Лицо войны. Военная хроника 1936–1988
- Автор: Марта Геллхорн
- Жанр: Публицистика / Исторические приключения / Военная проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Лицо войны. Военная хроника 1936–1988"
Царство террора
Июль 1983 года
Вьетнамскую катастрофу президент Рейган однажды описал словами «это благородное дело». Гвардейцев Сомосы, снова убивающих в Никарагуа своих соотечественников, теперь под эгидой ЦРУ, он назвал «борцами за свободу». Теперь он красноречиво рассуждает о необходимости «защиты свободы» в Сальвадоре, на что требуются дополнительные сотни миллионов долларов. Свободу Сальвадора собираются сохранять по схеме, испытанной во Вьетнаме. Щедрая военная помощь, подготовка солдат, земельная реформа, выборы и, наконец, «умиротворение». Слова «земельная реформа» и «выборы» должны очаровать американцев, но в самом Сальвадоре к подобным мерам относятся с презрением, считая их мошенничеством.
И снова американским политикам кажется, что они лучше представляют, что необходимо другому народу (сообразно национальным интересам США), при этом ничего не зная об этом народе, его истории, культуре, повседневной жизни и отчаянной нужде. Но не все американцы страдают от потери памяти или чего похуже. Американской общественности потребовалось десять лет, чтобы остановить войну во Вьетнаме; на этот раз все идет быстрее. Тем временем Рейган повышает градус своей ярой и лживой риторики, нагнетает тревогу, пока правительство Сальвадора получает оружие и деньги, а «зеленых беретов» перебрасывают в соседний Гондурас. Один молодой сальвадорский юрист сказал:
– Рейган только продлевает агонию [режима], но мы победим.
Да, но агония ужасна, и продлевать ее – позор для американцев.
Сальвадор слегка напоминает Уэльс, но по площади чуть больше и еще красивее, тут очень много гор. Страна похожа на сад, здесь благодатный климат, плодородная почва, озера, реки и невероятно прекрасные деревья. Сальвадор – сельскохозяйственная страна, где уделом большинства из пяти миллионов жителей остается нищета. Последние 162 года государством управляет олигархия богатых землевладельцев, руководствуясь лишь собственными интересами и опираясь на преданных военных. Последние статистические данные, собранные в 1971 году, показывают, как это работает. 8 % граждан из высшего слоя общества получили 50 % национального дохода. Двадцать тысяч крупных фермерских хозяйств занимали 75 %, остальную территорию делили между собой 330 000 мелких ферм. 65 % сельского населения к тому времени уже стали безземельными сезонными рабочими.
Мирного способа изменить такое положение дел, когда из-за жадности богатство и возможности сконцентрированы в руках меньшинства, не было. На фиктивных выборах урны для голосования неизменно нашпиговывали так, как было выгодно правящей касте, а военные покрывали этот обман. Законопослушные марши протеста по милости полиции заканчивались резней. Забастовки разгоняла армия, участников расстреливали и сажали в тюрьмы. У большинства жителей Сальвадора было лишь две опции: жить без какой-либо надежды или восстать. Страдания, а не «коммунистическое вмешательство» привели к гражданской войне. Настоящими ее зачинщиками стали сменявшие друг друга жестокие сальвадорские правительства.
К настоящему моменту в стране не осталось даже намека на правопорядок. Царствует террор. Народу не у кого искать защиты, кроме католической церкви, которая платит жизнями священников за ту поддержку, моральную и гуманитарную, которую оказывает людям. Врачей, медсестер, студентов-медиков убивают за то, что они помогают бедным. Царство террора угрожает всем и каждому, кроме тех, кто его использует и процветает за его счет. В Сальвадоре нет надобности говорить «здесь страшно». Это ощущение разлито в воздухе.
В Сайгоне я сомневалась, что американцы из посольства и офицеры штабов выезжали хоть куда-нибудь, чтобы взглянуть на настоящую жизнь вьетнамцев, чью свободу они «защищали» точно так же, как теперь в Сальвадоре. Почему эти привилегированные американцы не посетили лачуги беженцев и больницы, полные женщин и детей, раненных американским оружием, приюты, в которых находили убежище голодающие старики, обезумевшие жертвы бомбежек, брошенные новорожденные? Те же сомнения и вопросы посетили меня в Сан-Сальвадоре. В нескольких кварталах от серой бетонной крепости американского посольства, в тенистом дворе епархиального управления, стоит домик зеленого цвета, где располагается офис Комиссии Сальвадора по правам человека. Подходящее место, чтобы составить представление о том, что означает «защита свободы» для простых сальвадорцев.
Можно выбрать несколько из сотен записей свидетельских показаний о совершенных зверствах и прочесть их. Можно изучить альбомы с фотографиями убитых. А еще можно послушать рассказы маленьких крепких смуглых женщин, очень обаятельных, в чистых платьях из выцветшего хлопка, с забранными назад черными волосами. Эти женщины – родственницы жертв, они приходят сюда, несмотря на опасность, чтобы дать показания, спросить совета, получить еженедельную порцию муки´, просто поговорить. За время короткого визита в Сальвадор меня поразило, как доверяли мне те, у кого столько причин бояться.
Например: я остановила тощую женщину, которая несла на голове пластиковый пакет с мукой. Для семьи? Семьи у нее не осталось, кроме матери и трех племянников – детей братьев. Ей сорок семь, и два года назад у нее были три брата и единственный ребенок (редкость для Сальвадора), беременная девушка двадцати пяти лет. Один за другим они исчезли. Она отвела меня за домик, чтобы показать, что с ней сотворили лишь за то, что она осмелилась спросить полицию о старшем брате, а потом о дочери. Ее левая грудь была разрезана до соска, на плече и голове – следы от глубоких колотых ран.
