Стальная месть

- Пали!

Короткие фитили прогорели мгновенно и пушки грохнули. Дробь широким облаком полетела на несколько сотен вперёд, обещая смерть любому, кто станет пред ней. Ускоренные адской мощью пороха камешки влетели во всё ещё рассеянный строй кавалерии и удар оказался страшным. Далеко не всегда камни могли преодолеть толстую броню лошадей и их всадников, разлетаясь о них шрапнелью. Но даже так сотни свистящий снарядов находили свою цель. Пробивая сталь, они пробивали мясо, дробили кости и рвали мышцы. Кавалеристы падали со свих животных и даже если в полёте они были ещё живым, то превращались в кровавый фарш под тяжёлыми копытами рвущихся за ними конников. Кучи обезображенного мяса в разорванной стали, нафаршированного каменными осколками, мешали воинам скакать дальше, из-за чего некоторые кони спотыкались, ломали ноги с диким животным криком, разрывающим перепонки. И так мягкая почва была ещё больше сдобрена людской и животной кровью вперемешку с мозгами из расколотых камнями и копытами голов.

Залп оказался неожиданно страшным. Когда развеялся дым, то я увидел, что как минимум треть кавалерии стала небоеспособной. Хоть лишь меньшая их часть погибла, но грохота артиллерии вместе с чудовищными потерями хватило, чтобы сбить спесь с наступающих. Их ряды уже не были столь стройными и плотными. Стена пик для них оказалась дополнительной неприятностью. Первые ряды, до того и так колебавшие после обстрела, вылетели из плотного дыма на плотный строй пехоты, рогом упёршийся за центр поля. Это был определённо неприятный для них сюрприз и лошади, обезумевшие от поли и страха, стали вырываться из-под всадников, окончательно разрушая и до того неплотный строй кавалеристов.

Оставшаяся из налетевшей на нас массы кавалерии, группа попыталась что-то сделать, но замотивированный строй рюглендской пехоты, одетой в плотные стёганные куртки и с пятиметровыми пиками в руках просто уничтожал оставшиеся капли решимости врага. Острия пик разили в лица, ноги, руки людей, шеи и морды коней. Наскок обернулся полнейшим провалом, и кавалерия стала отступать.

Их потери насчитывали несколько десятков всадников, большинство из которых полегли от удара картечью, но некоторые пали прямо у строя пик. Я до сих пор не понимал зачем они дали нам закрепиться на этом участке, а потому постоянно вертел башкой, командуя своим канонирам засыпать в ствол новую порцию картечи. Вряд-ли конники пойдут в ещё одну такую глупую атаку, ведь на этот раз они уже знают всю нашу мощь. Единственным для них вариантом было либо отправить кавалерию в глубокий крюк, чтобы зайти нам в тыл, либо иметь кратное превосходство в стрелках, чтобы расстроить наши порядки и вынудить нас атаковать самим.

Но нет, Корбин двинул вперёд свою пехоту. Она была слишком далеко, чтобы бить из пушек и мы выжидали, готовясь к появлению в тылу посланной мною вперёд сотни. Как только они окажутся позади, то нам надо будет переходить в наступление, надеясь на то, что собранное ополчение ларингийцев не сможет долго противостоять атакам.

Поняв наше преимущество в дальнобойности, пехота врага старалась идти разрозненно, насколько это им позволяло поле. Добравшись на дистанцию стрельбы, они начали обстрел из луков. Стрелков у них было не столь много, но даже так они просто били по площади достаточно эффективно. Наших отрядных лучников было маловато и хорошо отвечать они не могли, а потому было решено ударить по ним артиллерией. Дробь, улетевшая на сотню метров, разметалась слишком широко и срезала всего нескольких стрелков, не принеся достаточного урона.

Пехота Корбина стала разделятся на три группы. Центр стал упрямо двигаться вперёд на строй пик, а две другие, численность которых была всего по две сотни, стала продвигаться по флангам. Казалось бы, пройти всего по сотни метров по болоту, но сделать это, не потеряв строй и боеспособность, было очень сложно. Ноги вязли в трясине, а доспехи жали к земле, просто высасывая силы атакующих.

- Аркебузиры на левый фланг!

Четыре десятка стрелков, обвешанные патронницами, вышли из второй линии. Именно с левой стороны участок топи был минимальным и одновременно с тем там располагались наименее подготовленные воины ополчения Безала.

Стрелки выстроились в два ряда, воткнув в землю упоры для стрельбы. Фитили, заранее зажжённые перед боем, мерцали красными огоньками. Команда «Огонь!» прозвучала как приговор. Пехотинцы, прущие через болота, не могли быстро маневрировать, а потому стали отличной целью для двух шеренг стрелков. Грохнул первый залп и сразу несколько пехотинцев повалились ничком и их тела мгновенно стала утягивать топь. Поняв, что их так просто расстреляют, корбиновы воины стали шагать быстрее, но от этого жадная до жизней топь стала яростнее утягивать их вниз. Немного только развеялся дым, как грохнула и вторая шеренга. На таком расстоянии даже неточные аркебузы были страшной силой, разя мешкающихся бойцов. Будь это стрелы, то некоторых из них наверняка бы спаслись, но огнестрел, бьющий прямой наводкой, ревел пороховым монстром, а каждый ствол шептал свой личный приговор.

