Развязавшийся шнурок

***

Как это ни печально, но я мало что могу рассказать о Шерлоке Холмсе, о его жизни вне расследований. Всё, что я мог поведать о своём друге, я уже написал ранее, но мне очень хотелось довести до читателей мысль о том, что Холмс был не только непревзойдённым сыщиком, но и очень многогранным талантливым человеком. И такой случай мне представился примерно через год после гибели Холмса на Рейхенбахском водопаде.

Разбирая свои записи, я наткнулся на одну, довольно любопытную. Она не касалась никакого расследования и прекрасно дополняла портрет моего дорогого друга, который до этого был, по моему скромному мнению, лишь небрежным эскизом.

Дело было осенью тысяча восемьсот восемьдесят восьмого, вскоре после того, как я женился на милой Мэри Морстен. Однажды вечером, прогуливаясь по улицам Лондона, по которым соскучился за время свадебного путешествия, я решил посетить Бейкер-Стрит. Насколько я знал, дела у Холмса шли прекрасно и он особо не нуждался во мне, позволяя мне переболеть, как он её называл, «любовной горячкой».

Но всё же я очень грустил по нашим приключениям и, оказавшись неподалёку от дома 221б по Бейкер-Стрит, не преминул заглянуть. Сердечно поздоровавшись с миссис Хадсон, я поднялся в гостиную, где нашёл Холмса в компании темноволосого мужчины средних лет.

Только увидев его, я сразу обратил внимание на украшавшие лицо этого мужчины многочисленные гематомы, но постарался не подать виду и поздоровался с Холмсом. В ответ на моё приветствие тот кивнул и указал на кресло, приглашая присесть, что я с удовольствием и сделал — нога довольно сильно реагировала на продолжительную ходьбу и промозглую сырость.

Дождавшись, когда я наконец устроюсь поудобнее, Шерлок обратился ко мне:

— Здравствуйте, мой дорогой Ватсон. Как прошло ваше свадебное путешествие?

— Прекрасно, Холмс. Но вынужден признать, я соскучился по Лондону и вам.

— Это очень приятно слышать. Думаю, вы уже обратили внимание на моего гостя, не так ли? Позвольте представить — это мистер М. Мистер М, это мой добрый друг, знаток медицины и верный товарищ во многих моих расследованиях, доктор Джон Хэмиш Ватсон.

Мистер М поднялся с некоторым трудом, что не укрылось от моего внимательного взгляда, из своего кресла, учтиво поклонился и пожал мне руку.

— Можете звать меня Чарли. Думаю, вся эта конспирация бессмысленна, — сказал он со слегка скованной улыбкой.

Усаживаясь обратно в кресло, я обратился с вопросом, который просился ещё с того момента, как я переступил порог гостиной:

— Холмс, у вас новое дело?

— О, нет. Я уже неделю сижу без дела, — горько усмехнулся Холмс.

— Но как же…

— Нет, нет и нет, — перебил меня Холмс. — Я хвалю вашу наблюдательность, доктор Ватсон, но выводы вы сделали неверные. Гематомы моего гостя, на которые вы не преминули обратить внимание, никак не относятся к какому-либо расследованию. Его у меня сейчас и нет. Свои раны мистер М получил незадолго до того, как оказаться во французской тюрьме, откуда я его освободил за довольно крупную сумму.

— Так вы преступник? — вскочил я с кресла, нащупывая во внутреннем кармане сюртука револьвер.

— Успокойтесь, мой дорогой друг, и сядьте, — неожиданно засмеялся Холмс. — Вы забыли свой револьвер в ящике прикроватной тумбочки в спальне. А мистер М действительно преступник, но только по французским законам.

— Поясните, Холмс, что вы имеете в виду? — удивлённо спросил я, вновь усаживаясь в возмущённо заскрипевшее кресло.

— Это довольно просто, Ватсон. Мистер М — боксёр, а во Франции боксёрские поединки запрещены.

— И с кем же у вас состоялся поединок, мистер М? — поинтересовался я, повернувшись к мужчине. — Судя по количеству травм, это был довольно тяжёлый бой.

