Ржавое золото

Долина тонула в зелени. Группы деревьев перемежались лужайками, где в сочной траве пестрели пятна цветов. Цепкий кустарник карабкался по горным склонам, мох и лишайник пробивались в расщелинах скал, побеждая даже камень.

Время и силы природы изменили облик долины, но Контик вскрикнул от радости, указывая на каменную чашу с изъеденными ветровой эрозией краями:

— Примета! Храм где-то рядом!

Дождей (обильных) давно не было, и чаша пустовала. Матильда посмотрела на ее дно, потом перевела взгляд на скалу, козырьком нависающую над чашей, и зябко передернула плечами.

— Ты уверен, что там осталось сокровище?

— Во всяком случае, поискать можно, — ответил Контанель без большой уверенности в голосе. — Смотри внимательно: у входа в храм должна находиться статуя!

Дикий виноград заплел Каменного Бога так, что он почти не отличался от скалы, из которой был некогда вырублен, если бы не глаза. Какой-то шутник навел белой краской глаза Каменному Богу, нарисовал радужку на закрытых веках и оставил в центре темные круги нетронутого камня. Глаза выделялись даже сквозь заросли винограда. Бог смотрел и с закрытыми глазами.

Несколько минут Контанель придирчиво разглядывал результат чьих-то занятий живописью, потом тяжело вздохнул:

— Ох, чует мое сердце…

— А мое сердце чует, — перебила его Матильда, — что перебывавшие здесь толпы не оставили нам ни гроша. Давай вернемся на дорогу, пока окончательно не стемнело!

— До темноты еще далеко! — возразил Контик. — Должен я посмотреть, из-за чего предок…

— Тс-с! — Матильда прижала палец к губам. — Не поминай покойника к ночи!

Контанель презрительно фыркнул, снял с шеи ключ, повертел в руках:

— Не мешало бы найти скважину…

Тут Нель осекся и замолчал, потому что Матильда вдруг метнулась в сторону и с торжеством указала на зияющую под скалой дыру:

— Вот твоя скважина!

Груда камней по обе стороны дыры говорила о том, что вход некогда был завален. Контик с сомнением поглядел в черный провал:

— Для скважины несколько великовата…

Матильда подняла обломок темной от времени доски, показала Контику:

— Тут давно все разворотили! Пойдем отсюда!

Матильда уже жалела, что связалась с поиском сокровищ, но Контанель был непоколебим:

— Если там не смог побывать мой предок, побываю я! Этот ключ должен был достаться ему!

— Ни ему и никому больше, Вот кому должен был достаться ключ! — Матильда ткнула пальцем в погребенного под зеленью Бога.

— Идолу? — Контанель рассмеялся.

— Это его храм…

— Храм Глазастого Камня? Храм Бога… — Контик поднес к глазом ключ и скорее по памяти, чем читая, произнес: — Э-ге-ньо.

Матильда взвизгнула, Контанель оглянулся и увидел, как поднялись каменные веки, и открылся слегка затуманенный временем взгляд Каменного Бога. Эгеньо смотрел прямо на людей, и заросли дикого винограда затрепетали на его лбу — Бог нахмурил брови. Матильда еще раз взвизгнула, когда раздался грохот, и со всех ног бросилась бежать.

Контик последовал за ней. На бегу он несколько раз успел оглянуться и видел, как вставало безобразное чудовище и стряхивало с себя виноградные лозы, словно паутину.

По откосу карабкались так отчаянно, что Контанель потерял и ключ, и шпагу, а Матильда разорвала подол верхний юбки почти до пояса. Позади гремело, и падали камни: Эгеньо крушил свой разоренный храм.

Лошади всхрапывали и тревожно прядали ушами, их желание бежать совпадало с желаниями хозяев. Контанель быстро распутать узлы и помог Матильде забраться в седло. Лошак помчался так, что на два корпуса обогнал буланого, хотя и тот не стоял на месте.

