Фантастические произведения. Компиляция. Книги 1-14

— Да он просто вцепится питекантропу в горло, поставив под угрозу жизнь всех, кто окажется там, — сказал Мейли. — Это не подойдет. — Вне всякого сомнения, самым лучшим медиумом в Англии, в которого могут воплощаться духи, является Бандерби, — заметил Смит. — Но некоторые его пристрастия… На него совершенно нельзя положиться! — А почему? — спросил Мелоун. — Что он за человек?

Характерным жестом Смит щелкнул себя по горлу:

— Он пошел по дорожке, по которой прошел не один медиум до него. — Но ведь это серьезный аргумент против нашего движения, — удивился Мелоун. — Разве может считаться благим дело, ведущее к подобным последствиям?!

— Как вы считаете, можно назвать благим делом, скажем, поэзию? — Ну, разумеется!

— А вот, например, По был алкоголиком, Кольридж — наркоманом, Байрон — повесой, Верлен — извращенцем. Не следует смешивать дело и человека, призванного это дело воплощать. За талант подчас приходится расплачиваться неуравновешенностью характера, а выдающийся медиум еще более чувствителен, чем величайший талант. Некоторые медиумы — достойнейшие люди, а некоторые не вполне чистоплотны в быту, и не следует их за это порицать. Такая работа требует большой отдачи, поэтому им необходимы радикальные средства для восстановления сил. Порой они теряют контроль над собой, но профессиональные их свойства остаются неизменными.

— Это напомнило мне один эпизод, произошедший с Бандерби, — вмешался Мейли. — Вы, должно быть, его никогда не видели, — обратился он к Мелоуну. — Он очень забавный — маленький, кругленький, неуклюжий и такой толстый, что уже много лет не видел собственных башмаков. Когда выпьет, он еще забавнее. И вот как-то пару недель назад мне сообщают, что он напился где-то в баре и не может без посторонней помощи добраться домой. Мы с приятелем поспешили ему на выручку. С некоторыми приключениями, но все же дотащили его до дому, и тут ему взбрело в голову устроить сеанс! Мы пытались его остановить, да куда там, — он схватил с приставного столика рупор и неожиданно погасил свет. И только он это сделал, как сеанс немедленно начался, да так все хорошо у него выходило! Но тут вмешался Принсепс, его дух-проводник, — он выхватил рупор и начал колотить медиума, приговаривая: Ах ты, негодяй! Пьяница несчастный! Да как ты смеешь!… Рупор теперь весь во вмятинах. Бандерби с воплями бросился вон из комнаты, а мы пошли по домам.

— Ну уж, медиум вовсе не виноват, — сказал Мейсон. — Так вернемся к профессору Челленджеру — такой случай нельзя упускать! — Как насчет Тома Линдена? Может быть, его пригласить? — предложила миссис Мейли.

Мейли покачал головой:

— После тюрьмы с Томом что-то произошло. Эти дуболомы не просто преследуют наших лучших медиумов, они к тому же разрушают их бесценный дар. С тем же успехом можно поместить бритвенное лезвие во влажное место и после этого надеяться, что оно сохранит остроту.

— Как же так? Неужели он утратил свои способности?

— Ну, я бы так категорично не стал утверждать, но они уже не те, что были раньше. Теперь он в каждом подозревает переодетого полицейского, и это его отвлекает. Но если уж он возьмется за дело, то доведет его до конца. Да, лучше всего обратиться к Тому.

— А кого мы пригласим на сеанс?

— Я полагаю, что профессор придет не один.

— Он со своими спутниками создаст ужасающую волну колебаний, поэтому нам следует пригласить людей, разделяющих наши идеи, чтобы ему противостоять. Например, Делисию Фри-мен — она с удовольствием придет. Еще буду я. А как вы настроены, Мейсон?

— Разумеется, я приду.

— Мистер Смит?

