«Сварщик» с Юноны 2 или Медведь просыпается

Глава 2: Награждай своих, чтоб чужие боялись!

в которой Савелий спасает Наполеона и крепит русскую армию

"Идея учреждения солдатской награды была высказана в поданной 6 января 1807 года на имя Александра I записке (автор неизвестен), где предлагалось учредить «5-й класс или особое отделение Военного ордена Св. Георгия для солдат и прочих нижних воинских чинов… который может состоять, например, в серебряном кресте на Георгиевской ленте, вдетой в петличку». Знак отличия Военного ордена был учреждён 13 (25) февраля 1807 год манифестом императора Александра I, как награда для нижних воинских чинов за «неустрашимую храбрость»[1]. 4-я статья манифеста повелевала носить знак отличия Военного ордена на ленте тех же цветов, что и орден Святого Георгия. Знак должен был носиться его обладателем всегда и при всех обстоятельствах..."

Из статьи: Георгиевский крест — Википедия

Не доходя до Александра I, окруженного неизменной свитой подхалимов шагов полста я подал знак барабанщику, который выдал такую залихватскую сбивку, что в моем 21-м веке рок-группы за него передрались бы бас-гитарами! Бойцы подтянулись и, как до седьмого пота отрабатывали на строевой подготовке, принялись чеканить шаг словно кремлевский полк СССР.

Особенно колоритно выглядел Кондрат со своим "слонобоем" у плеча. Его ватажники, составившие костяк первого взвода на занятиях ворчали на правах "старослужащих", мол "к чему им такая муштра", а сейчас вышагивали наиболее молодецки. И, хотя шли мы не по бетонному плацу, а по устланной соломой разбитой в грязь вперемешку со снежной кашей полевой грунтовке, но мерный топот почти полутароста ног одновременно, вдавливал в мозг мысль о надвигающейся подавляющей всякое сопротивление неотвратимости.

Вторя запевале строй проревел окончание маршевой песни Суворовских батальонов:

Пусть я погиб под Ланцкороном

Пусть кровь моя досталась псам.

Орел второго батальона

Всё так же рвется к небесам.

Орел второго батальона, Орел со стяга батальона

Всё так же рвется к небесам, как прежде рвется в небеса.

К окружению Императора подтянулись обитатели бивуака, конники и нас уже ожидала целая делегация.

Остановив подразделение напротив встречающих, я скомандовал: - Ррравняйсь! Смирно! Равнение на средину! - и как учили в армии, оттянув носок сапога строевым шагом направился к Александру I. Вскинул руку к ушанке, доложил: - Ваше Императорское Величество, рота особого назначения по Вашему приказанию для награждения прибыла!

- Вольно, - расплылся в улыбке Царь, который не знал куда девать ладонь. Но по моему примеру поднёс к виску, сейчас воинское приветствие чуть иное, нежели в моё время и царь скопировал оное как мог. Повернулся к строю: - Здравствуйте, молодцы!

- Здрав желам Ваш Император Величство! - единой глоткой трубно проревели бойцы.

Царь с удовольствием подошел к выстроившемуся вдоль дороги в одну шеренгу подразделению и, пожимая руки, что-нибудь говорил каждому бойцу. Окончив, протянул ладонь за спину,верткий адьютант вложил бумагу и он зачитал: - В соответствии с указом Императора России... - и так далее, - бойцы особой роты награждаются возведением каждого солдата в чин прапорщика. А офицеры в следующий чин. И, в связи с этим, с производством в офицерский чин, вы все становитесь дворянами, а значит свободными людьми.

- Уррраа! Урррааа! Урррааа! - прокатилось построю:- Да здравствует Император!

Я махнул рукой: - Вольно!

Бойцы сорвались с места, подхватили Александра I, принялись подбрасывать, качать. Тот сначала отбивался, но потом понял бесполезность своей затеи, затих. Его столь же аккуратно поставили на землю. Самодержец сиял что самовар у рачительного трактирщика.

После церемонии я отвел бойцов на банкет, в честь победы и дождя наград, пролившихся на служивых. Однако банкет банкетом, а надо было зайти к своим раненым. Я свернул к лазарету.