— Его противником был Джон Салливан. Для мистера М это была уже вторая встреча с этим американцем, — ответил мне Холмс.

— О, сочувствую вам, — произнёс я, обращаясь к мистеру М, или Чарли, как он сам попросил себя называть.

Хоть я и не был особым поклонником бокса, но имя Джона Салливана было у всех на слуху. На тот момент он был чемпионом мира и считался непобедимым.

— И в чём же? — усмехнулся Холмс, прервав мои размышления.

— Но как же, Холмс, ваш гость встречался с самим Джоном Салливаном! Не мудрено, что тот его так отделал! — воскликнул я.

— О, мой дорогой друг, смею вас заверить, что сочувствие сейчас нужно именно Салливану, а не моему гостю. И немудрено, ведь американец покинул ринг, пожалуй, в несколько худшем состоянии, чем мистер М. Хотя судьи всё же засчитали ничью, — спокойно произнёс Холмс. — Как я уже говорил, это была уже вторая встреча на ринге нашего гостя с великим Салливаном. И не премину заметить, что в их первый бой мистер М нокаутировал Салливана уже в первом раунде.

— Постойте, постойте, — взмахнул рукой я, поворачиваясь к гостю. — Так вы Чарльз Уотсон Митчелл?

— Простите моего друга, он прекрасный врач, но в других делах бывает слегка туговат, — улыбнулся Холмс, обратившись к мистеру М, или как теперь я точно знал, Чарли Митчеллу, экс-чемпиону мира. — Да, Ватсон, вы угадали, — сказал мне Холмс после короткого молчания. — Это действительно Чарльз Митчелл. Чемпион мира по боксу, по моему искреннему убеждению.

— Как же так, Холмс? Даже я, человек, который довольно далёк от мира бокса, знаю, что Чарльз Митчелл уже пять лет как не чемпион!

— Позвольте, Ватсон, моё мнение, конечно, бесспорно разнится с вашим. Но мой гость действительно смог защитить свой титул в поединке с Салливаном в восемьдесят третьем. Он нокаутировал Салливана уже в первом раунде!

— Но это не так! Именно Салливан нокаутировал Митчелла! — воскликнул я и тут же принёс свои извинения гостю за несдержанность.

— Ничего страшного, доктор Ватсон. Но Холмс прав, именно я победил в том бою. И только благодаря талантам нашего с вами друга это стало известно. Поэтому и прошёл второй бой. Ведь все эти годы, я, как и вы, был убеждён, что проиграл, — ответил мне Митчелл.

— Но как это произошло? — повернулся я к Холмсу.

— На днях мне удалось переговорить с рефери первого поединка Митчелла с Салливаном. И он подтвердил мою догадку. Дело в том, что я самолично присутствовал на том бое. И обратил внимание на то, как вёл счет рефери. Митчелл практически с первых же ударов свалил Салливана, у того было мало шансов подняться: прекрасная комбинация — левой в печень, а правой — встречным в челюсть. Рефери повёл счет, но считал он нарочито медленно. У меня был с собой секундомер, не спрашивайте, зачем, и я им воспользовался. Так вот, Салливан пролежал в нокдауне целых пятнадцать секунд, но рефери отсчитал всего восемь. Салливан поднялся и продолжил бой. Он практически повторил комбинацию Митчелла, только добавил ещё запрещённый удар — в почку. Митчелл упал, и я снова взялся за секундомер. Митчелл не пролежал на полу и шести секунд, а рефери уже зафиксировал нокаут. Конечно, я обратился к судьям сразу же после боя, но меня никто и слушать не стал. И только несколько недель назад я получил подтверждение своим догадкам.

— О, боже! — воскликнул я.

— Да, Ватсон, — вздохнул Холмс. — Все эти годы наш гость оставался истинным чемпионом мира по боксу, но не знал об этом.

— А чем завершился ваш второй поединок? — спросил я у Митчелла.

— Ничья, — с некоторым трудом ответил Митчелл. — Мы били друг друга в течении двух часов, и под конец никто из нас не мог поднять даже руки, чтобы нанести удар. Судьи остановили бой.

— Но как вы оказались в тюрьме?

