Стать прочнее

* * *

Иван вышел в гостиную, неся пачку фотографий, внимательно разглядывая их. На лице у него отразилось удивление, пополам с недоумением и каким-то детским любопытством. Я проснулся, услышав звук открываемой двери и теперь сидел, пытаясь прогнать сонную одурь. Он остановился напротив меня и с минуту поглядывал то на снимки, то на меня, переминаясь с ноги на ногу и явно не зная, с чего начать разговор.

— Что это? — наконец, он протянул мне фотографии.

— А на что это похоже? — я принялся просматривать изображения: да, красота. А у Лейманова вполне даже приличное тело, на снимках он смотрится очень даже, ему явно нечего стыдиться. Видно, что парень не бегает от тяжёлого труда, да и с учителем фехтования занимался вполне упорно: мускулатура развита прилично и очень гармонично. Да и его партнёрша тоже ничего. О, а вот тут они меня заметили: Камилла повернулась и стало прекрасно видно лицо и грудь. До этого она была спиной к камере расположена. А грудь хороша, изумительной формы и размера, просто создана для ласк. — Очень хорошо. Можно сказать, что у меня талант. Негативы, — я протянул руку, куда тут же лег конверт с небольшими пластинками. Просмотрев изображение на этих картинках, я удовлетворенно кивнул, ссыпал их обратно в конверт и перевёл взгляд на переминающегося с ноги на ногу фотографа.

— Я пойду? — в голосе Ивана прозвучала неуверенность. Он, кажется, начал догадываться, что вляпался во что-то скверно пахнущее. Как начал понимать, что выбраться ему отсюда будет проблематично.

— Нет, — я покачал головой, бросая снимки на диван. — Ты же понимаешь, что никуда не уйдешь?

— Вы меня, — он сглотнул, — вы меня убьёте?

— Ещё пять лет назад, я бы сказал «да», не раздумывая. Хотя, я бы вообще не отвечал, просто убил бы. Теперь же мне надо подумать. Ты хороший парень, к тому же высококлассный специалист, даже странно, почему так мало зарабатываешь, что только на приличную камеру хватило. — Я задумчиво смотрел на него, а Ванька стоял прямо и смотрел на меня с обреченной уверенностью. — Вот что, тебя здесь что-то держит? Ну там, жена, трое детей и кредит на квартиру?

— Нет, я с родителями живу, но они ничего не знают. Я им даже не сказал, к кому меня попросил Михалыч зайти. — Он заговорил очень быстро, видимо, пытаясь меня убедить таким образом, что его родители совершенно ничего не знают, и их не надо убивать. Я не стал ему намекать, что он сам ничего не знал и был, в общем-то, неопасен, до тех пор, пока снимки не увидел. Может быть, даже не понял ещё, кто на них изображен, но увидел, и разглядел во всех подробностях, и сразу же стал представлять определенную опасность.

— Успокойся, я не маньяк, и не собираюсь трогать твоих родителей. Да и с тобой пока не понятно, что делать. Что ты умеешь, кроме этого? — Я кивнул на камеру.

— Почти ничего, — он покачал головой. — Так, несколько заметок для местной газеты писал, ничего слишком серьезного.

— Ты где-то учился? — я продолжал на него смотреть, размышляя о том, на кой ляд мне этот парень сдался? Не проще отдать его Подорову, пускай делает с ним, что хочет. И тут же сам себе ответил: нет, не проще. Нельзя разбрасываться людскими ресурсами, тем более, что парень действительно профессионал своего дела. Я снова посмотрел на снимки. Очень сомневаюсь, что я наснимал так шикарно. Я вообще не видел, что именно снимаю. И он умудрился из того дерьма, которое я ему отдал, такую конфетку сделать.

— Я курсы журналистики и художественной фотографии заканчивал, — ответил он и смутился. Словно ему было стыдно за то, что он только какие-то курсы закончил, а не что-то большее.

— А почему так грустно? — я усмехнулся.