В центре которого высилась Императорская палатка возле суетились французы. Я вопросительно поглядел на отдыхающего у входа в нашу, скромную, с ранеными ученика Лангсдорфа Виллие:

- Как ребята, Яков Васильевич?

- Слава Богу всё нормально. Серьёзно раненых только трое, но и у них всё хорошо.

- А это что? кивнул я на соседей. Виллие пожал плечами:

- Так Наполеон, Вы не слышали? - Я поднял вопросительно бровь, и лекарь растолковал: - В последнюю схватку кто-то из наших из пушки по кладбищу, где у него был наблюдательный пункт, шмальнул, Ну вот ему в бедро и прилетела шрапнель. Разворотила... - покачал головой Виллие, состроил гримасу, обозначающую что дела плохи: - Но в сознании держался. Тут наши, Дениса Давыдова Гусары налетели. В общем, взяли в плен. Наш Император великодушие проявил, приказал в собственной, персональной, палатке разместить. Вот сейчас, о! - он указал рукой на смутно различимый в сумерках конный экипаж вдали, мчащийся во весь опор, - послал за своим хирургом, нашим не доверяет.

Я наморщить лоб: - Ага...

Пока мы разговаривали, подлетела бричка-двуколка, из неё выпрыгнул поджарый мужчина с саквояжем, на ходу отдавая распоряжения засуетившимся французом срочно готовить операционный стол и раскладывать инструменты для ампутации.

После чего проворным шагом скрылся за парусиновым пологом и вскоре из палатки донесся начальственный рык: - Нет, нет и ещё раз нет Ларрей! Вы главный хирург моей армии предлагаете мне, своему Императору, отрезать ногу?! Ну уж дудки: или я буду на двух ногах или Франция лишится своего Императора! Как хотите, а лечите Ларрей!

Оправдательное бормотание доктора явно не имело успеха, поскольку спустя минуту он выскочил на улицу и нервно заходил у входа. Ветер трепал его всклокоченную шевелюру.

Когда он проходил мимо, я окликнул: - Месье Ларрей!

Тот словно уперся в стену, повернулся ко мне: - Мы знакомы? Месье...

- К Вашим услугам Резанов, Николай Петрович, проговорил я по-французски: - Месье Ларрей, мы не представлены, но о Вас не знают только невежи. Ваши таланты доктора и хирурга прогремели на весь мир - кто же не знает профессора Парижской медицины Доминика Ларрея, - подпустил я елея в слова. И заботливо закончил: - Наденьте шапку, простудитесь.

- Да, да, месье Резанов. К сожалению, приходится много работать, - с досадой проговорил он, ощупывая голову, - Наверное, у Императора забыл. Вот сейчас мой Государь ранен. Если ему не ампутировать ногу, то вскоре он умрет от заражения крови. И ничего не желает слышать... От "антонова огня", - добавил он явно для меня, по одежде причислив к дилетантам в медицине. И повернулся уходить.

- Постойте. - я придержал за рукав наполеоновского хирурга: - Месье Ларрей, Я задержу вас буквально на две минуты, я хочу Вам кое-что показать, что может Вас выручить. Вот здесь находятся раненые моего подразделения, Я бригадир русской армии. Участвовал в этой битве. И у меня тоже множество раненых образовалось со вчерашнего дня, Прошу Вас за мной, проводите нас, Яков Васильевич, - обратился к Виллие и обернулся к французу: - Позвольте Вам представить Вашего русского коллегу, - врачи раскланялись и Виллие ответил: - С удовольствием засиял - ему тоже было приятно общение с мировым светилом медицины.

- Ну что же, - колеблясь произнёс Ларрей, - Меня зовут Доминик Жан. Разве что пару минут, Господа, промедление тут, как и в баталии, смерти подобно.

- Вы правы. Прошу Вас, - я ввёл его в помещение. Брови французского хирурга поползли вверх - яркий свет от трёх керосиновых ламп, расположенных по углам, позволял видеть как днём, несмотря на сгустившиеся предвечерние сумерки.

- Какие у вас яркие светильники, - остановился гость на пороге и с любопытством оглядываясь: - При таких очень хорошо делать операции.

