Жаркое лето

И тут услышал вопрос:

— Назовите численность вашей диверсионной группы, кто ее командир, где была сформирована?

Нахтигалевец вынужден был рассказать обо всем, а о себе сообщил, что зовут его Владимир Хоменко, родом он с Ровенщины, сын бедного крестьянина, спутался с националистами по молодости и недомыслию.

Красноармейцы выслушали путаный рассказ диверсанта и поняли, кто он есть на самом деле. Николай посмотрел на часы: близилось время к осаде мельницы, надо было спешить.

— Сейчас в сопровождении нашего бойца вы пойдете к мельнице и предложите своим дружкам, пока не поздно, сдаться, сложить оружие. Вы сами видите — их сопротивление бессмысленно.

Хоменко испуганно поежился:

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Если я произнесу хоть слово о сдаче, они пристрелят меня, как изменника.

— Будете кричать из-за насыпи, там пули не достанут...

Раздался глухой хлопок — и в небо с шипением взлетел зеленый клубок, оставляя после себя седую дымку. Неожиданно из-за леса донеслась пулеметная очередь и защелкали одиночные винтовочные выстрелы.

— Группа Михаила на засаду напоролась, — определил Николай, — надо немедленно брать мельницу. — Отделение, за мной! — скомандовал он, и, пригнувшись, побежал к насыпи, увлекая за собой бойцов.

Плотина отделяла ворота мельницы от пруда. Как только отдельные бойцы показались на насыпи, по ним из мельничных ворот начали стрелять из автоматов.

— Ложись! — крикнул Николай. — Всем скрыться за насыпью!

Пули взбивали пыль на плотине, ударялись о стволы дубов, секли листву.

— Ну, давай, гад, если хочешь жить, кричи своим дружкам, чтобы прекращали пальбу! Пусть сдаются, пока не поздно! — зло крикнул Николай.

Нахтигалевец неохотно полез вверх по насыпи. Вслед за ним неотступно двигался Михаил Фатин.

У верхушки плотины Хоменко сложил ладони рупором и громко крикнул:

— Никита, Дружбяк, прекратите огонь, вы окружены, надо сдаваться!

В ответ раздалась площадная брань и автоматные очереди. Но неожиданно со стороны леса по мельнице ударил пулемет. От сухих бревен полетели щепки, пули дырявили полуистлевшие доски карниза. Николай терялся в догадках: откуда в группе Михаила оказался пулемет. Он знал, что бойцы вооружены только винтовками и гранатами. «Что за наваждение? Уж не подошла ли к Михаилу подмога из какой-нибудь воинской части?»

А в бору в это время произошло такое событие.

Отделение Михаила, перейдя вброд реку, поднялось по крутому песчаному берегу и углубилось в лес. Пройдя метров триста, бойцы вышли на лесную дорогу, заросшую травой, перерезанную корнями деревьев. Видно было, что здесь давно никто не ездил: колеи поросли травой, следы конских копыт покрылись хвойными иголками.

Михаил все время поглядывал на часы, боясь опоздать к выходу на исходную позицию вблизи мельницы. Чтобы обезопасить себя от неожиданностей, он послал вперед двух дозорных, приказав им идти по обочине дороги, не теряя друг друга из вида. Сам же с отделением углубился в лес от дороги и стал продвигаться в сторону мельницы.

— Хлопцы, подтянитесь, скоро будем у цели. Следите за ракетой!

В просвете деревьев засветилась речная долина. Красноармейцы ускорили шаг. И вдруг лесную тишину неожиданно разорвал треск пулемета. Эхо гулко раздавалось в бору, и непонятно было, откуда и кто стреляет. Но тут же Михаил понял, что пулемет строчит со стороны мельницы. Видно, дозорные нарвались на вражеского пулеметчика, поставленного в засаде.

— Отделение, за мной! — подал он команду и побежал к спуску, откуда слышалась стрельба пулемета. Пули засвистели совсем рядом. Михаил присел у ствола толстой сосны и заметил: вражеский пулеметчик ведет огонь из-за вывороченного корневища, словно из дота.

