Повторение истории

Глава 1

Я видела это раньше,

И увижу это снова.

Да, я уже видела это раньше —

Это всего лишь очередное повторение истории.

(«History Repeating», «Propellerheads»)

Она была не первой и не последней женщиной, за время существования рода человеческого, попавшей в такую ситуацию. Многие ведьмы до неё пускались в этот рискованный поход, и, как ни странно, никто и никогда не извлекал уроков из их опыта. По крайней мере, Гермиона не извлекла. Увы.

Случившееся было ошибкой, огромной ошибкой: Гермиона Грейнджер всегда трезво смотрела на жизнь и с самого начала не пыталась себя обмануть или оправдать. Этот мужчина был женат, и к тому же Гермиона работала на него. Её наняли, чтобы она помогла ему стать новым министром, вела его кампанию и для решения ещё миллиона его проблем, но никак не для того, чтобы завести с ним интрижку. Она до сих пор не понимала, как, ради всех святых, ей, правильной Гермионе Грейнджер, удалось проигнорировать свои собственные жизненные принципы? И ради чего? Ради суетливого перепиха в рабочем кабинете? Быстрого минета в лифте? Она даже не могла сказать, что спала с ним. Потому что, действительно, за время их связи ни разу не оказалась с этим мужчиной в одной постели. Ни. Одного. Грёбаного. Раза. Ведь Кингсли Шеклболт каждую ночь спал дома... вместе со своей женой.

Гермиона точно знала, что делает. В какую грязную яму сама себя загоняет. Потому что не была ни наивной, ни невинной и уж точно никогда не была дурочкой. Когда она лежала в своей постели одинокими ночами, вся эта ситуация казалась ей понятной, всё можно было разложить по полочкам: вот сюда чёрное, а сюда белое, здесь — правильно, а вот тут — нет. Глядя со стороны, она прекрасно понимала насколько неестественна и унизительна для неё была их маленькая интрижка и каждую ночь давала себе торжественное обещание завтра же всё прекратить.

И всё же... После трёх месяцев этих самых обещаний, вот она — снова распята на рабочем столе и насажена на его член.

Все началось после того, как Кингсли потерпел фиаско в своих первых дебатах.

Благодаря роковому стечению обстоятельств они оказались в лифте одни, причём оба были в ярости, и кровь просто вскипала от высокого уровня адреналина. Гермиона даже сейчас, по прошествии некоторого времени, не могла себе объяснить, как и почему это произошло. Она глазом моргнуть не успела, как оказалась впечатана в стену лифта, а губы Кингсли накрыли её рот. Возможно, он просто не смог придумать другого способа, чтобы заткнуть ее, потому что Гермиона всё ещё продолжала нервно и бессвязно возмущаться. Справедливости ради надо сказать, что Кингсли пытался сделать шаг назад после этого первого неожиданного поцелуя, но... она сама не отпустила его. Она хотела продолжения. Уже долгое время она желала попробовать эти крупные губы, почувствовать его поцелуи на себе. Поэтому, когда Кингсли нажал кнопку и остановил лифт, Гермиона не могла сдержать предвкушающего стона.

Она. Хотела. Его. На самом деле хотела.

Кингсли не стал заморачиваться на счёт прелюдии, и её это вполне устроило. Вместо этого он грубо задрал юбку, одновременно целуя и покусывая соски сквозь тонкий шёлк блузки. Гермиона ахнула, и вцепилась в его мантию, чтобы удержаться на ногах. Отодвинув трусики в сторону, он резко толкнулся пальцем в горячее влагалище, заставив её от неожиданности взвизгнуть. Опасаясь, что громкие звуки привлекут к ним ненужное внимание, Кингсли тут же зажал ей рот ладонью и рыкнул на ухо:

— Заткнись.

Гермиона кивнула в знак того, что поняла, и он опустил руку к блузке, с силой дёргая шёлковую материю и позволяя пуговицам разлететься во все стороны. Грубые, но умелые ладони начали сжимать грудь, а сильные пальцы потирали и подкручивали соски, заставляя её ахать и выгибаться, вжимаясь в него всем телом и умоляя не останавливаться.

Разгорячённая и задыхающаяся, Гермиона обвила руками мощную шею и ещё сильней прижала его голову к своей груди, на что он ответил благодарным хриплым ворчанием. Поощрённый, он с ещё большим пылом стал прикусывать раскрасневшиеся соски, посасывая их и обводя языком, и тут же протолкнул во влагалище ещё один палец, а большим стал потирать клитор резкими, энергичными поглаживаниями. Гермиона почувствовала, как по ноге скатывается капелька влаги, и в голове у неё ещё успела мелькнуть светлая мысль, что всё это стыдно и не ловко, но... Сейчас её ничто не волновало, кроме этого сильного мужчины рядом. Она была до такой степени заведена, что не могла остановиться и насаживалась на его пальцы всё быстрей и быстрей...

Она уже почти кончила, когда Кингсли внезапно отстранился и убрал руку. Дрожащая от безумного желания, словно в лихорадке, и оглушённая наступившей пустотой, Гермиона нервно покусывала губу и наблюдала за ним, пока он неторопливо облизывал блестящие от смазки пальцы. В его глазах вспыхивали озорные янтарные крапинки, и она поняла, что Кингсли дразнит её! Ублюдок! Слава богу, его терпения тоже ненадолго хватило! Молниеносно расстегнув ширинку и снова прижавшись, он подхватил её за ягодицы, приподнял и вошёл в неё быстро и мощно.