— Кто-то сдал нас. На территории Франции, а бой проходил в окрестностях замка Шантильи, как ранее заметил мистер Холмс, бокс запрещён. Моему сопернику удалось уйти. А мне не повезло. Все-таки американские менеджеры умеют управляться с такими проблемами. Поэтому Салливан был переправлен через Ла-Манш и полетел домой уже с берегов Англии, а я оказался в тюрьме. Мне предоставили право написать письмо. Что я и сделал, обратившись за помощью к мистеру Холмсу.

— Но почему именно к нему? Конечно, Холмс помог доказать, что в первом поединке вы не проиграли, но всё же?

— О, это довольно примечательная история, мой дорогой Ватсон. И заключается она в нашем с Митчеллом знакомстве, которое состоялось на ринге.

— На ринге? — удивлённо воскликнул я, переводя взгляд с Митчелла на Холмса и обратно. — А вы не могли бы рассказать её?

— Конечно, мой дорогой друг. Если Митчелл не против, я обязательно вам её расскажу.

— Безусловно, я только за, мистер Холмс! — ответил Митчелл, поднимая вверх руки. — Но прошу позволить мне дополнять ваш рассказ некоторыми немаловажными замечаниями. Ваш друг, — обратился он ко мне, — довольно скромен, поэтому может что-то не досказать.

— Скромен? Ха, — усмехнулся я.

— Прошу заметить, хоть моё знакомство с мистером Холмсом не такое долгое, как ваше, доктор Ватсон, но это так. Наш друг действительно скромен и лишь скрывает это своё прекрасное качество за напускной бравадой.

— Хм, — задумался я. — А знаете, Митчелл, я с вами соглашусь, пожалуй. Но прошу, давайте не отвлекаться, поведайте же мне историю вашего знакомства.

Здесь я позволю себе небольшое отступление. Мои дорогие читатели наверняка помнят, что я упоминал о незаурядных способностях моего друга Холмса как боксёра. Кажется, это было в деле, благодаря которому я познакомился со своей женой, Мэри. Некий Мак-Мурдо говорил, что Холмсу для опознания нужно было провести свой знаменитый встречный в челюсть, коим он некогда наградил Мак-Мурдо на ринге Алисона.

Но история, которую вы услышите дальше, ставит Холмса повыше рангом, чем просто незаурядный боксёр-любитель, коим считал его я и наверняка некоторые мои читатели. Нет, благодаря этому рассказу, по моему скромному мнению, он стоит на одной ступени с величайшими мастерами бокса этого века.

Я мог бы долго рассуждать о величии такого человека, как Шерлок Холмс, но всё же позволю самому ему рассказать о себе.

— Дело было весной тысяча восемьсот восьмидесятого года, примерно за год до нашего с вами знакомства, — задумчиво начал Холмс, прикурив сигарету от любезно зажжённой мной спички. — Как вы наверняка помните, Ватсон, я изредка выступаю на ринге, и в тот апрельский вечер меня поставили в пару с перспективным молодым боксёром. Так как я выступал нерегулярно, но отличался довольно неплохими физическими качествами, меня всё чаще ставили в бенефисы. Так вот, моим противником оказался уже небезызвестный вам Чарльз Уотсон Митчелл. Это был его первый бой. И он, как это ни странно, выиграл. Вот так и состоялось наше знакомство.

— Ваш друг, как я уже говорил, чрезвычайно скромен. Он утаил массу подробностей. А, может, просто позабыл о них. Но я-то помню! — обратился ко мне Митчелл с едва заметной усмешкой.

— Ну? — позволил я себе некоторую вольность в нетерпении, чуть ли не подпрыгнув в кресле.

— Это был довольно интересный бой, доктор Ватсон. Нам назначили десятираундовый поединок, и мы простояли их все. Хотя я не раз и не два мог быть нокаутирован. Но ваш друг сдерживал себя. И только сейчас я смею утверждать, что он проявлял ко мне уважение, не нокаутируя и не оскорбляя своими действиями. В седьмом раунде он потребовал остановить бой, заметив, что у меня развязался шнурок на правой перчатке. Другой бы на это не обратил и малейшего внимания. А в десятом настал конец моим мечтам.