Пули свистели над головой, сдирали кору с сосен. И тут Михаил увидел, как, перебегая от дерева к дереву, к пулемету с гранатой в руке устремился Хайкин.

— Яков, ложись! — крикнул Михаил.

Но было поздно. Не услышал Яков этих слов. Схватился вдруг за живот и упал у подножья старой сосны, чуть-чуть не добежав до пулеметного гнезда.

— Эх, мать твою так! — выругался Михаил и бросился на помощь Хайкину.

Пулеметная стрельба продолжалась, но он успел схватить Якова за руки и оттянуть под защиту дерева.

— Яков, друже, что с тобой?

— Плохо, садануло в живот, видно, навылет...

Хайкин изогнулся, застонал, вытянулся и обмяк на руках друга.

А вражеский пулемет продолжал неумолчно трещать на весь лес, преграждая наступление бойцов.

— Потерпи, Яша, — торопливо зашептал Михаил, видя, как бледнеет его лицо и вся гимнастерка на животе делается темной от крови. — Сейчас, сейчас, потерпи, друг...

Он шептал, как в лихорадке, а сам все думал: как быть, как заставить замолчать этот чертов пулемет.

— Нечитайло, скорее ползи сюда, — крикнул он, — с Яковом плохо, перевяжи его, а я двинусь в обход к пулеметчику.

Низко пригибаясь, Михаил в три скачка достиг зарослей молодых сосенок и скрылся в них. Теперь он оказался в тылу у пулеметчика, который наугад строчил по обочине дороги. Хоронясь за стволами деревьев, он стал бесшумно подкрадываться к врагу. Михаил выдернул чеку гранаты и приготовился к броску. Но в последний момент решил: пулемет может им пригодиться, надо захватить пулеметчика врасплох, тем более, что он, как оказалось, был без напарника. Михаил бросил гранату неподалеку от нахтигалевца. Раздался гулкий взрыв. Диверсант от неожиданности опешил и прекратил стрельбу. В два скачка Михаил оказался у пулемета.

— За Якова, гад! — и он почти в упор выпустил в нахтигалевца всю обойму пистолета.

Наступила странная тишина. К Михаилу подбежали бойцы.

— Этот получил свое, — сказал он в сердцах, вытирая пилоткой вспотевший лоб.

— Товарищ командир, Яков скончался, — чуть не плача, доложил прибежавший Нечитайло. — На руках умер, даже перевязать не успел...

Красноармейцы собрались полукругом возле распростертого на земле товарища, сняли пилотки, молчали.

— Прощай, боевой друг, — тяжело вздохнув, проговорил Михаил и бережно закрыл пилоткой, поднятой с земли, мертвенно бледное лицо Якова.

— Ракета! — неожиданно крикнул Нечитайло.

В просвете деревьев, над плотиной, зеленым светлячком светилась в небе ракета.

— За мной! — крикнул Михаил. — Якова после боя похороним, а сейчас отомстим бандюгам за товарища!

Выбежав из леса к обрывистому берегу, Михаил с бойцами увидели, что нахтигалевцы ведут из мельницы огонь по плотине, где залегло отделение Николая.

— Нечитайло, прекратить огонь, — подал он команду бойцу. — Сейчас подойдем к мельнице через камыши. С этой стороны враги нас не ждут. Тащите пулемет к обрыву и ударим с тыла. Пусть, гады, знают, что они зажаты в кольцо.

Нечитайло залег за пулемет и полоснул длинной очередью по крыше и по стенам здания. На мгновение выстрелы внутри мельницы утихли.

С юга к плотине вплотную подступали непроходимые камышовые заросли. Они были выше человеческого роста, и надежнее маскировки нельзя было придумать.

Но едва Михаил выступил из-за дерева к обрыву, как над его головой засвистели пули. Он отступил назад, под защиту толстой сосны, прижался к ней боком, слушая, как пули долбят ствол дерева, и дал из автомата очередь по окну.

«Заняли круговую оборону, — мелькнуло в голове, — надо быть осторожным. По лесу спустимся вниз по реке и там зайдем в камыши».

— Огня не открывать! — скомандовал Михаил. — За мной!