Он трахал её молча, впечатывая в деревянную стену лифта. Пальцы продолжали сжимать её ягодицы, наверняка оставляя синяки, но Гермионе, честно говоря, было всё равно. Она давно страстно желала этой силы, даже грубости, и сейчас он был именно таким, каким и представлялся ей. Когда его губы снова начали ласкать грудь, а кончик языка затанцевал вокруг соска, ритмично постукивая по нему, Гермиона не смогла сдержать громкий вопль.

— Я сказал — заткнись, — проворчал Кингсли, уткнувшись ей в шею, и ускорился, наказывая неумолимо жёсткими толчками члена. Чтобы не завопить снова, она впилась зубами ему в плечо и больше уже ничего не могла делать, безвольно повиснув на нём.

Эти грубые, мощные толчки, пронзающие, казалось, насквозь, сводили её с ума. Тело, минуту назад отказывавшееся шевелиться, снова билось в агонии между твёрдой стеной лифта и не менее твёрдой грудью Кингсли. Вскоре Гермиона почувствовала, что мышцы его каменеют от напряжения, а толчки становятся всё более напористыми и резкими. И тут она перестала ощущать вообще что-либо, потому что большим пальцем он проник в её анус и стал ритмично надавливать, отчего Гермиона охнула, тело её напряглось ещё больше, спина выгнулась, а пальцы вцепились в его плечи... И тут оргазм накрыл её горячей оглушающей волной.

Кингсли кончил почти одновременно с ней, а затем глухо заворчал, уткнувшись ей в грудь, и навалился тяжёлым расслабленным телом. Придя в себя, он отстранился, осторожно прислонил её к стене лифта и застегнул брюки, снова превратившись в солидного и порядочного кандидата в министры. Гермиона же, еле удерживаясь на подгибающихся ногах, в разодранной блузке, со следами засосов на груди, сознавала, что выглядит донельзя распутно и непотребно.

Потребовалось немало совместных усилий, чтобы придать ей пристойный и респектабельный вид, прежде чем они вышли из лифта. Но им это удалось. До конца рабочего дня они не перекинулись больше ни словом, и Гермиона отправилась домой немного расстроенная. Ночью, сидя за барной стойкой на кухне и потягивая "Эрл Грей", она пришла к выводу, что во всём был виноват стресс и высокий уровень адреналина, а значит, сегодняшнее нечаянное приключение больше не повторится. Правда, в эту удобную теорию никак не вписывался тот факт, что она по-прежнему хотела этого мужчину, но Гермиона решила проигнорировать такую мелочь. Увы, когда три дня спустя, в абсолютно рядовую спокойную среду Кингсли обнаружил её в архиве и без предисловий овладел ею сзади, прижав к стеллажам старой картотеки, сразу стало понятно, что стресс тут совершенно не при чём.

После этого их встречи превратились в полноценный служебный роман, но даже тогда, она всё ещё глупо надеялась, что в любой момент может всё прекратить, ничем себе не навредив.

О, как жестоко она тогда ошибалась…

Гермиона внимательно смотрела на человека, который возвышался над ней. Глаза его были закрыты, а на лбу поблёскивали бусины пота. Обхватив бедра, он без устали вколачивался в неё. Его толчки, как всегда мощные и требовательные, мешали Гермионе сосредоточиться, но она упорно пыталась перебороть инстинкты. Она сумела обуздать своё желание очередной раз поддаться моменту и расслабиться и теперь была вознаграждена феерическим видом того, как Кингсли кончает. С гортанным стоном он закинул голову назад и громко вскрикнул. Сотрясающая его дрожь вызвала трепет в самом центре её естества, но, пересиливая себя, она упрямо продолжала наблюдать за ним. Она хотела увидеть, как рассыпается в прах его равнодушная маска, как трясутся от посторгазменной слабости его руки, а линия губ теряет свой жёсткий рисунок и становится мягче. Ей необходимо было знать, что, по крайней мере на этот краткий миг их близости ничто и никто не имел для него большего значения чем она. Министерство, карьера, жена, мнение прессы — всё это должно было кануть в небытие, оставив для него самое главное: лежащую под ним Гермиону Грейнджер.

Момент на самом деле был великолепен. Он был великолепен: его прикрытые глаза с отяжелевшими веками, расстегнутый ворот белой рубашки, блестящая от пота кожа... Вот каким она хотела его запомнить.

Увы, Кингсли пришел в себя слишком рано, и, очнувшись, встретился с ней глазами. Сначала он нахмурился, обнаружив, что Гермиона не кончила, и непонимающе смотрел, видимо, что-то решая для себя. Он даже открыл рот, и Гермиона подумала, что вот сейчас он всё-таки скажет ей хоть что-нибудь. Но нет. В следующую секунду он отпрянул от неё, заправил член в брюки, развернулся и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Мерзавец!

Долго-долго смотрела она на закрытую дверь. Глаза жгло и пощипывало, но плакать она не собиралась. Не здесь, не сейчас и не о нём. Всё закончилось именно так, как она и предполагала. Сегодня был последний раз, когда она позволила Кингсли трахнуть её. Последний раз, когда он кончил с ней и в неё.

Завтра он станет их новым министром и войдёт в светлое волшебное будущее, держа под руку свою жену. А Гермиона с завтрашнего дня начнёт долгий и мучительный процесс избавления от него. Она уже дала себе слово никогда не влюбляться в женатого мужчину снова.

Никогда.

Хотя, история, говорят, имеет свойство повторяться...