Ржевский 5

Вот это да. Впору жалеть, что с собой были только патроны, без гранат.

Сейчас бы не раздумывая чеку рванул. Наверное. Если бы придумал, как баб в портал покидать обратно при неходящих ногах.

— Не смейте его обижать, стервы! — из глаз сердобольной Левашовой ручьём хлещут слёзы.

Она обнимает меня изо всех сил, крепко прижимается, гладит мне затылок:

— Дим, только не переживай! Наверняка можно найти и другие смыслы в жизни!

Видимо, моё лицо над её плечом как-то красноречиво меняется, отражая все мысли, потому что Далия зажмуривается и начинает гоготать на весь небоскрёб, как взбесившаяся лошадь.

— Дим, не сдавайся раньше времени. — Ариса Накасонэ подходит ближе и добавляет потише. — Наверняка есть смысл обследоваться и у целителей, и в клиниках техно!

За обоими углами в качестве реакции на наш шум возникает предсказуемое оживление: сразу четыре головы, по паре от каждой лестницы, стремительно появляются из-за угла.

Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выстрел.

— Не нужно думать, что я сплю, — бормочу под нос, ни к кому не обращаясь. — То, что я в некоторых частях тела нетрудоспособен, на рефлекторную реакцию во время огневого контакта никак не влияет.

Аль-Футаим до этого момента только гоготала, а после этой фразы почему-то принимается натуральным образом ржать.

Я думал, веселее и громче уже нельзя. Оказывается, ошибался.

— Ты сейчас серьёзно? — Асато присаживается рядом с блаженной Левашовой и неожиданно нежно берёт меня за руку. — Это правда? Или интригу напускаешь? С тебя станется. Встает? Или с концами?

— Можешь даже потрогать, — бормочу хмуро в ответ. — Вон сейчас сколько вас сисястых и жопастых рядом, а реакция ноль. Боюсь, что не шучу: никогда раньше такого не было.

— Я потрогаю? — оживляется загадочным образом японка. — Проверю!

Не дожидаясь моего ответа, она переходит к действию.

— Это… бесстыдно! — возмущённо лепечет ей Светлана.

Чёрт, а прогнать её неудобно, да и некуда. Уже молчу, что она и в лучшие моменты меня нисколько не привлекала. Полный ноль.

А нынче её сексуальная привлекательность так и вовсе величина отрицательная.

Хотя вслух девчонке о таком не скажешь. Она вон, всем сердцем рядом, хотя и не было у нас ничего. Плачет и убивается даже сильнее, чем остальные вместе взятые.

— О. Надо китаянке Чонг позвонить, — задумчиво роняет Наджиб.

— Зачем это? — спрашиваю подозрительно. — Пользуешься тем, что я встать и по уху дать тебе не могу? Вот и издеваешься?

— Порадовать. — Абсолютно серьёзно отвечает подопечная.

Прочие замолчали и внимательно её слушают.

— Чем? — неимоверным усилием воли удерживаюсь от рвущихся вслед за вопросительным знаком нецензурных ругательств.

— Она последняя, кого ты успел употребить! — на голубом глазу поясняет Наджиб, нисколько мне не сочувствуя. — А известная часть тела последнего Ржевского — своего рода символ, по крайней мере в этом городе.

— И что? — беспардонная аль-Футаим загорается интересом сильнее.

— Ну, Сяо Ши — последняя, кто сможет про двадцать сантиметров другим компетентно рассказывать, — охотно поясняет менталистка. — Получается, наступил конец эпохи. Она видела закат.

— Пха-ха-ха-ха-ха! — Далия начинает жизнерадостно и заразительно хохотать, как будто подопечная сказала что-то хорошее.

— Вот ты… — осекаюсь, резко успокаиваясь.

— Эй, чего задумал? — от сестёр Барсуковых смена эмоций на моём лице не укрывается.

Вместо ответа просто разжимаю пальцы и выпускаю карабин.

Старый трюк. Девчонки будто по команде зачаровано следят за падающей вещью, как она тарахтит по полу.

Когда они поднимают глаза, два коротких ствола (пистолеты) уже в моих руках.

— Длинный ствол на короткий на короткой же дистанции всегда полагается менять с финтом, — цитирую одно наставление. — Мадина, пожалуйста, повтори, что ты сейчас сказала?

Разумеется, стрелять не буду. Но не молчать же, размазывая скупые мужские слёзы по лицу от бессилия.

В девчонок стрелять не буду, а самому, по большому счёту, жить уже незачем.

Вон, если родные люди так насмехаются, то как наедине с этим несовершенным миром оставаться? Без самого, как оказалось, главного.