Пять дней эшелона

День последний

Первая половина дня прошла в полусонном, но уже в абсолютно трезвом, рабочем ожидании да неторопливых сборах. После полудня нас наконец-то встретила конечная для нашего поезда станция.

Выгрузка эшелона — дело небыстрое. Потом тяжелая гусеничная техника большей частью по грунтовым дорогам своим ходом будет добираться до гарнизона, и уйдет на это немало времени. Меня это уже не касалось. Я с медицинским имуществом отправлюсь в составе другой колонны, колесной, путь наш займет около двух часов, и я был уверен, что вечером обязательно попаду домой.

— Это что за антиквариат? — хмуро спросил я, разглядывая машину. Этот грузовик вместе с несколькими другими пригнали из части специально для разгрузки.

Мне не внушали доверия ни водитель, солдат-срочник, ни стоящий передо мной анахронизм с вытянутой округлой мордой и странноватой коробкой кузова, вылезший из какой-то исторической кинохроники, или откуда он там мог вылезти.

— Модифицированный студебеккер, АПРИМ(5) пятидесятого года выпуска.

— Какого?! — охренел я. — Пятидесятого?

На лице водителя отражалось неподдельное восхищение, которое, хоть убей, я понять не мог.

— Это чудо-юдо хоть заводится?

— И даже ключом зажигания, — он кивнул головой, потом замялся, — только это... рулевая колонка клинит чуток...

«Тогда какого х... у тебя рожа довольная, дебил!» Последующая моя реплика была экспрессивна, матерщина и почти не имела смысла. Вот же повезло оказаться старшим машины(6) этой развалюхи! И ничего не сделаешь — бери, что дали. Никогда еще следующие два часа не казались мне такими долгими...

— На дорогу смотри! — рявкнул я.

Солдат искоса посмотрел на меня и безуспешно пытался скрыть усмешку за поджатыми губами. Да, у меня был дурацкий вид. Мои ноги упирались в переднюю панель, и я никак не мог себя заставить опустить их вниз. Воображение рисовало кровавое месиво, в которое они могут превратиться, если этот динозавр все-таки во что-то врежется. В самом начале АПРИМ чуть не впечатался кузовом в позади идущий КрАЗ(7), потом едва не напоролся на столб, стоящий на выезде. Так что я предпочел выглядеть идиотом и наивно надеяться, что в экстренной ситуации смогу выбить стекло ногами. Потому что у этого чудовища не только клинила рулевая, а еще продавливалось сцепление, и заедала дверь с моей стороны!!! Надо отдать должное водителю. Он был явно не новичком в вождении и, приноровившись, похоже, мог чувствовать эту рухлядь и вовремя реагировать. И все же мне было нехорошо, меня едва не накрыла паника на мосту, когда парень что-то процедил сквозь зубы и дернул руль. Я с опаской подумал еще о двух впередистоящих мостах, которые нам придется пересечь, один из них был очень высокий...

Все имеет свойство заканчиваться, закончился и этот суматошный день, и вся сопутствующая рутина: выгрузка-размещение, крики-маты, бумажки-печати-рапорта. И вот в двенадцатом часу ночи я расшнуровываю берцы и стягиваю их с гудящих ног. Я дома, с наслаждением вдыхаю родной запах, целую жену. Как-то разом навалилась тяжесть. Устал.

— Ты пахнешь пылью и бензином.

— Тошнит?

— Нет, от бензина на удивление не тошнит, меня от соседей тошнит, у них такая краска вонючая. Но тебе все равно помыться надо. Ты весь потный.

— Согласен. И потный, и грязный.

Она вдруг заволновалась:

— Женька, у тебя волосы рядом с ухом седые! Что-то случилось? Что-то страшное?

— Перенервничал, наверное, ничего особенного. Не переживай.

Я повернул голову и взглянул в висящее рядом с вешалкой зеркало. На левом виске серым пятном выделялась небольшая прядь. На моей голове с коротким полубоксом черных волос новое украшение выглядело не очень. Хмыкнул. Вот ведь как бывает. От нашей командировки обосраться от страха можно. Но когда в подкорку вбиты правила безопасности и отработаны действия, о страхе не думаешь. Он переходит в какую-то другую плоскость, оберегая от ошибок и не позволяя расслабляться. Будучи неподалеку от саперов, что разгребали завалы из неразорвавшихся снарядов, выковыривали их из-под руин или собирали по отдельности разлетевшиеся по округе, я ощущал лишь привычную настороженность. И обычное беспокойство за сослуживцев, когда они вручную грузили в грузовики эти кое-где успевшие покрыться ржавчиной смертельные подарочки и отвозили на безопасное расстояние для ликвидации. Я даже сфотографировался с одной такой пирамидкой, обложенной тротилом. И взрыв заснял. Это было интересно и щекотало нервы.

Но несколько часов назад я испугался по-настоящему. Грузовик заклинило именно там, на магистральном мосту, что высокой громадой возвышался над речкой со скалистыми берегами. Когда машина неслась на ограждение, а я дергал и пинал чертову дверь, в голове бились отчаянные мысли: в кузове четверо пацанов, и только бы Маришка не сделала аборт, если я убьюсь; срок еще маленький... Потом вспомнил, как выполз из чудом вывернувшей в последний момент машины, в изнеможении уселся на дорогу и готов был целовать горячий асфальт...

Я опустился перед Маришкой на колени, расстегнул пуговицы халатика и поцеловал животик, уже немного выпуклый.

— Я соскучился, — прижался и сомлел от прикосновений нежных пальчиков, перебирающих мои волосы.

— И я соскучилась. Думала, уже не придешь сегодня. Кушать будешь? Я пельменей налепила, пока тебя ждала.

— Буду. Как же я соскучился...