Большая медленная река

— К кому?

— К тем, кто не представляет ценности для общины в ином качестве. Далеко не все выжившие имеют перспективы стать полноценными членами нового Человечества, но и они не вполне бесполезны. Их можно принудить к труду там, где его добровольность не обязательна. А если они и к этому не способны — то в воспитательных целях. Это… Сейчас… Да, четвёртый монитор. Будьте добры, включите его.

— Это что за громила?

— Лазар, мой телохранитель. Увы, изначально он был лишён девиантности. При своей устрашающей внешности это довольно безобидный человек. Был.

— А что это за устройство?

— Выключатель и реостат. С помощью выключателя подаётся электричество, с помощью реостата оно регулируется. Насилие — и его контроль! Ещё одна работа Санда. Переместите фокус телекамеры рукояткой внизу. Видите? На полу металлическая сетка из электродов разной полярности, или как там это называется… Я не особенно разбираюсь.

— А кто в камере? Не разобрать с этого угла…

— Просто какой-то подросток. К сожалению, ни одного выжившего ребёнка мне найти не удалось. Зорян обещал купить где-то в верховьях, но теперь, как я понимаю, шансов на это нет… Этот наиболее близок к состоянию «ребёнок», что повышает искупительный эффект. Лазар любит детей, это его слабое место. Хотите включить звук?

— Нет, я и так вижу, что ему больно.

— Сначала приходилось заставлять, ещё вопрос, кому было больнее, но сейчас он отлично справляется, не хуже остальных.

— Остальные тоже мучают несчастного подростка?

— Не только его. У меня несколько объектов для искупления, каждому я подобрал — по возможности, разумеется, — того, кто вызывает максимум симпатии. Искупление слабостей. Для Лазара это ребёнок, для меня — симпатичная девушка, и так далее. Видите, я не делаю исключения даже для себя!

— Тебе это просто нравится, извращенец.

— Если вы продолжите говорить в таком тоне, я действительно прибегну к насилию. Я не помешан на нём, как вы вообразили. Оно завораживает меня открывающимися возможностями. Искупитель дал нам шанс построить новое, совершенное общество, основанное на дозированном насилии, и я, разумеется, потрясён отрывшимися перспективами. До катастрофы мы использовали убогие, малоэффективные, неточные и высокозатратные инструменты — материальное и эмоциональное стимулирование, этическое воспитание, моральные ограничения… Это не давало обществу развиваться нормальными темпами, заставляло впустую расходовать ресурсы, но теперь будет иначе. Я очень надеюсь, что доживу до того момента, когда мы построим действительно эффективное человечество. Человечество искупительной боли и разумного насилия!

— А, вон оно, значит, как, — сказал Ингвар, — ну-ну. Удачи.

— Вы не верите, что общество можно построить на основе насилия?

— Отчего же? Абсолютно точно знаю, что можно. Вообще не проблема.

— Тогда откуда такой скепсис?

— Глупо ожидать, что оно будет счастливее.

— Оно будет эффективнее, — твёрдо сказал Душан. — Динамичнее. Экономичнее. Гораздо более управляемым. В нём каждый будет находиться на своём месте и принуждён к труду на всеобщее благо. Прогресс там будет идти с умопомрачительной скоростью. А значит, это будет общество всеобщего счастья и благоденствия, общество открытых возможностей!

— Я ума не дам, как у тебя в одной голове совмещаются «открытые возможности» и «принуждение к труду».

— Свобода — это разумное принятие необходимости.

— Подкреплённое насилием? — уточнил Ингвар.

— Безусловно. Насилие задаёт рамки. Человек, лишённый ограничений, не может быть счастлив, потому что у него нет ориентиров…

— …и цветовой дифференциации штанов, — закончил мысль Ингвар.

— Чего?

— А, неважно. В обществе, построенном на насилии, никого нельзя переубедить словами, поэтому я даже пробовать не стану.

— Возможно, вы хотите поговорить с членами общины? Убедиться, так сказать, лично?

— А хочу, — кивнул Ингвар. — С этим, как его… Сандом! Очень интересный человек.