Пехоты было ещё много, но пауза, вызванная обстрелом и трепещущих среди них страх, дали время аркебузирам перезарядится и садануть из своих орудий ещё раз. После этого залпа этот фланг был практически безопасным. С другого боку уже завязался плотный бой, но ополчение, выдвинутое к самой кромке, пока что спокойной сдерживало натиск. Самая тяжёлая ситуация пока что складывалась в центре. Там пехота не спешила приближаться и продолжала изводить бойцов стрельбой из лука. Пушка успела ударить ещё раз, да и лучники рассеянно отвечали, но даже так обстрел досаждал. Если моя пехота, одетая в половинчатые латные доспехи поверх плотных курток, ещё не так страдала от лучников, то безальскому ополчению приходилось худо. Они были в слишком разномастной одежде, собираясь на войну кто на что горазд. От кирас стрелы со звоном отскакивали, но кожаные панцири, кольчуги и плотные куртки не спасали своих хозяев от заточенных стальных наконечников, что даже на излёте втыкались в мягкую плоть. Наличные силы таяли слишком быстро.

Чувствовалось, как моральный дух воинов тает и нужно было что-то менять. Похоже было, что мой план не сработал и посланная сотня таки не достигла тыла врага. Единственным вариантом было прямо сейчас громить противника, ведь надеяться просто не на что. Может даже быть, что стрел у них столько, что хватит превратить каждого из нас в ежа. Большой помехой было то, что кавалерия, похоже, успела перегруппироваться, восстановить свой дух и организацию, и прямо сейчас готовилась к очередному наскоку.

На левом фланге короткий бой закончился тем, что корбинская пехота стала отступать. Ополчение Безала, приободрённая понесёнными потерями наступающих ещё на подходе, просто смяла врага. Высвобожденные силы было принято также отправить на другой фланг, где ситуация складывалась сложнее. Ещё раз грохнули пушки. Это был последний из заранее припасённых зарядов дроби. Ядра же не будут столь эффективны.

- Готовьтесь к атаке!

Я поднял руку с сжатой саблей вверх и ткнул вперёд. Три сотни двинулись вперёд, пока их продолжали обстреливать из луков. Я шёл одним из первых, склонив голову вперёд, чтобы стрелы щёлкали по стали шлема, а не впивались мне в лицо. Только крики со стороны противника заставили меня поднять голову.

Со стороны врага в небо вздымался огромный чёрный дымный столб. Было видно, что до того цельный пехотный строй теперь казался рассеянным. Бойцы постоянно озирались, практически не обращая внимания на наступающих нас. Даже обстрел значительно сократился, и мы вклинились во врага.

Стальная стена пик сразу начала теснить расстроенного противника. Страх, навеянный тыловым ударом, не позволил им держаться, даже не смотря на численное превосходство и мы рассекли середину вражеского строя. Пики и тяжёлые алебарды оказались хорошим оружием, чтобы продавить врага. И всё же корбинское войско многочисленно и наш прорыв смогли остановить новые подоспевшие части. Мы просто ломились вперёд, чувствуя, как понемногу наши фланги отступают назад. Если наёмники, привыкшие к долгой битве, хоть и с потерями, но держались, то нерегулярное ополчение не могло справиться с многочисленным врагом.

Позади нас рявкнули пушки. Звук донёсся слишком поздно и через пару мгновений человека пред мной просто вмяло в землю. Три тяжёлых чугунных ядра просвистели над нашими головами и ворвались в пехоту врага, взметнув комья кровавого снега, пробивая насквозь людей. Такой опасный выстрел, мог погубить нас, но на врага произвёл куда как более тяжёлое впечатление, и он побежал. За одним отрядом последовал второй, а потом вражеский фронт посыпался как домино. Одни сдавались, другие сверкали пятками, пытаясь спасти свои жизни.

Последнюю попытку переломить ход сражения попытались уцелевшие конники. Они опять налетели на потрёпанный строй пикинёров, но и на этот раз им не сопутствовала удача. Кавалеристы двигались вперёд, разя отступающих пехотинцев. Однако приободрённые победой рюглендцы просто окружили увязнувшего в атаке врага.

Моя пика сломалась, и я подхватил алебарду одного из павших наёмников. Взор выделил чёрную фигуру Корбина, и я возглавил атаку. Наёмники рубили ноги коням, стаскивали всадников, били острыми наконечниками в лица людей. Кровь лилась рекой, ещё не остывшие трупы грели землю, а крики раненных резал уши. Смерть наслаждалась, смотря на резню на этом поле меж болот. Наконец мы смогли пробиться к самому графу. Его личная охрана билась храбро и положило несколько моих бойцов, но это не спасло его. Со всей оставшейся во мне дури я ударил алебардой, отсекая до невозможности толстую ногу его коня и Ларион рухнул на землю. Сверху на него навалилась многоцентнеровая туша его животного, сучащего копытами. Я уже было занёс оружие, готовясь прервать жизнь храброго дворянина, но тот резко открыл забрало и заорал до срыва голоса:

- Сдаюсь!