Русская идея и американская мечта — единство и борьба противоположностей

Матвей Мещеряк, один из пяти атаманов, которые играли ключевую роль вместе с Ермаком при взятии Сибири, возглавил войско после смерти Ермака и сам погиб в 1588 г. Известно, что Матвей Мещеряк приехал из Мещерского края, расположенного в междуречье Оки и Клязьмы. Ещё в ранний древнерусский период мещёра (финно-угорское племя) была полностью ассимилирована заселившими этот край кривичами, предками русских. Но версия насчёт Матвея Мещеряка — это, конечно, просто легенда, хотя возможно, правдивая. Однако существенная роль Алексея Ивановича Мещерякова, а также других слободчиков в освоении Сибири и Восточного Урала незаслуженно нами, даже прямыми потомками, забыта.

Отец другого моего дедушки, Даниил Головин, был бригадир хитников из Белоярского. Хитник — это авантюрист, по общепринятому значению этого слова, но на Урале хитниками называли тех, кто искал минералы и добывал их без официальной лицензии. В 1830 г. крестьянин из Белоярской волости Максим Стефанович Кожевников, работающий вместе с товарищами по сбору смолы, нашёл изумруд и сообщил в Екатеринбург. 23 января 1831 Яков В. Коковин, командир Екатеринбургской Гранильной фабрики, вместе с работниками находит камни в местах, которые становятся первыми изумрудными копями на Урале и в России. Много новых камней было здесь найдено помимо изумрудов, в том числе впервые в мире были обнаружены александрит, гинзбургит и клинобехоит. Был найден гигантский изумруд, который сейчас хранится в Музее А. Е. Ферсмана в Москве. После первых активных 20 лет разработки, добычи прекрасных экземпляров камня прииски стали простаивать, и в 1862 г. они переданы в аренду в частные руки, однако и после смены нескольких хозяев прииски в основном простаивают. В 1891–1892 гг. местные крестьяне получили право на их разработку на 8 лет в связи с голодом, который охватил Россию. Государство оказывало различную помощь, в том числе выделяло ссуду в виде зерна, и, видимо, в каждой конкретной местности что-то ещё добавлялось. В 1899 г. прииски были проданы англо-французской компании. Однако академик А. Е. Ферсман говорит об уникальной ситуации до революции: что на Урале мастера, которые издавна славились камнерезным делом, не могут заполучить уральские камни, а вынуждены закупать плохого качества камни везде по миру, поскольку англо-французская компания ничего не продаёт в России — всё отправляет в Европу. Любая добыча в российской компании — государственная и почти вся уходит в Санкт-Петербург, оставшееся достаётся Екатеринбургской гранильной фабрике; а вот местным кустарям, ювелирам — ничего. И тут Ферсман пишет о лазейке, которая спасала любителей камней и ювелиров. Он пишет о районе Белоярского: «Часть камней сбывалась рабочими асбестовых копей, часть — продавалась у некоторых определенных лиц в Белоярском, но большую часть можно было купить только в самом лесу и через знающего ямщика; если удастся заслужить его доверие, можно легко попасть к тем центрам хитных работ, где продается камень. Этот путь покупки изумрудов хорошо был известен екатеринбургским ювелирам, часто навещавшим этот район и здесь в лесу скупавшим хороший камень». 1917-й был годом суперактивности для хитников, поскольку никаких владельцев не существовало. С 1920–1921 гг. начинается советский период в разработке приисков.