— Вот уж не сказал бы, — покачал шлемом Душан. — Во всём, что не касается соединения одних железок с другими, он довольно ограниченная личность.

— Ничего страшного, я тоже не гений, додумавшийся устроить концлагерь всеобщего счастья с электрическим полом. Поболтаем с ним о своём, ограниченном, авось чего пойму.

— Как скажете. Я вас провожу. И не надейтесь — пульт работает везде!

***

— Привет, ты Санд?

— Здорово. Новое лицо, надо же!

— Ингвар меня зовут, будем знакомы. Чем занимаешься? Знакомая конструкция…

— Да вряд ли, где б ты такое увидел?

— На вид — типичный арбалет.

— У таких штук есть название? Не знал. Это для Душана. Прошлый стержнемёт я сделал по образцу гарпунного ружья, с пружиной, но вышло хреново. Но этот с дугой из рессорной стали и стальной тетивой, должен быть помощнее.

— Можно блоки-эксцентрики ещё прикрутить. Будет эффективнее.

— Это как?

— Сейчас набросаю, — Ингвар достал из кармана блокнот и карандаш, зачеркал быстро по странице. — Вот, примерно так. Называется «блочный». При том же размере плеч и усилии взведения скорость стрелы выше, чем у рекурсивного… То есть обычного, с дугой. И спуск мягче. Я могу подойди ближе?

— Да, я сейчас к стенке отойду, положи у двери листок. У меня одиннадцать метров сейчас радиус.

— Неплохо.

— Ну, я тренировался, хотя меня со всего этого мутит, если честно.

— Ты Душану ружьё сделал?

— Видел? И как тебе?

— Говно.

— Да, полнейшее. Но из обычной трубы лучше не выйдет. Впрочем, Душану понравилось, он в железе вообще не волочёт.

— Я всё слышу! — укоризненно сказал Душан. — И умею делегировать!

— Слушай, действительно интересная конструкция, — сказал, рассматривая набросок, Санд. — Откуда взял?

— Да так, попалось однажды, — пожал плечами Ингвар.

— Интересно, для чего это на самом деле применялось? Какой-нибудь верёвочный податчик штыря? Впрочем, какая разница. Радуйся, Душан. Будет метать далеко и точно, не то что трубка с пружиной.

— А ты знаешь, для чего ему твои стрелялки? — спросил Ингвар.

— Нет, — отрезал Санд. — И знать не хочу. Не моё дело.

— Ну, тогда надейся, что ты ему будешь нужен и дальше. А то это дело может стать твоим куда глубже, чем ты рассчитываешь.

— Отвали.

— Как скажешь. Тогда другой вопрос, ты же работал капитаном баржи?

— Да, было дело, — кивнул Санд. — Мне не особо нравилось, но платили неплохо.

— И как называлась твоя лайба?

— РБ-307. Это же не круизный лайнер.

— А на берег вас выкинуло выше моста?

— А ты откуда знаешь? — напрягся Санд.

— Неважно. Что у вас был за груз и куда вы должны были его доставить?

— Не твоё дело! Душан, какого чёрта он выспрашивает?

— Скажи ему, Санд, — внезапно поддержал Ингвара тот. — Не думаю, что он спросил просто так.

— Да не знаю я! — нервно сказал бывший капитан. — Это был один из тех рейсов, ну, ты знаешь. Как всегда — загнали в крытый док, команде велели выметаться, потом назвали пункт назначения — и всё. Плыви с опечатанным трюмом.

— И что это за «пункт назначения»? — поинтересовался Ингвар.

— Всегда один и тот же — нулевой причал на Сребронике. Там крупный железнодорожный узел. Полтыщи миль вниз отсюда. Думаю, там их… Ну, то есть груз, перегружают на поезда и отправляют на восток.

— Но ведь ты знал, что везёшь людей, не так ли? Не мог не знать, ты не выглядишь идиотом.

— Слухи всегда ходили, но интересоваться себе дороже.

— Какого рода слухи?