— Нет, нет! На мне газета, к тому же на той неделе я должен провести три службы, две панихиды, свадебный обряд и пять деловых встреч. — Ну, я надеюсь, нам не составит труда выбрать еще одного-двух гостей. Любимое число Линдена — восемь. Так что теперь, Мелоун, дело за малым — получить согласие нашего исполина мысли и назначить дату. — И подтверждение мира духов, — серьезным тоном добавил Мейсон. — Мы должны посоветоваться с нашими партнерами.

— Всенепременно, святой отец. Это весьма существенное дополнение. Ну что ж, Мелоун, мы обо всем условились, и нам остается только ждать этого события.

Но случилось так, что этим вечером Мелоуна ожидали события совсем иного рода и на его пути возникло одно из тех препятствий, которые то и дело подстерегают человека на его жизненном пути. Появившись, как всегда, в редакции Газетт, он узнал, что его желает видеть мистер Бомон. Непосредственным начальником Мелоуна был заместитель главного редактора, старый шотландец по имени Мак-Ардл, и должно было произойти нечто экстраординарное, чтобы сам главный снизошел со своего Олимпа, откуда он наблюдал земные дела, и обратил внимание на кого-нибудь из своих скромных сотрудников, копошащихся где-то внизу. Этот вершитель судеб, всегда подтянутый, процветающий и могущественный, восседал в своем роскошном кабинете, обставленном старинной дубовой мебелью и диванами, обитыми кожей цвета сургуча. Когда Мелоун вошел, он продолжал что-то писать, и лишь после некоторой паузы поднял на журналиста проницательные серые глаза. — А, добрый вечер, мистер Мелоун! У меня к вам небольшое дельце. Не угодно ли присесть? Речь идет о ваших статьях по спиритизму. Хочу напомнить, что вы начинали в духе здорового скептицизма, изрядно сдобренного юмором, что весьма устраивало и меня, и наших читателей. Теперь я — увы! — с сожалением вынужден признать, что по мере углубления в вопрос ваши взгляды существенно изменились и вы, похоже, готовы оправдывать подобного рода деятельность. Думаю, не стоит говорить, что это расходится с позицией Газетт., и мы бы немедленно прекратили печатать ваши статьи, если бы заранее не объявили, что эта серия будет написана беспристрастным исследователем. Так что мы вынуждены продолжать, но тон статей должен быть изменен.

— Что же я должен сделать, сэр?

— Вы должны вновь обратиться к забавной стороне вопроса. Это нравится публике. Взгляните на все с юмором, придумайте какую-нибудь старую деву, и пусть она болтает всякий вздор. Вы понимаете, что я имею в виду? — Боюсь, сэр, все это больше не кажется мне смешным. Напротив того, я все больше и больше убеждаюсь, насколько это серьезно. Бомон величественно покачал головой.

— К сожалению, так же считают и многие подписчики. — Он взял со стола письмо.

— Вот, послушайте: Я всегда считал вашу газету изданием, которое не осмеливается гневить Бога, поэтому хочу вам напомнить, что деятельность, которую ваш корреспондент склонен оправдывать, предана анафеме в Левите и Второзаконии. Так что если я останусь вашим подписчиком, мне придется взять на душу ваш грех…..

— Проклятый фанатик, — пробормотал Мелоун.

— Не стану спорить, но пенни, которое платит этот фанатик, ничуть не хуже любого другого. Или вот еще: Надеюсь, что в наше время просвещения и свободомыслия вы не станете поддерживать движение, которое пытается вернуть нас к отжившей свой век идее о существовании ангельской и дьявольской сущности вне нас! Если же я ошибаюсь, то прошу исключить меня из числа ваших подписчиков.

— Вот бы запереть этих господ где-нибудь вместе и заставить их самих урегулировать свои разногласия!

— Возможно, это и будет забавно, мистер Мелоун, но меня в данном случае интересует тираж Газетт.