— Это всё, на что хватило денег. Думал, что смогу пробиться, но… Наверное, я просто не умею себя продать подороже, или что-то не так делаю…

— Да, нет, делаешь ты вполне на уровне, — я поднял снимок, где Камилла обернулась. — Сколько тебе понадобиться времени, чтобы собраться?

— Собраться куда? — он уставился на меня.

— Полетишь со мной в Новгород, — я снова взял в руки снимки. — У меня есть газета и два журнала. И в обоих журналах всего один фотограф, а это ни черта не правильно.

— Вы сейчас серьезно? — Он уставился на меня. — Я видел эти журналы, там же основное и главное — это фотографии.

— Верно. И мне не нравится, как получаются съемки с местности. Модели в студии — там всё отлично, даже я — красавчик. А вот всё остальное, особенно машины и оружие… м-да. Испортить Ушакова на стрельбище — постараться нужно, но нашему фотографу это удалось на все сто.

— Я… — он нащупал за спиной стул и сел на него. — Я даже не знаю. А где я буду жить?

— К Рыжову тебя подселю. Хоть баб не будет водить и всё время учёбе посвятит, — я посмотрел на него. В гостиной горел один единственный ночник, и тусклый свет придавал комнате мистический и таинственный вид. — Есть, правда, одно условие. И мне и службе безопасности империи понадобятся гарантии того, что ты даже по пьяни язык не развяжешь. — Сам понимаешь, вот это — дело государственной важности. — Я указал на снимки.

— Вообще-то, не понимаю. Я знаю парня на фото — это Лейманов. Видел его в городе, и на верфях, когда про «Ундину» заметку писал на заказ. А вот кто эта девица — понятия не имею. И какое отношение наследник Леймановых может иметь к государственной безопасности, даже не представляю, — Иван протер лицо руками. По худому запястью скатились дешевые часы. Мой взгляд почему-то зацепился именно за это запястье и эти долбанные часы, которые катались по руке, потому что браслет был велик, и что-то с ним сделать не представлялось возможным.

— Это легко узнать, и тебе, как журналисту об этом прекрасно известно, — я хмыкнул и поднялся с дивана. — Сначала будет немного больно, но ты практически сразу перестанешь чувствовать стража. Он считывает намерения. Если ты всерьез решишь меня предать, он сначала предупредит тебя покалыванием, чтобы одумался и за ум взялся. Если же ты не послушаешь предупреждения, то страж тебя убьет. Собственно, я воспринимаю подобную меру как казнь за измену, только без промежуточной реакции в виде поимки.

— А давайте, — махнул рукой Иван. — Я-то думал, что вы меня прямо здесь, того… А так, да с такими условиями и потерпеть можно. Тем более, что я не собираюсь, ни вас, ни родину предавать. Даже не думал никогда об этом.

— Руку оголи до локтя и протяни мне. — В комнате резко похолодало и на моей ладони начал рождаться страж в виде сколопендры. Точно такой же до сих пор живёт в теле Рыжова, который уже, похоже, забыл про него.

Петров поёжился, а сколопендра соскочила с моей ладони и принялась внедряться прямо под кожу. Зрелище было не из приятных, про ощущения самого Петрова вообще промолчу. Он сжал руку в кулак, закрыл глаза и застонал. Терпи, парень, я знаю, что это очень больно. Сколопендра полностью скользнула под кожу, прошлась волной по руке вверх, и исчезла, уйдя вглубь тела. Где-то внутри страж свернётся в клубок, чаще всего они выбирают место под сердцем, и уснёт, пока не почувствует, что носитель повредился головой и хочет совершить глупость, а именно — предать хозяина. вот тогда Иван снова почувствует присутствие в себе стража. А пока можно и расслабиться.

Пока Петров приходил в себя, я набрал номер Гамлета, и попросил его свозить Ивана до дома, чтобы он собрал свои, подозреваю, что немногочисленные пожитки, и привёз обратно.

