Мои ночные рефлексии

И, если раньше моя толерантность на долгие годы приучила меня говорить «Да, ради Бога!» или — «Ну, и что?», как говорил Энди Уорхол: «Мама меня не любила — Ну, и что? Я преуспел, но до сих пор одинок — Ну, и что?» — кстати, о его одиночестве написано в прекрасной пронзительной книге: О.Лэнг. Одинокий город (русск. пер. 2019), то теперь ко многому толерантно относиться вряд ли получится. И на откровенное хамство (во всех его проявлениях!) гораздо правильнее отвечать полным неприятием (а порой и достойным отпором) и — обязательно — дистанцированием.

Тогда в далеком 1984 году на Дону на пикнике я не стала расспрашивать того преподавателя о его проницательности. Я знала, почему он увидел меня. Моя глубокая меланхолия никогда не позволяла мне быть безудержно веселой (как отрываются все всегда вокруг — и тогда тоже!).

В раннем детстве, проведя в Москве год в больнице в глубоком отчаянии и, практически, в одиночестве, испытав все ужасы больничной жизни, а потом в жизни — никогда не чувствуя себя в безопасности дома (См. мое эссе «Круг общения»), прочитав всю нашу до боли болезненно рефлексивную русскую художественную литературу, я давно осознала, что я просто не могу радоваться жизни, когда столько страдания вокруг от таких людей («Как тяжело ходить среди людей и притворяться непогибшим» — писал А.Блок). Но ведь так не должно быть!!!