Перебегая от дерева к дереву, они спустились к песчаному обрыву у реки. В лицо дохнуло прохладой. Все поспешили к воде, черпали ее пилотками, освежали лица.

Отдышавшись немного, бойцы по команде Михаила стали продвигаться к южной стороне мельницы, откуда все отчетливее доносился шум воды. Вскоре все скрылись в камышах. Под ногами зачавкала вода. Идти стало труднее, камыши приходилось раздвигать руками. Треск вражеских автоматов из мельницы, отдельные винтовочные выстрелы из-за плотины — все это сливалось в оглушительный шквал.

Никита и Дружбяк с первыми выстрелами насторожились, поняли, что не миновать схватки. Да и терять им вроде уже нечего... А в душе затаилась какая-то звериная тревога. А тут еще пулемет в лесу замолчал. Что могло случиться? Может, схватили пулеметчика, сидевшего в засаде, и теперь пути-дороги в бор перекрыты? И этот голос Хоменко, который предлагал им сдаться на милость победителей. Нет, не ожидали они такого финала! Правда, есть еще путь к отступлению по реке, через камышовые заросли, но, возможно, и его перехватили чекисты.

Сейчас, как загнанные звери, метались они по дому и сквозь щели разбитой двери, через узкие окна вели огонь из автоматов. Никита лежал возле двери за толстым дубовым косяком и поливал огнем плотину, откуда доносился ненавистный голос Хоменко.

Дружбяк вскочил на жернов к маленькому оконцу, выходившему в сторону леса, и, заметив выбежавшего на поляну рослого красноармейца, открыл по нему огонь.

— Зленко, в заднюю дверь наблюдай за тылом, — крикнул Никита, — они могут нас обойти по камышам. Микола, ползи сюда и жарь во всю мочь по плотине, не давай никому высунуть головы из-за насыпи. Продержимся до темноты, тогда наша взяла, уйдем по воде в лес и ищи нас...

Неожиданно со стороны леса стрельба прекратилась. Умолкли выстрелы и из-за насыпи. Никита и Дружбяк переглянулись и тоже перестали стрелять. На мгновение установилась тишина, и только на прогнивших лопастях мельничного колеса монотонно шумела вода. Никита зорко наблюдал за плотиной.

— Гляди в оба, — шепнул он лежащему рядом Миколе, — сейчас начнется драка.

Но из-за насыпи опять донесся голос Хоменко:

— Никита, Дружбяк, сдавайтесь! Ваше сопротивление бессмысленно, вы окружены со всех сторон. К чему лишние жертвы?

— Получай, гад, изменник! — Микола нажал на спусковой крючок. Пули ударили в насыпь, подняв бурунчики песка и пыли.

Вдруг у задней двери застучал пулемет. Со стен посыпалась старая мучная пыль.

Радист увидел в кошачий лаз двери, как со стороны камышей к мельнице бежали красноармейцы. Он приник к автомату и наугад открыл огонь по камышам.

Для Никиты такой оборот дела грозил серьезной опасностью. Он почему-то был уверен, что с южной стороны путь открыт, и вдруг — на тебе! И оттуда надвигается опасность. Рядом лежала фляга со спиртом. Он торопливо дотянулся до нее дрожащей рукой, отвинтил крышку и, задержав дыхание, сделал два глубоких глотка. Спирт обжег горло. Никита с трудом проглотил слюну, чувствуя в животе приятную теплоту.

— Зленко, что там? — крикнул он радисту, когда тот прекратил вести огонь.

— Лезут, с юга подбираются, — зло пробормотал радист и тупо посмотрел в сторону Никиты.

— Не подпускай! — крикнул Кравец, — главное — продержаться до темноты, помни, а ночью мы через омут уйдем отсюда...

Пороховой дым вместе с мучной пылью уходил вверх и там, в лучах солнца, пробившихся сквозь ветхую крышу, медленно таял.

Дружбяк, сидя на краю жернова, не спускал глаз с леса. Изредка он прикладывался к фляге со спиртом и тянул его медленно, глотками. Глаза его пьяно туманились, в вороте распахнутой рубахи большой кадык ходил вверх-вниз. Хмель туманил голову, рождал веру в почти немыслимое спасение.