О любви, которой не было

А задремав под утро, она опять почувствовала этот запах: полынь, кожаные обложки старых книг, чернила.

На завтрак она спустилась, не представляя, чего ожидать. Северус вел себя так, словно ничего не было, и она решила, что на самом деле он не расслышал. Мог же не расслышать? Запросто! Не понял и переспрашивать, слава Мерлину, не спешил.

Дни снова потекли своим чередом, они снова встречались, чтобы выпить немного вина или проверить вместе работы учеников, ходили в Запретный лес и в ночные рейды по Хогвартсу, ища нарушителей дисциплины. И Северус ни разу не вспомнил тот случай, а она иногда украдкой смотрела на него и думала, а что если бы они попробовали? Не сидели, как раки-отшельники в своих панцирях, а попробовали сделать шаг друг к другу? И на языке вертелся вопрос: «А чем для тебя пахнет Амортенция, Северус?» Но она, конечно, не спросила.

А потом стало не до прогулок и посиделок за бокальчиком вина. Информации у учителей было больше, чем у учеников, но Чарити не покидало ощущение, что и им всего не говорят. Хогвартс стал наполняться слухами. И, как закручивалась спираль над зельем, так же неумолимо стала закручиваться спираль событий. Северус сказал Чарити, почти вскользь, когда они вместе бежали, опаздывая на планерку: «Если у тебя есть дела где-нибудь на другом краю света — уезжай», но она только фыркнула в ответ. Зло было рядом, зло разливалось в воздухе, расползалось по коридорам. Она чувствовала это. Северус за последний год постарел, кажется, лет на десять и стал еще язвительнее и непримиримее, и Чарити было невыносимо думать о том, что она ничем не может помочь ему. Ей тоже хотелось быть полезной, но что она могла сделать? Пойти в авроры? Она была не очень сильна в боевой магии, пыталась тренироваться, только выходило из рук вон плохо, и тогда она стала писать: статью за статьей, в стол, пока в Хогвартсе правила Амбридж, а потом для газеты, когда сменился Министр, и Дамблдор вернулся в Хогвартс. Как они надеялись, что теперь все станет как прежде! Да только зря.

— Будь осторожна, — сказал Северус в последнюю их встречу. Они сидели около озера, смотрели на водяную гладь. — Уезжай, хотя бы на лето.

— Я не могу, да мне и некуда. И как я могу уехать, если здесь сейчас такое происходит? Ты же знаешь больше, чем говоришь, Северус?

— Это не имеет значения, — отчеканил он. — Можно тебя попросить… — его голос изменился.

— Да? — она повернулась к нему, готовая сделать все, ну или почти все, что он попросит.

— Попробуй, хотя это будет очень трудно, но хоть попробуй верить мне, что бы ни происходило, — сказал он и со всей силы швырнул камень в озеро.

От его тона, от того, какая мука исказила его черты, ей стало холодно. Она плотнее закуталась в шаль.

— Хорошо, я буду верить тебе, я буду верить тебе, что бы ни случилось. До последнего, — твердо пообещала она.

И сдержала свое обещание…