Еще расскажу и о семейной легенде: как-то прадед, выпив, решил спрятать добытые недавно изумруды и закопал в огороде — время, видимо, было уже тревожное, после революции, не ровен час, тебя ограбят или все добро экспроприируют. А наутро не смог вспомнить, где закопал (я думаю, точнее — не смог найти), перерыл весь огород. Очень он расстраивался, что подвёл товарищей, и семья была вся расстроена так, что до сих пор мой дядя, его внук, считает, что если плохие события происходят с его потомками — то это результат вот этой вины. Я, конечно, не следователь, но думаю, что видел кто-нибудь, что он что-то закапывает, тем более чужой народ постоянно здесь толкался, покупал камни, и откопали ночью. Легенда, может быть, и не очень прекрасная, однако я её привела, поскольку мы можем судить о морали, нравственности той эпохи, что-то можно сказать о моём простом предке, жившем ещё до революции. Исчезли изумруды — во-первых, он их не брал; во-вторых — не врал, мог бы сказать, что украли, тем более годы были лихие, и это мог быть вполне возможный вариант; в-третьих, очень переживал не за себя, а за других, что подвёл товарищей (была община, все старались не подводить соседей).

Однако хитническая деятельность прадеда имела и одно преимущество, возможно, решающее. Крестьянским хозяйством он занимался меньше, то есть было меньше голов скота, инвентаря, что была большая удача, поскольку они посчитались бедняцким хозяйством в 30-х. Кроме того, как бедняк, его сын, мой дедушка, пошёл учиться в «Школу красных директоров» в начале 1930-х, а уже после этого работал только на руководящих работах — и на строящемся Уралмашзаводе, и директором нескольких мелких заводов — электролампового, кирпичного, заместителем директора крупного мельзавода, в войну занимался поставками фронту из Средней Азии. А в 1948 г. сел вместе с 100 000 других хозяйственников на 4 года. Жили они просто, без роскоши, была своя корова, на которой настояла мама моей бабушки и которая очень пригодилась во время войны.

Мои родственники участвовали в Великой Отечественной. Погиб брат бабушки, Пётр, а другой брат, Василий, в июне 1941 г. окончил геологический факультет и сразу ушёл на фронт, дважды был тяжело ранен, вернулся после войны и работал начальником и старшим геологом геолого-поисковых партий на рудное золото в Свердловской области. Горный институт заканчивал мой папа и двое из троих моих дядей; конечно же, Урал — как здесь быть без тяги к камням?!. Мамин брат закончил Свердловский горный институт с отличием ещё в 30-х, и когда началась война в 1941 году, его направили на строительство бункера для И. Сталина в Куйбышеве, на случай если правительство должно было переехать. А третьего дядю, видимо, потянуло на родину далёких предков — Мещёру, поскольку работал он в Рязани, а на пенсии живёт в сельской местности около Рязани.

Я немного расскажу и о моей семье в моем детстве. Бабушка жила с нами и занималась моим воспитанием 24 часа в сутки, как тогда было принято у бабушек. Я могу сказать, что это была полная самоотдача. Бабушка была очень доброй, заботливой, не очень разговорчивой, вызывающей большое уважение, сама любила читать и меня приучила к этому, а еще я помню, мы смотрели с ней телевизор, особенно чемпионаты по фигурному катанию и хоккею — наверное, их тогда смотрела вся страна. Бабушка была человеком интеллигентным, и не барыней, а большой труженицей, а ещё она знала очень много пословиц и поговорок (папа, я помню, даже пытался их записывать). Домашним хозяйством она моим родителям заниматься не давала — всё сама. Бабушка готовила хорошо, любила печь тортики по праздникам; вкусно готовила и моя вторая бабушка, а какие русские пироги она пекла — и с рыбой, и с урюком и клюквой, и с маком — и приглашала свою очень дружную родню, они любили попеть народные песни и романсы.

Кстати, о песне. Наши бабушки, дедушки пели много; родители тоже иногда, мы пели бардовские песни под гитару. Сейчас мне кажется, эта разнообразная песенная культура стала уходить у молодого поколения и заменяться международным роком. Рок — это не наше, это уход от русских песенных традиций. Песня была нашей культурой. Песенное творчество у нас очень разнообразное — это и опера, русская народная песня, романсы (русские, цыганские), бардовская песня, шансон, лирическая, городской романс, это и более современные течения лирической песни, рока и других.