— О «нехороших людях». Да брось, ты тоже наверняка слышал, люди всегда о них шептались. Так вот — это не кухонная байка-страшилка. Речники знают — иногда бывает «тот самый рейс». Трюмы опечатаны, но люди оставляют следы. Запах. Мусор. Надписи на переборках. Это чистят и закрашивают, но невозможно убрать всё. Речники общаются между собой, один увидел это, другой услышал то, третий смыл свежую краску и прочитал выцарапанную надпись… Да, я догадывался, что в трюме.

— И бросил их там?

— Я действовал по инструкции. Вскрывать трюм на спецрейсе запрещено при любых обстоятельствах. Любых. Даже если баржа тонет. А она не тонула! Я думал, сейчас доберусь до телефона, сообщу, куда следует, там разберутся. Кроме того, у меня дверь в рубку заклинило, помощник руку сломал, механик с ожогами, штурман вообще куда-то в воду слетел, так и не нашли. Было чем заняться. А потом тык-мык — вокруг руины, связи нет, власти нет, разбираться некому, помогать тоже… Да, хреново вышло, но блин, тогда миллиарды нормальных в одночасье померли, не до «нехороших» было!

— А что в них «нехорошего»?

— Да без понятия! Что ты ко мне привязался-то? Я просто штурвал крутил. Вон у Душана спроси, это, небось, по его ведомству. Лучше скажи, правда, что Стефтан своего добился? Нашёл себе медицинский пароход?

— А вы знакомы?

— Ещё бы — он вон там, через две двери сидел. Вырезал мне чирей однажды — я снотворного выпил, очнулся — только пластырь на жопе. Хороший мужик был, всё мечтал людей лечить. Это ж моя идея была про корабль. Ну, так, чисто помечтать, конечно. Куда б мы отсюда делись? Но он, вишь ты, смог.

— И тебе этот путь не заказан, — сказал Ингвар.

— Ещё слово — и я кнопку нажму! — быстро сказал Душан. — Не слушай его, Санд, он ещё не проникся идеей Искупления!

— Да я что, я ничего… — пожал плечами тот. — Как скажешь, ты тут главный. Приятно было познакомиться, Ингвар. Спасибо за идею с эксцентриками.

— Наобщались? — Душан помахал пультом. — Пойдёмте дальше. Здесь живёт мой охранник – вы его видели. Лазар, помаши Ингвару! Лазар молодец, сократил триггерный радиус до шести метров и не останавливается на достигнутом. Скоро сможет использовать длинную палку, не впадая в агрессию. Вот здесь у нас генераторная. При Катастрофе двигатель повредило обломками крыши, но Санд починил. Солярки полная цистерна, и я знаю пару мест, где можно взять ещё.

— А откуда у вас этот велосипед, можно поинтересоваться?

— О, это очень загадочная история. На нём ехала девушка. Я приказал Лазару её поймать. Он кинулся в триггерном приступе и удачно сбил так, что она ударилась головой и потеряла сознание.

— То есть мог и убить?

— Да, был такой риск. Лазар очень сильный. Но другого способа у нас пока нет. Я запер девушку в одной из комнат, чтобы, когда она придёт в себя, с ней побеседовать, но произошло нечто странное…

— Она послала вас лесом?

— Нет. Включив через некоторое время камеры, я обнаружил, что девушка исчезла! Я проверил помещение – дверь была заперта, но её не было! До сих пор не знаю, как это объяснить… Впрочем, неважно. Посмотрите в окно, видите во дворе строится теплица? Санд придумал, как её отапливать, это даст нам возможность снять до морозов два урожая. Конечно, понадобятся ещё люди, но когда мы уберём триггерный радиус и сможем действовать вместе, то станем единственной реальной силой в этих краях. Нам будет несложно…

— Наловить рабов?

— Пройдя искупление трудом и медитацией, они постепенно обретут право на свободу. Не все, но лучшие. Им будет к чему стремиться. И я не думаю, что их придётся ловить. Когда придут холод и голод, у наших ворот будет стоять очередь из желающих жить в тепле и сытости, даже если это означает тяжёлый труд. Они будут разбирать развалины, добывая дрова для печей, растить еду в теплице, готовить, убирать, обслуживать нас, отцов-основателей, — тех, кто стоял у истоков нового Человечества. И вы, Ингвар, будете с нами, я уверен. Здесь наш склад продовольствия — видите, сколько каши?