Подождав, пока за Ванькой закроется дверь, я вытащил новый телефон из упаковки. Его мне отдал Подоров вместе с нужным мне номером. После этого звонка, мне предстояло трубку уничтожить, потому что спецслужбы уже научились отслеживать место нахождение телефона по сохраненному номеру в трубке того, кому звонили. На самом деле, всё было просто, они использовали почти тот же самый приём, что и Ушаковы, когда пеленговали передатчики. Покрутив в руке телефон, почти ничем не отличающийся от моего, я поднял ту фотографию, которая мне больше всего понравилась, и набрал номер.

— Кто это? — раздраженный мужской голос, который ответил практически сразу же, дал понять, что Камилла рассказала папочке, что конкретно влетела, и что ждёт всесторонней поддержки и помощи от родителя. А также ответ на вопрос: «Что мне, вашу мать, делать?»

— Вот именно сейчас, когда я любуюсь запечатленной во всей красе грудью прелестной Камиллы, знать кто я, совершенно необязательно. — То ли со сна, то ли от того, что я недавно призывал дар смерти, но мой голос звучал хрипло, и мне не нужно было даже как-то пытаться его изменить. — Эта родинка под левой грудью, просто валит наповал. А какие линии живота… Мои комплименты, у вас, господин Уэльс, получился истинный шедевр. Правда, мужик под её попкой портит всю остальную картину… Да и умом девочка обделена. Это надо было додуматься, заселиться в отель под своим настоящим именем. Ещё скажите, что она по визе с настоящим именем в страну прилетела, инкогнито, — я рассмеялся. Смех прозвучал грубо, и даже мне резанул слух.

— Чего вы хотите? — сухо спросил Уэльс. Так, он знает, в чём проблема, и видит в этом проблему, а, значит, она его зацепила, иначе не слушал бы гадости, а просто отключился от звонка. — И откуда у вас мой личный номер?

— О, на самом деле у вашей дочурки такой интересный юрист, просто пупсик. А как он ей предан, ух. Наверное, будь его воля, он бы и в постели Камиллу охранял бы, но… Она туда привела сына местного клана. Это было так просто напоить его, он же так переживал, так переживал, что выболтал всё, о чем я его просил. Просто душка, — и я снова рассмеялся. Мне нужно было вывести из игры юриста, и, похоже, у меня получилось, очень уж красноречиво задышал в трубку взбешенный отец. У него, похоже, пар из ноздрей валит, и он мечтает сейчас кого-нибудь придушить. Интересно, какой у него дар?

— Чего ты хочешь, ублюдок! — прорычал Уэльс.

— Денег. Всё очень банально. Я хочу много денег. Иначе, я продам эти фото… Да всем, кто захочет их купить. При наличии негативов их можно много напечатать, и даже мужика, на котором ваша дочурка устроилась, можно не убирать, думаю, найдутся любители и им полюбоваться.

— А…

— Я перезвоню и сообщу условия, — и я отключился, продолжая задумчиво рассматривать снимок. Затем, сгрёб фотографии в стопку, забрал негативы, и унёс в спальню.

Вернувшись в гостиную, повертел в руках телефон. Достал из кармана мой родной и сравнил. Они абсолютно одинаковые. Вроде бы Вольф что-то говорил насчет индивидуальных моделей, но, или пока не получается, или… Хрен его знает. Я уже не помню, может быть, мне про модели послышалось. Надо бы уточнить. Проверив свой телефон, убедившись, что да, это действительно мой, потому что телефонная книга была забита сохраненными номерами, я сунул его в карман. Второй же телефон кинул на пол. Чтобы его испортить, достаточно как следует наступить, чтобы испортить матрицу. Разломав дорогую игрушку, и выбросив останки в мусорное ведро, я дождался, когда явится Иван, и после этого пошел в свою спальню, чтобы вздремнуть.

Утром меня разбудил запах перегара. Я его почувствовал сквозь сон, и открыл глаза. Подоров был слегка опухший, но выбритый и, если бы не перегар, то понять, что он вчера нажрался, было бы не просто.