Песня — это некое ядро, где «органически соединились ценнейшие достижения русской культуры» — «русское искусство слова, воплотившееся в нашей классической литературе, искусство русской классической музыки и русский театр». «Наша песня — это триединство слова, музыки и певца». В европейских культурах — так у немцев на войне были только марши, не было лирических военных песен. У итальянцев красивое пение, но нет ни единого знаменитого поэта, написавшего песню (об этом писал и современный российский философ, писатель Кожинов).

Песня на Руси будет жить, поскольку есть неравнодушные люди. Познакомилась я недавно с Валерией Дьяченко, руководителем детского народного хора в Норильске. К ней дети приходят в 6 лет, а выпускаются в 16. Берёт всех детей, которые могут петь. В этом году будут трудные дети из детдома. Кроме того, что хор выигрывает российские и международные конкурсы, основное, чему уделяет внимание Валерия, — это воспитание детей как раз в этих старых, народных традициях. Дети остаются детьми, и некогда им заниматься соблазнами жизни — играми онлайн, какими-то глупостями, ведь у них такое интересное дело. Валерия подключила меня к группе «Православные Норильска», и я как бы почувствовала принадлежность к этому городу — кроме церковных праздников и дат, обсуждаются проблемы людей — кому нужна какая-то поддержка, в основном духовная, а вот конкретной занимаются другие структуры. Надеюсь, такие группы есть не только в Норильске.

Мой папа, Валерий Степанович Головин, очень любил спорт. Каждый вечер летом бежал на теннисные корты, потом он даже стал председателем теннисной секции, где у него была замечательная компания друзей-теннисистов. Из наиболее его постоянных партнёров был режиссёр-документалист Свердловской киностудии Лев Леонидович Ефимов и представитель Уралмаша в совместном предприятии Уралмаш-Шкода, который долго жил в Чехии, P. C. Калимуллин (их звали три кита). Калимуллин играл в Чехии в теннис с Марией Шараповой до того, как она стала известной спортсменкой, и папа к нему тоже приезжал, о чём он пишет в своих воспоминаниях. Ещё одним партнёром был милейший к.т.н. Ю. А. Муйземнек, бывший папин начальник и бывший председатель теннисной секции. Меня папа тоже вовлекал в теннис, но хорошего игрока из меня не получилось. Льву Леонидовичи Ефимову 90 лет исполнилось в 2021 году, и он продолжает играть в теннис и пишет книгу, уже четвёртую, и две на очереди. Довелось ему встречаться с очень разными, интересными людьми, и предки у него тоже были интересные и оставили свои письма, дневники в сундуке для будущих поколений. Вот он и расшифровывает их письма сейчас, наконец-то дошла до них очередь в его очень интересной жизни. Рассказывает, уже когда-то относительно недавно привёз он профессиональную камеру для себя — он же режиссёр и вылетал в Россию из Зальцбурга. В аэропорту камеру отказались пропускать, поскольку она — санкционная для России. Однако хорошо, когда много друзей по всему свету. Позвонил он Борису Рубашкину, известному оперному певцу и исполнителю русских песен, проживающему в Зальцбурге, тот приехал в аэропорт, и вопрос был решён. Алексей Балабанов, режиссёр «Брата», был помощником у Льва Леонидовича, когда начинал свою карьеру.

Папины теннисные друзья издали книгу о теннисе на Уралмаше, где в том числе говорится много о папе. А зимой папа (иногда со мной) ездил кататься на горных лыжах в Чимган вместе со своим близким другом Михаилом Львовичем Катин-Ярцевым, который жил в Ташкенте и происходил из известной семьи. Его отец работал вместе с Николаем Вавиловым, который послал его в Омск, когда начались репрессии в 30-х; а дед папиного друга был врачом знаменитой полярной экспедиции, сторонником Плеханова, удалял гланды царским детям и был даже личным врачом В. И. Ульянова-Ленина.