Придержали лошадей только у самого постоялого двора, где дорогу запрудили подводы разъезжавшихся с ярмарки крестьян. Слуга увез взмыленных животных, а Контанель вместе с Матильдой направились в большой каменный дом, стоявший в этом месте уже не менее двух веков. Растянувшийся у порога Черт добродушно вильнул хвостом при виде встревоженной парочки и продолжал принюхиваться к аппетитным запахам, струящимся из двери.

Хозяин постоялого двора с интересом уставился на мелькающую в разрезе нижнюю юбку Матильды, за что незамедлительно был награжден увесистой пощечиной.

— Не будешь пялить глаза на белье благородных дам! — недвусмысленно пояснила Матильда. — Дай лучше иголку с ниткой…

— И поесть! — добавил Контанель, с огорчением ощупывая пустые ножны.

Хозяин поспешно ретировался, и требуемое принес. Нель без долгих разговоров набросился на еду, а Матильда принялась за починку юбки. О происшедшем в долине не было сказано ни слова.

Ярмарка закончилась, и большинство приезжих уже покинуло здешние края, но кое-кто еще подзадержался, и потому на постоялом дворе в тот вечер собралась довольно шумная компания. Люди пили, пели и смеялись, вспоминая веселые дни ярмарки.

Матильда ушла в свою комнату, а Нель остался дождаться призрака в общем зале за непочатой кружкой темно-красного вина. Экс-студент чувствовал себя достаточно скверно: что не говори, а побывал в самовольной отлучке. Хотя Матильда и пообещала не выдавать (в своих же интересах), но оставался Черт, а может, и лошади… Любой может оказаться осведомителем Рене.

Контанелю не хотелось думать о том, как отреагирует господин де Спеле. Хотя он и призрак, но, в сущности, неплохой человек, что-то в нем есть… этакое, и слова он своего до сих пор не нарушал. Обещал дворянство и дал, обещал опасности и невзгоды… Все честно. Согласие спрашивал? Спрашивал. Правда, деваться все равно было некуда, но ведь спрашивал?

Контанель вздохнул и придвинул кружку ближе.

Зачем он помчался на поиски долины Глазастого Камня, Нель и сам толком не знал. Захотелось проявить самостоятельность. Проявил, что дальше? Все равно сокровища давным-давно разграблены, а если бы и были, что с ними делать? Прирежут из-за них на первом же повороте, не успеешь и грехи замолить. Один человек для большого мира соломинка: дунь посильнее — переломится…

Душераздирающие вопли прервали его философские раздумья. В дом ворвался запыхавшийся слуга, челноком сновавший между залом и винным погребом, он держал в руке ручку от кувшина.

— Глазастый Камень ожил!

Веселье замерло. Гуляки в недоумении переглядывались, кто-то откровенно улыбался, кто-то морщил лоб, пытаясь припомнить, о чем идет речь, трое безмятежно похрапывали. Хозяин сердито фыркнул:

— Что ты мелешь?

И в этот миг стена дрогнула, с потолка посыпалась труха, зазвенела посуда.

— Вперед, солдатушки! — неожиданно заорал из-под стола бывший бравый вояка. — Бей, руби, коли!

Поскольку никто не двинулся с места, вояка вознамерился подать личный пример, но заблудился в ножках стола и опять заснул.

От следующего удара вылетели оконные стекла, перекосилась дверь.

Началась паника. Истошно закричали женщины. Мигом протрезвевшая братия заметалась в поисках выхода.

— На кухню! Там дверь на скотный двор! — хозяин первый рванулся по знакомому пути.

Контанель, как зачарованный, смотрел в окно, где в свете ущербной луны передвигалась огромная темная масса. Он ждал нового удара, но вместо этого, со скрежетом выдавливая оконную раму, в окно протиснулась гигантская рука и принялась слепо шарить среди столов. Дубовая мебель ломалась, как щепки, между пальцами…

Очнулся Контик от вопля Матильда «Рене!», вскочил на ноги и понял, что каменная рука тянется к нему. Откуда только взялась сила: он совершил прыжок, которому позавидовала бы газель, сдернул с лестницы Матильду и увлек за собой в сторону кухни. Позади раздался грохот, рука сокрушила лестницу.