— А не кажется ли вам, сэр, что вы недооцениваете интеллектуальный уровень наших читателей и что помимо кучки экстремистов всех сортов существует большая масса людей, на которых произвели впечатление свидетельства стольких известных и уважаемых людей? И разве не в том наш долг, чтобы знакомить подписчиков с реальными фактами, а не высмеивать таковые?

Мистер Бомон пожал плечами:

— Пусть спиритуалисты сами отстаивают свои убеждения. Мы не пропагандистская газета и не собираемся поучать читателей, во что им верить, а во что нет.

— Конечно, конечно, но я имел в виду лишь необходимость придерживаться фактов. А между тем они неизменно замалчиваются. Ну, когда это в лондонской газете появлялась серьезная статья, посвященная эктоплазме? Да никто даже не подозревает о том, что эта важнейшая субстанция была изучена и описана учеными, а ее существование было подтверждено многочисленными фотографиями!

— Довольно, — нетерпеливо перебил Бомон, — боюсь, я не располагаю временем, чтобы углубляться в данный вопрос. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить, что мистер Корнелиус требует немедленно изменить нашу линию.

Мистер Корнелиус стал владельцем газеты не в силу каких-то личных заслуг, а лишь потому, что его отец оставил ему миллионное состояние, часть которого тот пустил на приобретение Газетт. Он редко появлялся в редакции, но газета регулярно публиковала сообщения о том, что его яхта пришвартовалась в Ментоне, или что его видели в Монте-Карло за игорным столом, или что его ждут в Лестершире на охотничий сезон. Он не обладал ни ярким умом, ни сильным характером, но время от времени вторгался в общественную жизнь, публикуя какой-нибудь манифест на первой полосе собственной газеты. Он не был распутником, но жил в свое удовольствие, окруженный роскошью, постоянно балансируя на грани порока, а изредка и переступая эту грань. При упоминании об этом ничтожестве кровь ударила Мелоуну в голову. Эта жалкая тварь, подумал он, смеет становиться между человечеством и откровением, ниспосланным свыше! Грязные руки человека, так и не сумевшего повзрослеть, способны перекрыть людям доступ к божественному источнику, пусть даже он может пробить себе и другое русло. — Таково мое последнее слово, мистер Мелоун, — заключил Бомон с видом человека, который не намерен продолжать дискуссию.

— Очень хорошо! — заявил Мелоун. — И оно будет означать конец моей работы в вашей газете. У меня контракт на полгода, и уж после его окончания ноги моей здесь не будет!

— Как вам угодно, мистер Мелоун, — с этими словами мистер Бомон вернулся к своим бумагам.

А Мелоун, возбужденный спором, вернулся в кабинет Мак-Ардла и все ему рассказал. Старый шотландец был крайне обеспокоен.

— Э-э, молодой человек, это все ваша ирландская кровь. Хорошо бы ее разбавить шотландским виски. Вот что я вам скажу: возвращайтесь назад и скажите, что передумали.

— Ну уж нет! Не хватало еще, чтобы этот ублюдок Корнелиус, жирный, краснорожий, — я уж не говорю про его личную жизнь, — позволял себе диктовать, во что кому верить, а мне приказывал глумиться над самыми святыми вещами на земле!

— Ох уж вам не поздоровится!

— И более достойные люди жертвовали собой ради идеи! А я найду себе другую работу.

— Боюсь, что нет, если вмешается Корнелиус. Стоит вам заслужить репутацию человека несговорчивого — и для вас не найдется места на Флит-стрит.

— Да это стыд и позор! — вскричал Мелоун. — То, как здесь относятся к проблеме спиритизма, — позор для журналистики! И Англия — не исключение, в Америке дела обстоят еще хуже! Похоже на то, что в наших газетах служат самые низкие и бездушные люди, а если там и есть пара порядочных ребят, то это уникумы, которых нужно в специальных институтах изучать. И это светочи нации! Глядеть тошно!