- Да-да, - подтвердил Виллие. - Замечательные, Замечательные светильники.

- Но сейчас не о лампах речь, - перехватил я нить разговора: - Вот, посмотрите: Трое наших тяжелораненых. Один со вчерашнего утра, - показал я, - в ногу, чуть выше колена. У него перебита кость. Как видите, зафиксировано специальной повязкой. Гипсовой. - Кряжистый круглолицый Парень, полулежавший почти как Бонапарт, со слегка осунувшимся, но довольно бодрым лицом, видя такое внимание к себе смущенно улыбнулся, откладывая на тумбочку перо, которым писал письмо на Родину.

- Как же так! - ужаснулся Ларрей, - Ведь под нею неизбежно начнётся заражение и он скоро умрёт!

- Нет, не умрёт, - Виллие закивал головой, подтверждая мои слова: - Нам удалось разработать новый способ, который предотвращает заражение. И таким образом удается спасать раненых, которые в других условиях при наилучшем исходе остались бы инвалидами. Мы надеемся, что наши выздоровят и некоторые скорее всего смогут даже вернуться в строй. Мы преклоняемся перед Вашим опытом летучей медицины и переняли его - у себя очень быстро доставляем раненых в полевые лазареты. Но дальше действия Наших эскулапов разнятся: мы прямо на поле боя делаем перевязки, причем отменно пропускающими воздух бинтами из кисеи, а потом в медпункте Чистим и обрабатываем раны. Да, собственно, Вы сами всё видите. Так вот к чему я Вас задержал, - видя нетерпение Ларея поспешил я закончить: - Если позволите, Наш доктор, вместе с Вами произведет операцию и постарается Спасти ногу Императору Франции.

Ларрей, с согласия Виллие, профессионально проворно пробежал пальцами по поврежденной конечности раненого бойца, пощупал пульс и проверил температуру, беззвучно шевеля губами, словно объясняя что-то самому себе.

- Ну что же, пойдёмте, - после минутного раздумья решился гость.

- Николай Петрович, - обратился ко мне Виллие: - Вам придётся мне ассистировать, более опытных помощников здесь у меня нет, санитары Для таких целей не годятся, я слышал ранение там сложное: сустав повреждён.

- Хорошо.

Когда мы зашли в императорскую палатку, Наполеон полулежа, с подушками под спиной, работал с документами, лицо бледное, осунувшееся. Ему забинтовали ногу батистовой тканью, кровь остановили, но было видно, что потерял он её много и держится с трудом. Однако всё же продолжал шутить: - О, месье Ларрей! А кто эти Господа с Вами? Они русские?

- Да, сир, - склонил голову французский врач.

- Месье Бонапарт, - повернулся я к Наполеону, - Позвольте представиться: бригадир Резанов, Николай Петрович. А это штатный врач моего подразделения Виллие, Яков Васильевич. Мы позволили себе задержать месье Ларрея и показать ему результаты нашей медицины, он согласился испробовать наш метод.

- Да, сир, - поклонился Ларрей Наполеону, - эти Господа уверили меня, что есть большая вероятность сохранить Вам ногу. И я своими глазами видел чудеса их медицины.

- Ну что ж, Господа, я полностью доверяю своему хирургу, приступайте. - Бонапарт отложил перо и лист бумаги на приставной столик.

Наши поднаторевшие в транспортировке ранбольных санитары, ловко перенесли его на носилках в нашу, дезинфицированную насколько возможно операционную и, раздев, обтерли сначала мыльными, а затем просто влажными губками, уложили на отскобленный и обеззараженный спиртом дубовый стол. В латунном лотке на шипящем примусе в это время кипятились хирургические инструменты. Мы с Виллие привычно, а потому споро переоделись в белые кипяченные медицинские халаты и шапочки, надели марлевые маски, а вот с облачением в спецодежду Ларрея пришлось повозиться. Наполеону в это время два санбрата ловко обрабатывали операционное поле 5%-ным раствором йода. Ларрей старался держаться солидно, но то и дело стрелял любопытным взглядом на наши манипуляции.