– Они все изнасиловали меня. Потом засунули в меня фонарик. У меня внутри все повреждено. Я плохо хожу. – Так ей отплатили за вопросы о брате. Она быстро подняла платье, чтобы показать длинный разрез прямо вдоль живота и другие шрамы. – Они думали, что мне конец, бросили меня умирать. – А это случилось, когда она попыталась узнать о своей дочери. Женщина не проявила ни единого намека на жалость к себе, но вдруг со слезами на глазах сказала: – Представьте, ей было двадцать пять, беременная.
Когда исчез второй брат, их мать, не в силах молча смириться с потерей, вернулась с младшим сыном в деревню. Через несколько дней мать нашла обезглавленное тело своего последнего сына в семи километрах от деревни.
Наша встреча была случайной; обычная женщина, ничем не отличавшаяся от других, пришедших за мукой.
По сравнению с другими войнами эта пока небольшая: периодические атаки с относительно малыми потерями для обеих сторон. Партизаны уничтожают мосты, плотины, опоры электропередач, фабрики, посевы – они целятся в богатство правящей касты. Настоящую войну против беззащитного населения ведут правительственные силы безопасности. И хотя у сил безопасности есть американские самолеты, вертолеты, бомбы, минометы, пулеметы, прекрасные винтовки и неограниченное количество боеприпасов, они не слишком успешно борются против партизан, но зато омерзительно успешно – с мирными гражданами; по подсчетам церкви, с 1979 года погибло 35–45 тысяч безоружных гражданских лиц.
Национальная полиция, таможенная полиция, национальная гвардия и армия – все эти силы безопасности спускают с цепи на простых граждан. Общая численность всех этих сил – приблизительно 12 000 человек, может, больше. Им помогает зловещая организация под названием ORDEN[143], куда входят примерно 100 000 человек – жестокие убийцы из числа крестьян, которым платят за доносы, шпионаж, провоцирование репрессий и убийства. «Они носят сомбреро и убивают мачете». Почему они предают своих же соседей? Их награждают землей и деньгами, дают распоряжаться отобранным у жертв и, что важнее всего, их не трогают силовики. Также в Сальвадоре действуют неофициальные эскадроны смерти, люди в штатском на машинах, которые рыскают по ночам, по сути – банды убийц. И, наконец, есть CAIN[144] – обученные мастера пыточных дел, которые работают в штаб-квартире Национальной полиции. Все они поддерживают царство террора, и никого из них не наказали за нарушения прав человека.
Партизан никто не обвиняет в применении пыток, они также не убивают мирных жителей в городах, которые они ненадолго берут под контроль, или в сельской местности. Партизаны гуманно обращаются с пленными солдатами-срочниками – что мудро – и отпускают их на свободу. Согласно данным Комиссии по правам человека, партизаны ведут себя образцово. Во Вьетнаме тоже было понятно, кто на самом деле завоевал сердца и умы людей. Сальвадорские партизаны – пестрый конгломерат из десятка или больше групп[145], в которые входят люди из самых разных профессий и слоев общества (школьники, торговцы, крестьяне), крайне разнообразная коллекция аббревиатур. Только одна из них расшифровывается как «Коммунистическая партия Сальвадора». Партизаны, церковь и небольшие гуманитарные организации, находящиеся под угрозой исчезновения, требуют диалога, справедливого политического решения, которое положит конец гражданской войне. Правительство Сальвадора, представляющее интересы пяти правых партий и придерживающееся позиций Белого дома по поводу «подрывной деятельности коммунистов», от диалога отказывается.
Молодые парни и девушки из Комиссии по правам человека – замечательные ребята, добрые, умные и героические. Они рискуют жизнью, чтобы зафиксировать, как именно работает террор, «для народа Сальвадора и демократических правительств всего мира». Данные о терроре собирать трудно: дача свидетельских показаний о нарушении прав человека – «подсчет тел» по-сальвадорски – считается подрывной деятельностью. Но информация все же доходит до зеленого домика и до церкви, видимо, благодаря народному сарафанному радио. Ниже я использую статистику Комиссии по правам человека, хотя она вполне может быть неполной.
Террор начинается так: в городе, в любой час дня и ночи, где угодно – дома, на работе, на автобусной остановке – сальвадорца могут схватить вооруженные люди, в форме или в штатском, скрутить, завязать глаза, посадить в машину и отвезти в участок. Причина ареста – подозрение в «подрывной деятельности». Четкого определения у подрывной деятельности нет. На практике «подрывником» считается любой, кто не на сто процентов одобряет правящий режим. После ареста, по классификации Комиссии по правам человека, жертвы делятся на три категории в соответствии с их судьбой: исчезнувшие, захваченные или убитые.
«Исчезнувшие» – нечто прямиком из Кафки. На глазах свидетелей – семьи, друзей, прохожих – человека уводят вооруженные представители сил безопасности. Семья, как обычно, в отчаянии ищет его или ее в нескольких полицейских участках. А силы безопасности просто отрицают, что когда-либо задерживали этого человека. Он или она исчезли, превратились в призраков, их больше никогда не найдут. Логическое объяснение звучит жутко: «исчезнувших» пытают до смерти, а дальше силовики заботятся о том, чтобы спрятать тела. Обычно они действуют не так аккуратно – как правило, бросают трупы где попало: на улицах трущоб, на дорогах, на мусорных свалках. Возможно, исчезают самые важные жертвы, расправу над которыми хотят скрыть.