русских, не поленившимся оставлять знаки на стенах. Где мелом, а где и выцарапывая на кирпичах стрелки и крестики, они обозначали нужные повороты и проходы, и следуя им поляк со своим спутником довольно быстро добрались дотоннелей, выводящих уже в соляные подвалы

Но Гжегош не торопился выбираться наверх, на свежий воздух. Да, завал надёжно отрезал его от загадочного склепа, но судьба сама послала ему источник информации. Тем более, что «найдёныш» успел немного прийти в себя, назвал себя — Марсель Опиньяк, математик и архитектор, один тех, кто сопровождает Императора в русском походе. Эта информация повергла Гжегоша в глубокую задумчивость. Отдельные фрагменты мозаики, вроде бы, становились на свои места — например, стало понятным, почему учёного сопровождал в подземной вылазке не кто-нибудь, а один из доверенных телохранителей Бонапарта. А с другой стороны, вопросов прибавилось, и ответы на них приходилось вытаскивать из Опиньяка чуть ли не клещами. Потому поляк не спешил покидать подземелье — учёный, поняв, что встретился не с очередным русским, а с офицером Великой Армии, оклемался, пришёл в себя, и сделал даже попытку отдавать распоряжения своему спасителю. Кажется, единственное, что мешало ему окончательно обрести уверенность в себе — это потерянные во время бегства очки, без которых учёный, по его собственному признанию, слеп, как крот.

В таком состоянии, при свете единственной, догоревшей до фитиля свечи было бессмысленно расспрашивать Опиньяка о содержании инкунабулы, которую он вытащил из каменного мешка. Но Гжегошу и без того хватило единственного взгляда на картинку с креслом, чтобы понять, какая ценность попала к нему в руки.

Оставалась мелочь — перевести совершенно нечитаемый для поляка текст. По нескольким оговоркам, допущенным французом, он понял, что тот хотя бы знает, с какой стороны взяться за эту проблему. Но… сколько времени уйдёт на такой перевод? Неделя? Месяц? Год? Третий вариант казался более реалистичным — хотя и он, пожалуй, грешил оптимизмом. Сколько времени ушло у Шампольона на расшифровку знаменитого розеттского камня — а с чего он взял, что эта задачка окажется проще?

Но — где уверенность, что оказавшись на свободе, Опиньяк захочет заниматься в общем-то ненужным ему переводом? А если и захочет — то поделится ли он результатом с «заказчиком»? Это сейчас учёный в Гжегоша в руках, а тогда ситуация изменится на прямо противоположную, и может случиться, что самому поляку придётся отвечать на неудобные вопросы. Причём — задавать их будут люди куда безжалостнее и жёстче этого высоколобого умника.

Вот и получалось, что единственный приемлемый выход — дезертировать, прихватив с собой Опиньяка. После чего — залечь в каком-нибудь укромном месте и проследить, чтобы учёный сделал всё, как полагается. Задачка нерядовая — если вспомнить, где они находятся и какие события развернутся в самое ближайшее время. Марш по Калужской дороге, малоярославецкое фиаско, мучительное отступление от Москвы, закончившееся катастрофой при Березине. И — пустые карманы самого Гжегоша, никак не соответствующие его замыслам.

Но, с другой стороны — недаром же китайский иероглиф «вэйцзи», обозначающий кризис состоит из двух других соединённых иероглифов «вэй» — «опасный, ненадёжный», и «цзи» — «точка изменения, решающий момент». Когда остатки Великой Армии хлынут на Смоленскую дорогу, волоча за собой огромные трофеи — вот тут-то и настанет момент действовать решительно. Да, опасно, да рискованно — но разве у него, Гжегоша Пшемандовского есть сейчас иной выход?

Во всяком случае, если он хочет хоть чего-то добиться.