Carpe diem!

Контрабанда мечты

- Да тут овраг за домом!

Овраг действительно был. Глубокий сырой овраг, сплошь поросший крапивой. Через него перекинуты ненадежные мостки. Над ручейком склонились в вечной печали ивы.

- Комаров тьма, небось, - ворчит Глеб, недовольно качает головой.

Но дом уже шепчет: я ваш, ваш, и больше ничей. Все мои комнаты, все подгнившие доски пола, все сиреневые и желтые стеклышки в окнах на втором этаже, в тех, что выходят на балкон.

Дом пахнет старым деревом и слежавшейся темнотой, мышами, плесенью, полынью и временем. И я киваю старику, любезно улыбаюсь. Согласны, да, где бумаги? Вот, пожалуйста – на листе расцветает замысловатая закорючка-подпись. Глеб снова бубнит себе что-то под нос. Слишком дорогой для старой развалюхи? Слишком большой для двоих безумцев? Как много этих «слишком», как они незначительны…

- С этим домом проблем не оберешься, - я слышу позади его голос. – Дрова колоть, печь топить, вот ты умеешь колоть дрова, а?..

- Умею. И печь истоплю.

Он подходит и кладет ладонь мне на плечо. Так тихо и обреченно, смиренно. Дом ведь и его околдовал, его – моего ворчуна. Это совершенно немыслимо – уйти, едва познакомившись, только узнав полутемные комнаты, где так хорошо думается, может, потому что окна – на запад? Я обнимаю Глеба, и мы стоим молча, а где-то вдалеке тарахтит мотор дряхлого пикапа.

А небо здесь – цвета старого золота.

Потом мы идем в дом – открывать шампанское, сидеть на вытертом ковре в окружении коробок и чемоданов, есть шоколадные конфеты, разбираться в хитросплетениях проводов и мышиных нор. Слушать, как что-то скребется на чердаке, смеяться, шутить, разбить пару тарелок – на счастье, конечно!

Свет гаснет, когда я, вооруженная веником, смахиваю с люстры паутину и пыль вместе с какими-то жуками. В темноте слышу, как Глеб ищет фонарик, обо что-то спотыкается и, кажется, падает.

- Чертовы пробки!..

- А может, домовой?

Он смеется из бархатной пыльной – будто театральной - темноты. Словно сам дом отвечает мне. А может?..

Что-то падает, я слышу невнятные ругательства. И вдруг люстра надо мной вспыхивает льдисто-серебряными искорками. Всего на миг. Будто принимая меня, подмигивает, одобряет и ободряет.

- А я, знаешь... - Глеб стоит на пороге комнаты, растрепанный и улыбчивый. - Пишущую машинку нашел.