Вырвавшись из одной из западни, наши беглецы угодили в другую: они замешкались, отстали от остальных и теперь потерялись в лабиринте хозяйственных построек. В лунном свете все казалось неестественно громадным, сбивали с толку причудливые тени, под ноги то и дело попадались какие-то предметы. Контик с размаху налетел на колоду, из которой поили скот, и чуть не взвыл от боли.

— Он идет! — взвизгнула Матильда.

Контик обернулся и увидел тень, которая заслонила полнеба. В нем проснулась отчаяние.

— Чего тебе надо, Эгеньо? — крикнул он великану. — Я не брал твоих сокровищ!

Ответом был угрожающий грохот. Контанель оттолкнул от себя Матильду: «Беги!», а сам вскочил на колоду:

— Ты — дурак, Эгеньо, и плохой сторож!

Он успел спрыгнуть прежде, чем колода была раздавлена, и юркнул в тень конюшни. За стеной тревожно заржал буланый, где-то в стороне завыла собака.

«Лошади здесь не причем», — подумал Нель и повернул обратно к дому.

Каменный Бог явно проигрывал в скорости господину де Эй, но он двигался по прямой, а Контанель метался в лабиринте теней. Эгеньо не спеша сокрушил все, что попадалось ему под ноги, а Контик спотыкался все чаще.

В двух шагах от дома Танельок вдруг почувствовал, как вокруг его колен объявилась веревка, и со всего маху грянулся на землю. У него еще хватило бы сил подняться, но проклятая веревка затянулась петлей!

Нель накрыл голову руками, зажмурил глаза и почувствовал движение воздуха: огромная нога вознеслась над ним…

— Остановись! Во имя того, кто старше тебя, остановись, Эгеньо!

Отброшенный пинком каменной ноги Контанель ударился о стену дома, но не разбился, потому как чье-то мохнатое тело вклинилась между ними и препятствием, смягчая удар.

— Этот человек невиновен, Эгеньо!

— Храм опустел.

Голос Рене, а это был голос Рене, возразил:

— Храм опустил, но в этом нет ни его вины, ни твоей! Жрец не выполнил ритуал, он торопился убить, а не завершить церемонию. Воры воспользовались этим и проникли в храм. Но жрец покарал сам себя и свое племя, потому что потом умерли все!

— Ты прав, но храм пуст!

Столько муки прозвучала в голосе Каменного Бога, что Контанель невольно пожалел его, ограбленного давным-давно, оставшегося не у дел. Должно быть, для Эгеньо сокровища были не просто кучей золота и драгоценностей, а чем-то большим.

— Ничего, что храм пуст, Эгеньо, для тебя найдется другая служба! Тот, кто старше тебя, зовет!

Сам собой запылал костер, и позади него появился силуэт… Контику не дали всмотреться: Черт навалиться на плечи всей тяжестью, и господин де Эй вынужден был уткнуться носом в землю.

Загремел гром, еще раз, Потом раздался звук настолько страшный, что Контанель уже рад был бы вообще забиться в какую-нибудь щель, только бы не слышать.

Это пытка длилась минут десять, но Танику показалось вечностью. Он почти оглох и потому не сразу понял, что его зовут:

— Вставай, юный искатель сокровищ!

Нель открыл глаза и только теперь уразумел, что Черт давным-давно соскочил со своего насеста, потому что тяжести на плечах уже и не было. Пес стоял рядом со своим хозяином, радостно виляя хвостом, а на шее Рене висела Матильда и дарила господину де Спеле второй десяток поцелуев. Каждый поцелуй Черт отмечала новым взмахом хвоста.

— Вставай! — успел повторить Рене в промежутках между знаками признательности.

Контанель сел и попытался развязать веревку на ногах, но ему это не удалось.

— Тильда, у тебя ножа нет?